— О, Вилсон! Я ищу твоего друга, Лоринга. Громкий голос Энтони вернул отступающий, было, спазм. В этот самый момент мне пришлось провернуть третью отмычку, завершив комбинацию. Щелк! Щелк-щелк-щелк! Приглушенно лязгали щеколды, освобождающие дверь из плена. Мои руки обвисли плетями, и я со стоном согнулся пополам. Перед глазами все плыло. Сказался и прыжок, и акробатические па на стене, а теперь еще этот проклятый замок. Открыв дверь, я остановился, привыкая к кромешной тьме. До окна было семь шагов, необходимо обогнуть стол. Не думаю, что Энтони установил бы ловушки, раз не потрудился провести газовое освещение. Закрыв дверь, я по памяти преодолел комнату и отбросил штору. На фоне тусклого неба чернели решетки. Мне стало неприятно от их созерцания, и я вернулся к осмотру помещения. Передо мной был кабинет, гораздо более узкий и скромный, чем полагается человеку такого ранга. Вероятно, где-нибудь на первом этаже есть увеличенная копия, которую можно продемонстрировать гостю. А это — особое место. Оно только для хозяина, его интимный секрет. Эти стены ему ближе, чем жена, и чем любовница, если у него есть таковая. Я обошел стол, осматривая его поверхность. Все лежало на виду. В порядке, но не спрятанное. Ему не от кого было скрываться. По мнению Энтони, он надежно защитил свою тайну. Напрягая глаза, в скудном свете, падающем из окна, я читал письма и страницы дневника. Он щепетильно вел бухгалтерию, хранил печатные протоколы заседаний, анализировал речи оппозиционеров, делал пометки. Всё это характеризировало его как ответственного и дотошного человека, но едва ли было интересно Вилсону. О, сыщик был бы рад, если бы я нашел доказательства, что Энтони и Ртутная Крыса как-то связаны. Только сомневаюсь, что это возможно. Слишком уж любит Энтони чистоту своих рук, чтобы связываться с убийствами. Такому человеку не составило бы труда уничтожить противников иначе. Я присел в удобное кресло, от которого пахло дорогой кожей и воском, и принялся изучать содержимое ящиков. Пистолет, пули, порох, чернильница и дорогие ручки, бумага, фамильная печать, сургуч… и тут мне в руки попалось письмо. Конверт был вскрыт, но на нем не было адресов. Я открыл его и с удивлением обнаружил какой-то странный стишок, который вполне мог бы стать текстом для песни уличного музыканта. «Соловьи летают низко Видимо, к дождю. Я тебя, моя маркиза, Отблагодарю. Я налью в твой кубок медный Серебро живое. Кто богатый, а кто бедный Решено судьбою». Хмыкнув, я убрал письмо обратно в конверт и собрался его положить на место, не испытывая ни малейшего интереса ни к низкопробной поэзии, ни к возможным пристрастиям Энтони. Но внезапная догадка пронзила затылок холодком. Я снова достал сложенный лист и прочел строчку за строчкой. Во-первых, текст мне уже встречался в доме Чейза. Именно это стихотворение было спрятано между книгами в его кабинете. А во-вторых, «живое серебро». Так иногда называют ртуть. Едва ли какое-то стихотворение сомнительного содержания может быть доказательством причастности к убийству. Неизвестно, как оно попало к Энтони, кто его автор, и является ли хозяин дома виновным в смерти Чейза или же вероятной следующей жертвой? Пусть Вилсон строит догадки. Я, храни Господи, пока еще не сыщик. Еще в одном ящике обнаружился список, чем-то напоминающий черновик доноса. В одном столбце были записаны имена людей, в другом — их деяния, а в третьем значилось наказание, которое им полагается. Так в немилость угодило несколько часовщиков, поскольку они «проводили незаконные опыты с механикой в запрещенных масштабах», один из придворных, которому приписывали шпионаж, а также мастера дагеротипии за — тут меня пробрал смех — «нанесение вреда общепринятому институту изобразительного искусства, подрыва его авторитета и опасное умышленное причинение ущерба здоровью клиентов». Что за вздор? Кто писал эти поклепы? У меня в коллекции было больше дагеротипов, чем во всем Асилуме! Слишком много этих табличек было уничтожено после указа императрицы, и все, что остались — лишь случайность, чему виной излишняя сентиментальность и жадность. Услуги мастеров дорого стоят. Так вот, с моим здоровьем все в полном порядке, в отличие от того, кто сочинил опасную сплетню. Больше ничего интересного в кабинете не было. Нужно торопиться, ведь у меня еще свидание на