– Речь больше не идет об обучении, – возражаю я, у меня давит в груди, эмоции беспорядочны. – А о том, что я чувствую к тебе. – У меня тоже чувства к тебе, Оливер, – выдавливает она, избегая моего испытующего взгляда. – Очень сильные. – Но не такие же? – Я не колеблюсь, несмотря на то, что мое сердце учащенно бьется. Мое желание знать ее мысли пересиливает страх того, что ее реакция может оказаться не такой, какой я хочу. – Пожалуйста, будь честна. Сидни тоже не колеблется, укладывая мою руку ладонью вперед меж своих грудей. – Ты знаешь правду. Она прямо здесь. – Сидни… – Я сильнее прижимаю ладонь к торопливым ударам, которые вибрируют в кончиках моих пальцев. – Ты чувствуешь то же самое? Глаза друг напротив друга, неразрывная связь. Кожа покраснела. Дыхания сплетаются и ранят. Проходит целая вечность, прежде чем она качает головой: – Нет. Я рассыпаюсь. Она подхватывает меня. – Ты никак не можешь чувствовать то же, что и я. Что я чувствую с того самого момента, когда Гейб сказал мне, что они нашли тебя. Что ты жив. Ты понятия не имеешь, каково это – быть преследуемой тобой в течение двадцати двух лет, а потом держать тебя в своих руках, из плоти и костей, как будто ты восстал из мертвых. Ты ничего из этого не можешь понять. – Пальцы Сидни крепче сжимают мой шерстяной свитер, ее взгляд полон муки. – Так что нет, Оливер… Мы не чувствуем одно и то же. Это невозможно. Я поглощаю ее слова, чувствую, как они впитываются в мою кожу. В этот момент я понимаю, что Сидни тоже носит маску, очень похожую на маску моего брата. Она прячет за своим юмором и сарказмом защитный механизм, стратегию, позволяющую справиться со всеми призраками, которых она держит внутри. Обхватив ее лицо ладонями, я чувствую ее смятение с каждым морганием, каждой дрожью, каждым измученным ударом сердца, застрявшим у нее в горле. – Теперь я здесь, Сидни. Я рядом. Еще одно энергичное покачивание головой. – Хуже, чем не быть с тобой рядом, только быть рядом и снова разрывать тебя на части. – Я не стеклянный. Ты не разобьешь меня. – Ты не знаешь, что… Сдавленный вздох вырывается у меня, когда я наклоняю голову, убирая руки с ее лица, на котором теперь пробегают мокрые полосы. Я не знаю, как развеять ее страхи. Я не в состоянии справиться с ее призраками. У меня нет подходящих инструментов. Я двигаюсь, чтобы встать, когда Сидни соскальзывает с меня. Замираю, чтобы разобраться в своих эмоциях, прежде чем подняться на ноги. Она остается сидеть, почти дрожа от раскаяния и нерешительности. – Я собираюсь пойти домой и привести себя в порядок, – мягко говорю я, повторяя ее предложение. Мне нужно очистить свое тело и разум. – Спасибо за прекрасный вечер. Ее полный горя голос овладевает мной, когда я тянусь за своей курткой. – Я не хочу терять тебя. Сидни обхватывает себя руками, дыхание прерывистое, взгляд измученный. Я прикусываю губу, обдумывая свой ответ. – Ты потеряешь меня, если будешь слишком сильно стараться не потерять меня, Сид. – Дрожащий вздох эхом отдается в моих ушах. – Доброй ночи. Прежде чем повернуться, чтобы уйти, удрученный и сбитый с толку, я бросаю на Сидни последний взгляд. В ее глазах бушует ураган, и он либо поглотит меня целиком, либо оставит потерянным и одиноким среди обломков. Глава 20 Оливер Часть меня ожидает – даже надеется – обнаружить Сидни по другую сторону моей входной двери, когда несколько дней спустя по дому разносится настойчивый стук. Я не совсем в восторге оттого, что вместо нее нахожу Лорну Гибсон. – Добрый день, Оливер, – приветствует она, протягивая несколько конвертов и рекламных объявлений, которые, должно быть, забрала из почтового ящика. – Я принесла тебе твою почту. Я хотел поблагодарить за то, что ты вчера расчистил мою подъездную дорожку, это было очень любезно с твоей стороны. Я