Она открыла рот под его напором, прижавшись к нему, её руки обвились вокруг его шеи. Он был на вкус, как огонь, как пряность. Он провел руками вниз по её бокам, на бедра и более решительно привлёк её ближе. Он издал низкий горловой звук мучительного желания. Этот момент для них длился вечность. Будто время остановилось. Его руки повторяли формы её лопаток, изгибы её тела ниже грудной клетки, а пальцы огибали бедра. Он поднял её на руки напротив него, как если бы они могли соединиться в одно целое, когда слова сорвались с его уст: отчаянные, торопливые, — Эмма… ты мне нужна. Я всегда, всегда думаю о тебе, и хотел, чтобы ты была со мной на том проклятом чердаке, когда я повернулся, и ты была там. Ты будто услышала меня, и была, как всегда, рядом, когда я нуждаюсь в тебе…. Молния снова разрезала небо, освещая мир: Эмма могла видеть её руки на подоле рубашки Джулиана. О чём, чёрт возьми, она думала? Она планировала раздеть их обоих на крыльце Института? Реальность вновь заявила о себе, она оттолкнулась, её сердце бешено стучало в её груди. — Эм? — он ошеломленно смотрел на неё, глаза сонные и затуманенные от желания. Это заставило её тяжело сглотнуть. Но его слова прозвучали эхом в голове у Эммы: он хотел её, и она пришла, как будто она слышала его зов. Она почувствовала, чего он хочет, и не смогла себя остановить. Все эти недели она уверяла себя, что связь парабатаев слабеет, и теперь он сказал ей, что они практически читают мысли друг друга. — Марк, — произнесла она. Только одно слово, но оно было самым жёстким напоминанием об их положении. Сонливость покинула его взгляд, а лицо побелело от ужаса. Он поднял руку, как будто хотел что-то сказать, объяснить, извиниться — и небо, казалось, разорвалось пополам. Они оба повернулись, чтобы посмотреть, как над ними разверзлись облака. Тень выросла в воздухе, темнея по мере приближения. Это была большая и закованная в доспехи фигура человека, сидящая без седла на тигровом чёрно-сером, как грозовые тучи над головой, коне с красными глазами. Джулиан переместился, чтобы закрыть Эмму собой, но она не сдвинулась с места. Она просто смотрела, как конь, поднимая копыта, с ржанием остановился у подножия лестницы Института. Мужчина посмотрел на них. Его глаза, как у Марка, были двух разных цветов — в его случае синий и черный. Его лицо было пугающе знакомо. Это был Гвин ап Надд, господин и предводитель Дикой охоты. И он не выглядел довольным. 7 Моря без берегов Прежде, чем Джулиан или Эмма смогли снова заговорить, входная дверь Института распахнулась настежь. На пороге появилась Диана, за спиной которой был Марк, все еще в тренировочной одежде. Диана в белом костюме выглядела такой же прекрасной и грозной, как и всегда. Огромная полосатая лошадь Гвина попятилась, когда Марк приблизился к самой верхней ступени. Увидев устремившихся к нему Эмму и Джулиана, Марк был более чем просто удивлен. Эмма чувствовала, как ее щеки полыхают румянцем, хотя, когда она посмотрела на Джулиана, он казался невозмутимым и спокойным, как всегда. Эмма и Джулиан присоединились к Марку, когда Диана оказалась на самой верхней ступени. Четверо Сумеречных охотников уставились на Лидера Дикой охоты внизу — глаза его лошади были кроваво красными, так же как и его доспехи: жесткая малиновая кожа была рассечена в нескольких местах когтями и оружием. — Из-за Холодного мира я не могу сказать тебе добро пожаловать. — Заговорила Диана. — Почему ты здесь, Гвин охотник? Причудливый взгляд Гвина скользил по Диане от макушки до пят; в нем не было ни ехидства, ни