чердаке. Приведя комнату в надлежащий вид, я вышел. Осталось растревожить замочную скважину отмычкой, и тут же механизм выпустил свои когти, намертво запирая кабинет. Хозяин и не узнает, что здесь кто-то побывал в его отсутствие. По ступенькам я поднялся на третий этаж, а оттуда по неприметной винтовой лестнице — к чердачной двери. Она была крошечной, будто для детей. Заперто. Не скажу, что я удивлен, и все же необходимость повсюду тратить время на возню с замками мне порядком надоела. Справиться было несложно. По наивности люди не отдают должного внимания охране чердаков, считая, что если там нет ничего ценного, то и защищать не стоит. Напрасно. Я знал одного воришку, который всю зиму жил в чужом доме как раз под крышей, в тепле. Вечером он выходил перекусить на кухню, а затем снова прятался. Ну а весной, перед тем как уйти, еще и обчистил хозяев до нитки. Открыв дверь, я осмотрелся. Косые балки, соединяющиеся между собой, ветхое тряпье, которое когда-то, вероятно, было набито для утепления крыши. Я будто находился в человеческом скелете, между ребер. Побывать на чердаке — все равно что заглянуть в душу. Дом может блистать, быть теплым и светлым, но это место находится над головами жителей, довлеет над ними, как занесенный топор гильотины. Я вошел, закрыл дверь и окунулся в полумрак, разбавленный призрачными лучами, проходящими сквозь грязные круглые окошки, украшающие фасад. Вот стоят, упершись друг в друга, накрытые посеревшей тканью старые картины. Кто на них изображен? Нелюбимые родственники? Тот, кому больше не место среди живых и пышущих здоровьем обитателей дома? Между рамами наросла паутина и хлопья пыли. С другой стороны окоченевшими конечностями торчали ножки стульев, поставленных друг на друга. Шкаф, комод, диван, вешалка с платьями, вышедшими из моды. Чучело медведя, стоящего на задних лапах и угрожающе разинувшего пасть. О да, здесь пылилось множество охотничьих трофеев. За что хозяин упрятал с глаз долой шкуру барса, голову косули, рысь со стеклянными глазами? Возможно, это не его добыча, и он не хотел, чтобы на него давила тень чужой славы? Что ж, тогда нужно было сжечь, ведь сейчас всё это находится над ним в буквальном смысле, и прижимает своей мощью к земле. Пустая клетка, обитатель которой обрел свободу, своевременно сдохнув. Выцветшая вышивка на подушке, детский башмачок, марионетка со спутанными нитками. От внезапного звука я дернулся назад. По проходу между островами хлама медленно катилась деревянная лошадка. От каждого оборота колес ее рот открывался и закрывался, открывался и закрывался. Волной поднялось серое облако пыли, накрывая меня. Не дыша и прикрыв глаза, я отлетел к комоду и укрылся за ним. В пальцах очутилась самая крупная отмычка. Эта заточенная вещица подойдет, чтобы проткнуть шутника, если придется. Я молчал. Если это Вудроу, он покажется, а если нет — то лучше не выдавать себя. — Как удивительно устроены люди. Все самые темные свои стороны они прячут, вместо того чтобы избавиться от них. Запихнут подальше, на чердак или в чулан, чтобы никто не узнал, что есть что-то за лакированной маской. И хранят, как самое ценное сокровище. Например, эту газовую лампу. — Только что подумал о том же, — я не спешил показываться, хоть узнал голос. Свет масляным пятном растекся по чердаку. — Прошу вас, простите меня за эту нелепую шалость. Я не хотел вас напугать. Лет десять назад я бы воскликнул, что ничего не боюсь, и выскочил бы из укрытия. Возможно, это стало бы последним моим действием. Но я поумнел, а потому оставался на месте. — Полно вам, Лоринг, я безоружен. И не собираюсь вас убивать. Так разговаривать очень неудобно, вы не находите? Не разгибаясь, я обогнул комод и выбрался с другой стороны. Вудроу сидел в одном из пыльных кресел, закинув ногу на ногу. На нем по-прежнему были круглые очки, и он все еще смотрел в ту сторону, где предположительно следовало находиться мне. В его руках и впрямь нет оружия, а позу трудно назвать угрожающей. — Мне кажется, — я с удовольствием отметил, как он вздрогнул, поворачивая голову, — для светской беседы это неподходящее место. — Возможно. Но мы с вами оба не совсем светские люди. Я не знал, что он имеет в виду, и потому никак не ответил. Держась в стороне, я выпрямился, скрывая в рукаве отмычку, и прошел вдоль сложенных в коробки