уверена, Шарлин смотрит на тебя сверху, сияя от гордости из-за того, каким замечательным молодым человеком ты стал. Я машинально тянусь за почтой, натягивая улыбку. – Я, эм, не расчищал вашу подъездную дорожку, миссис Гибсон. Это была Сидни. Образ Сидни, закутанной в одеяло, с обветренными щеками, все еще свеж в моей памяти. Накануне днем я застал ее заканчивающей доброе дело для капризной соседки. К тому времени, как я собрал свое зимнее снаряжение и застегнул молнию на куртке, она уже направлялась обратно в дом. – Что ты сказал? – удивляется Лорна, и ее тон выдает недоверие. – Этого не может быть. – Уверяю вас, это так. Я бы помог, но было уже поздно что-либо предпринимать. Морщинки на лице Лорны разглаживаются, пока она обдумывает это открытие. Пожилая женщина смотрит налево, в сторону дома Сидни, ее брови, затененные тенями, задумчиво сдвинуты. – Быть того не может, – говорит она тихо, как будто даже не может себе этого представить. Дымка рассеивается в ее глазах, прикрытых очками, и она возвращает свое внимание ко мне, расплываясь в беззубой улыбке. – В любом случае хорошего дня, Оливер. Скажи своему ужасному сводному брату, чтобы он не шумел. – Вы про его музыку? – Я моргаю. – Шум. – Она шаркает по посыпанной солью дорожке, шатаясь. – Хорошего дня. Перед тем, как закрыть дверь, я еще какое-то время наблюдаю за ней, чувствуя на коже покалывающий холод. Просматривая письма, я поднимаюсь обратно по лестнице, Гейб неторопливо выходит из ванной, вытирая полотенцем копну волос. Прежде чем я успеваю поприветствовать его, мне бросается в глаза письмо со штампом и обратным адресом. Это из полицейского управления. – Кто приходил? – Гейб без рубашки, в шортах из полиэстера, низко сидящих на его худых бедрах. – Сидни? – Она бы никогда не постучала, – рассеянно отвечаю я, мое внимание сосредоточено на вскрытии конверта. – Лорна принесла нам почту. – О, черт побери. В конце концов, у этой старой летучей мыши внутри бьется сердце. – Насмешливая ухмылка Гейба исчезает, когда он замечает то, как я сосредоточен. – Есть что-нибудь интересное? Да. Да, безусловно. Я не могу сдержать расплывшуюся на лице улыбку, когда читаю это письмо. – Мои комиксы. Я могу забрать их в полицейском участке. – Дерьмо. Это превосходно. Они больше не нужны им в качестве улик? Я быстро качаю головой. – Они закрывают дело, – отвечаю я. – Ох. Это… хорошо? – осторожно осведомляется Гейб, закидывая влажное полотенце на левое плечо. – Разве это не означает, что ты, вероятно, никогда не получишь никаких реальных ответов? – Полагаю, так и есть. Мой тон нейтрален, как и мои мысли по этому поводу. Я отчаянно нуждался в ответах в течение тех первых нескольких недель, даже месяцев, но теперь я успокоился. Я доволен. Я наконец-то принимаю то, что случилось со мной… Это больше не часть моего настоящего. Настоящего, которое мне все больше нравится, если не считать моего романтического интереса к девушке, которая сбивает меня с толку. Я не вижу смысла возвращаться к прошлому. Ответы ничего не изменят. Они только помешают моему исцелению. Так будет лучше. Гейб прикусывает губу, изучая меня, пока его пальцы бесцельно теребят кончик банного полотенца. – Ну, я собирался после работы съездить на Женевское озеро и поужинать с папой, но могу перенести, если хочешь. Вместо этого я отвезу тебя в участок. Тронутый его великодушным предложением, я отрываю взгляд от письма, которое успел дважды перечитать. – В этом нет необходимости, но я ценю инициативу. Вероятно, мы сможем поехать завтра. – Можно и так. В противном случае, я уверен, Сидни подбросила бы тебя. Моя кожа горит, и моя реакция, должно быть, заметна, поскольку я переминаюсь с ноги на ногу и отхожу положить почту на кофейный столик. Гейб шипит: – Ауч. Что-то случилось, не так ли? – Что-то, да.