высокомерия, только лишь эльфийское восхищение красотой. — Прекрасная леди, — сказал он, — не думаю, что мы встречались ранее. Диана мгновенно смутилась. — Диана Рэйберн. Я наставница здесь. — Те, кто обучают, почитаемы в Земле под Холмом, — сказал Гвин. В руке он держал массивный шлем, украшенный рогами оленя. Его охотничий рог лежал поперек луки его седла. Эмма была поражена. Неужели Гвин решил приударить за Дианой? Она не знала точно, как фейри это делают. Она услышала, как Марк раздраженно вздохнул. — Гвин, — сказал он, — Искренне приветствую тебя. Сердце мое возрадовалось при виде тебя. Эмма не могла не полюбопытствовать, было ли хоть что-то из сказанного им правдой. Она знала, что Марк испытывал сложные чувства к Гвину. Он говорил о них иногда, положив голову на руку, во время бессонных ночей в ее комнате. Теперь она лучше представляла Дикую Охоту, восторги и ужасы той странной тропы, по которой Марка заставили идти, самому прокладывая путь среди звезд. — Хотел бы и я сказать то же, — ответил Гвин. — Я принес дурные вести из Неблагого двора. Киран, сердце твое… — Киран больше не сердце мое, — холодно прервал его Марк. Это было выражение фейри, «мое сердце», самое близкое, что они могли сказать вместо «подружка» или «дружок». — Киран охотник был признан виновным в убийстве Иарлата, — сказал Гвин. — Он предстал перед судом в Неблагом дворе, только суд не длился долго. Марк покраснел и весь напрягся. — И приговор? — Смерть, — сказал Гвин. — Он умрет во время восхода Луны, завтра ночью, если никто не помешает казни. Марк не двигался. Эмма не знала, следует ли ей сделать что-нибудь — придвинуться ближе к Марку, успокоить, положить руку на плечо? Она не могла понять выражение его лица — если это и было горе, то она не узнала его. Если же это был гнев, то такое проявление не был привычным. — Печальные новости, — сказал Марк, наконец. Джулиан подошел к своему брату, и Эмма почувствовала облегчение. — И это все?! — спросил Гвин. — Тебе больше нечего сказать? Марк покачал головой. Он выглядел хрупким, беспокойно подумала Эмма. Так, словно можешь увидеть его кости сквозь тонкую кожу. — Киран предал меня, — сказал он. — И теперь он никто для меня. Не в силах поверить тому, что только что услышал, Гвин пристально посмотрел на Марка. — Он любил тебя и потерял и он пытался тебя вернуть, — сказал он. — Он хотел, чтобы ты снова скакал в Охоте. И я желал того же. Ведь ты был одним из лучших. Это так ужасно? — Ты видел, что случилось. — В голосе Марка теперь звучала злоба, и Эмма не могла не вспомнить: искривленное дерево из быстро растущего семени, к которому она прижалась, когда Иарлат сек Джулиана, а затем ее, а Киран, Марк и Гвин смотрели на это. Боль и кровь, удары хлыста, словно огонь на коже, хотя ничто не могло сравниться с болью, которую она испытала, когда увидела, как высекают Джулиана. — Иарлат высек моих родных, друг мой. Из-за Кирана. Он высек Эмму и Джулиана. — И теперь, ради них ты бросил охоту, — сказал Гвин, его двухцветные глаза на мгновение посмотрели на Эмму, — и это твоя месть, коль пожелаешь. Но где же твое сострадание? — Что ты хочешь от моего брата? — требовательно спросил Джулиан, его рука все еще оставалась на плече Марка. — Хочешь, чтобы он повеселил тебя своим горем? За этим ты здесь? — Смертные, — сказал Гвин. — Думаете, вы так много знаете, и все же, вы знаете так мало. — Его огромная рука сжала шлем. — Я не хочу, чтобы ты горевал о Киране. Я хочу, чтобы ты спас его, Марк охотник. * * * Вдалеке был слышен раскат грома, но вокруг