фарфоровых кукол. — Перейдем к самой сути. — Разумеется. Когда я увидел вас в обществе леди Коллинс, то решил, что вы ее коллега. Меня это удивило, поскольку на сыщика вы похожи не больше, чем находящиеся на первом этаже гости на порядочных людей. Сегодня же, когда сквайр Энтони назвал вас знатоком изобразительного искусства, у меня возникло подозрение, что вы действуете скрытно с разрешения того заносчивого егеря — Вилсона. Но ваши методы заставляют думать о другом. — Мои методы? — я прошелся, осматриваясь. Незнакомая обстановка меня напрягала, тем более в такой ситуации. Главное, сохранять дистанцию с Вудроу. — Да. Когда я сказал, что мы виделись в присутствии леди Коллинс, у вас немного дернулась бровь. Вы заметили, что я не оговорился. — Конечно. Вы не сказали «впервые», и это не было случайностью. Он медленно поднялся, снял пиджак. Я наблюдал за ним, ощущая, как отмычка упирается в ладонь. При необходимости, она превратится в смертоносное шило. — Не было. Вы тоже помните нашу предыдущую встречу? В замке. Я видел вас жалкое мгновение, но запомнил лицо в мельчайших подробностях. Он стоял передо мной, закатывая рукава рубашки, и все также улыбался. На правой руке кожа превратилась в чешую из шрамов. В ту ночь он стоял скованный в клетке, и когда из-за меня начался пожар, едва ли мог защититься. — То, что вы тогда сделали… Знаете, я думал об этом. Думал, когда горело моё тело, волосы. Вы ведь меня спасли тогда. Я отступил на шаг. У меня стянуло затылок от дурного предчувствия. — Мы кое-что не закончили… И без этого, боюсь, дальнейший разговор не имеет смысла. Видите ли, я знаю, что сейчас произойдет, поэтому подготовился. И вы, судя по всему, тоже. — Вам удобно в очках? — не удержался я. Этот вопрос мучил меня еще со встречи в карете. — Это не часть игры, — мягко произнес он, — поверьте. Необходимость. Хотя понимаю, вы ведь как художник. Собираете образ по деталям и порой не можете сложить их, вынуть из памяти поодиночке. Вот и сейчас вы просто не помните. Он нагнулся к газовой лампе. — Простите, но тот пожар и электричество повредили мои глаза. Я почти слеп на свету. Поэтому… Он выключил свет. Я не сразу привык к наступившей темноте. Нити серебристого свечения от чердачных окон были слишком тонкие и терялись в пыльном воздухе. Наконец я увидел Вудроу без очков. Черт подери, он прав. Я действительно запомнил его лицо, голос, и при этом не мог вспомнить глаза. Шутка сознания: увидев однажды этот взгляд в другой ситуации, я перестал ассоциировать его с человеком, которого считал погибшим. Эти глаза мне довелось повстречать не так уж давно. В доме Чейза, когда напал незнакомец в маске. Он опередил меня и бросился в атаку с голыми руками. Я уклонился от удара кулака, пригнулся под локоть, но замешкался, почувствовав, как тесным кольцом сжимается грудь. Он ударил меня по спине, и глухая, беспросветная боль разлилась по жилам. Дыхание перехватило. Рухнув на пол, я изогнулся и ударил отмычкой ему под колено. Он зарычал сквозь зубы. Шило вернулось ко мне, обагренное кровью. Я вскочил на ноги, превозмогая мучительную боль, и попытался ускользнуть. В драках я не так силен, как ловец, в этом уже пришлось однажды убедиться. Но если он по мою душу, то так просто ее не получить. Я прыгнул на стол, проехал по нему, комкая скатерть, и, очутившись с другой стороны, рывком поднял столешницу, толкая ее на Вудроу. Едва его голова появилась из-за преграды, в нее полетел подсвечник. — Именно это я и имел в виду, Лоринг, — его голос донесся из-за сваленной мебели. Я отступал. Присев, укрылся за трюмо с треснувшим зеркалом. — Ваша реакция вполне предсказуема, — судя по голосу, он перемещался и довольно быстро. — Вы ведь напали на меня. — В прошлый раз я не знал, с кем имею дело. А сейчас мне пришлось сделать первый ход, чтобы не дать вам уйти. Он у меня за спиной. Вскинув взгляд, я увидел его отражение. Проскользнув под столиком, я ударил ногой в раму зеркала, и то прокрутилось вокруг своей оси, едва не огрев ловца. — Я сильнее, — звучало сбоку, пока моим убежищем служил диван. — Но вы ловкий и быстрый, это уравновешивает наши шансы на победу. И все же я не хочу поединка. — А выбрали не слишком доходчивый способ объяснить это! — Выслушайте, Лоринг. Я лег на живот и пополз к двери. Вудроу все еще разговаривал со спинкой дивана.