Мое признание заставляет ее вскинуть голову и устремить на меня острый и упрямый взгляд. Тем временем ее рука замирает на полпути к дверной ручке. – Ты спас мне жизнь, Оливер. Я предпочитаю разбитую губу похоронам. Не зная, как на это реагировать, я сохраняю молчание, пока мы, наконец, входим в ее дом. Кошка приветствует нас в коридоре, восторженно мяукая. – Это Алексис. Я впустила ее внутрь, когда сестра высадила меня, но у Алексис нет понятия о времени, – смеется Сидни, подхватывая кошку на руки и поглаживая ее ржаво-оранжевую шерстку. Хотел бы я сказать про себя то же самое. Время – это все, что я знал. И оно было моим злейшим врагом. – Хочешь погладить ее? – Ох… – Я неуверенно облизываю губы и подхожу ближе к животному, заинтригованный этим энергичным созданием. – Хочу, если она не против. Сидни улыбается, и на этот раз ее улыбка яркая и знакомая, что заставляет мое сердце подпрыгнуть. – Конечно. Ей нравятся люди. Прошло уже десять лет, как я взяла ее совсем крошечным котенком. Мои пальцы проходятся по ее мягкой, шелковистой шерсти. И я чувствую, как вибрации от ее мурлыканья согревают мою кожу. Это успокаивает. Не успеваю я опомниться, как кошка пытается перебраться из объятий Сидни в мои, пронзая когтями мою рубашку. – Черт, извини. – Сидни продолжает улыбаться, вытаскивая маленькие лапки из ткани. – Как я и сказала, она любит людей. Я замираю в странной позе, когда девушка, тихо усмехнувшись, передает кошку мне, и та устраивается поудобнее в моих объятиях. Сейчас Сидни находится всего в нескольких дюймах от меня, и я даже чувствую, как ее рука украдкой касается моей. Из-за этой близости по моему телу начинают танцевать мурашки. Меня окутывает странное, но захватывающее чувство. Наши взгляды встречаются и не разрываются. И тут Сидни говорит: – Ты ей действительно нравишься. Мои губы против воли растягиваются в небольшой улыбке. Я кому-то нравлюсь. Сидни резко выдыхает, сияние ее синих глаз становится заметнее и ярче от удивления. – Кажется, я не видела, чтобы ты делал это раньше, – тихо бормочет она, все еще находясь невероятно близко. Я прочищаю горло. – Ты права. Я впервые держу кошку на руках. Она моргает, а затем раздается громкий смех. – Не это. Я имела в виду… улыбку. По-моему, я еще ни разу не видела, чтобы ты улыбался. Ни разу с тех пор, как мы были детьми. Полагаю, она права. Я не могу вспомнить, когда в последний раз улыбался. Возможно, это было, когда я читал «Над пропастью во ржи»[19]. Сидни в конце концов отходит. Тот же самый необычный взгляд окутывает меня голубым туманом. – Я сбегаю в ванную. Если ты услышишь мой крик, это либо убийца, либо паук. И то, и другое потребует принять незамедлительные меры. – Она подмигивает мне, показывая, что шутит. – И я обещаю, что буду держаться подальше от ламп. От последних слов мой затылок начал пульсировать. Сидни оставляет меня наедине с Алексис, и я не уверен, что делать дальше. Я стою там, как статуя, несколько мгновений, прежде чем мои руки начинают уставать. Тогда я осторожно опускаю кошку на пол. Она немедленно обвивается вокруг моих лодыжек, мурлыча и привлекая внимание. – Алексис, ты обаятельное животное, – говорю я, поглаживая кошку между ушами. Я вздрагиваю, когда слышу голос с кухни, и мои волосы встают дыбом. Я иду на странный женский голос и обдумываю, может ли сестра Сидни все еще быть тут. Кошка следует за мной, теперь теребя мои шнурки, как будто это одна из ее игрушек. – Алексис, осторожнее. Я не хочу наступить на тебя. Женщина отвечает мне, на этот раз громче. И тут я замечаю на столешнице черный цилиндр, который загорается в ответ на мой голос. – Хм-м. Я этого не знаю. Странный и напрягающий. Сидни появляется позади меня, заставляя вздрогнуть. – Все в порядке? – спрашивает она. Я, сощурившись, смотрю на странное устройство, прежде чем переключить внимание на Сидни. – Каждый раз, когда я обращаюсь к твоей кошке, женщина в динамике разговаривает со мной. Ее ответ – смех. Громкий, жизнерадостный, зарождающийся в животе смех. Она бросает взгляд на громкоговоритель, отдавая ему новый приказ: – Алекса, включи музыку девяностых. «Алекса» повинуется, и музыка наполняет воздух. – Это одно из самых крутых современных устройств, – заявляет Сидни, ее ухмылка не исчезает, пока я обдумываю ее слова. – Тебе нравится музыка? – Я к ней не привык. Возможно… – Мое сердце ускоряется от неожиданной просьбы, которая вертится у меня на кончике языка. – Возможно, ты сможешь познакомить меня со своей любимой музыкой. Глаза Сидни расширяются, непослушная прядь волос спадает вперед и щекочет ее висок. Она зачесывает ее назад, сглатывая и нетерпеливо кивая. – С удовольствием. Я чувствую, как мои стены трескаются, броня рушится, напряжение рассеивается. И я не уверен, в чем дело: в приятной мелодии, льющейся из динамика; в кошке, которая устроилась на моих ботинках и согревает пальцы ног; или в выражении лица Сидни в этот момент. Я знаю только, что обязательно запомню этот образ. Глава 8 Сидни – Ты будешь моим другом, Оливер Линч? Я подхожу к соседскому мальчику, который сидит на ступеньках своего крыльца и запихивает печенье в рот. Крошки осыпаются на его колени, когда он смотрит на меня. Его светло-каштановые волосы прилипли ко лбу из-за летнего солнца. Он прищуривается с набитым печеньем ртом. – У девочек вши. – А вот и нет. – Я скрещиваю руки поверх джинсового комбинезона, надеясь, что он поделится со мной печеньем. Оно выглядит очень аппетитно. – А вот и да. Мне Энтони рассказал. – Энтони – большой толстый лжец. Может, это у него вши. Оливер пожимает плечами. – Может быть. Я решаю присесть рядом с ним на бетонное крыльцо и радуюсь, что он не велит мне убираться восвояси. Я действительно хочу это печенье – оно пахнет как мамина овсянка. – Их испекла твоя мама? – Да. – Можно мне одно? Оливер рассматривает меня, обдумывая ответ.