Института, была лишь тишина, кричащая тишина. Даже Диана оставалась безмолвной. В тишине, Эмма могла слышать шум из тренировочной комнаты, Ливви и остальных, их голоса и смех. Лицо Джулиана оставалось бесстрастным. Он размышлял, взвешивая все за и против. Его рука на плече Марка сжалась. Я хочу, чтобы ты спас его, Марк Охотник. В отличие от Джулиана, Эмма не смогла сдержать гнев. — Марк теперь не принадлежит Дикой охоте, — сказала она со злобой, — А потому, не зови его охотником, ибо он больше не один из них. — Он ведь Сумеречный охотник, разве нет? — спросил Гвин. Теперь, когда он озвучил свою странную просьбу, он казался более расслабленным. — Однажды охотник, в некотором смысле, охотник навсегда. — И теперь ты желаешь, чтобы я охотился за Кирана, — заговорил Марк странно, запинаясь, словно гнев мешал ему произносить слова. — Почему я, Гвин? Почему не ты? Почему не кто-нибудь из вас? — Ты слышал меня? — сказал Гвин. — Его держит в плену собственный отец, сам Неблагой Король, в глубинах своего Двора. — И, по-твоему, Марк неуязвим? Ты думаешь, он может один бороться против Неблагого двора, там, где даже вся Дикая охота бессильна? — теперь заговорила Диана, она спустилась на одну ступень вниз и ее черные волосы развивались на ветру. — Твое имя знаменито, Гвин ап Надд. Ты скакал вместе с Дикой охотой сотни смертных лет. Много историй рассказано о тебе. И все же, никогда не слышала я, чтобы Лидера Дикой охоты поразило безумие. — Дикая охота не подчиняется власти Дворов, — сказал Гвин. — Но мы боимся их. И было бы безумием не бояться. Когда они пришли забрать Кирана, я и все мои Охотники, были вынуждены поклясться жизнью, что не будем оспаривать приговор суда. Попытка спасти Кирана теперь будет значить для нас смерть. — И вот почему ты пришел ко мне. Потому что я не клялся. И даже, если бы поклялся, я ведь могу врать. Вор и лгун — вот кто тебе нужен, — сказал Марк. — Я хотел найти здесь того, кому могу доверять, — сказал Гвин. — Того, кто не клялся и того, кто рискнет бросить вызов Двору. — Нам не нужны неприятности от тебя. — Ровным голосом сказал Джулиан, и только Эмма знала, каких усилий стоило ему говорить спокойно. — Но ты должен понять, что Марк не может сделать того, о чем ты его просишь — это слишком опасно. — Мы, Воздушный народ, не боимся ни опасностей, ни смерти, — сказал Гвин. — Если вы не боитесь смерти, — сказал Джулиан, — Так позволь Кирану встретить ее. Холодность в голосе Джулиана задела Гвина. — Кирану еще нет двадцати. — Так же, как и Марку, — сказал Джулиан. — И если ты думаешь, что мы боимся тебя, то ты прав. Мы были бы дураками, если б не боялись. Я знаю, что ты победил Херна при битве за горой Кадаир Идрис и стал Лидером Охоты вместо него. Ты убил его и заставил его сына съесть его сердце. Ты бы удивился, если бы узнал, как много мне известно. Но я брат Марка. И я не позволю ему снова рисковать собой ради фейри. — Дикая охота — это так же и Братство, — сказал Гвин. — Если не можешь помочь Кирану ради любви, помоги ради вашей дружбы. — Достаточно, — огрызнулась Диана. — Мы уважаем тебя, Гвин охотник, но разговор окончен. Мы не позволим снова забрать Марка. Низкий голос Гвина прозвучал грозно. — Что, если он сам захочет уйти? Они все посмотрели на Марка. Даже Джулиан обернулся, убрав свою руку с плеча Марка. Эмма увидела страх в его глазах, страх, эхом вторивший ее собственному. Хоть и не так сильно, как прежде, но Марк все еще любил Кирана… — Я не хочу этого, — сказал Марк. — Я не хочу этого, Гвин. На лице Гвина стало непреклонным.