Мое горло сжимается. Сидни удерживает мой взгляд, что-то происходит между нами, что-то похожее на вчерашнюю связь через высокое окно. – Я понимаю, ты, наверное, меня не помнишь, – говорит она. Ее глаза пленительного голубого оттенка умоляюще смотрят на меня. Они даже мерцают. – Но я помню тебя. Я не выдерживаю и отвожу взгляд, делаю неровный вдох, так как изо всех сил стараюсь не отстраниться. – Ты дергал меня за косички, говоря, что я похожа на Анжелику из «Ох уж эти детки!». Мы лепили лепешки из грязи на моей подъездной дорожке после ливня. Наши семьи сидели у камина и жарили зефир, в то время как ты, я, Гейб и Клем соревновались друг с другом в самых страшных историях о привидениях. Мы играли в «телефон» от окна к окну, мы устанавливали ларьки с лимонадом на краю дороги и тратили заработанные деньги у мороженщика. И мы ловили светлячков в стеклянные банки. – Сидни прерывается, чтобы взять себя в руки, ее глаза наполнены слезами. – Я помню о тебе все, Оливер. Ты был настоящим. Твоя жизнь до того, что с тобой случилось, была реальной. Сидни прикасается своей рукой к моей, и я инстинктивно одергиваюсь. Я не привык к прикосновениям людей. Брэдфорд никогда не прикасался ко мне. Врачам в больнице пришлось напоить меня успокоительными, потому что чужие руки, пальцы и лица были так близко ко мне, что я начинал паниковать. Я пытался бороться и сбежать. Я не эксперт в человеческих эмоциях, но выражение глаз Сидни подсказывает мне, что я обидел ее. Внутри меня все скручивается от чувства вины. – Мне жаль, – тихо шепчет она, медленно отползая подальше и обхватывая себя руками, будто закутываясь в чужие объятия. Сидни колеблется, прежде чем подняться на ноги. – Еще слишком рано. Прости… Как только она предпринимает попытку сбежать, слова срываются с моих губ, удивляя нас обоих. – Я помню маленькую девочку, – говорю я, мой голос хриплый и измученный. Я даже не узнаю его. Я наблюдаю, как Сидни останавливается и поворачивается ко мне лицом. Ее глаза – трепещущее море благоговейного страха и удивления. – Это была ты? Она кивает, заправляя за ухо золотистую прядь волос – медленно и робко. Я не могу определить: у нее на лице отражена боль или радость. Ее голос дрожит, когда вопрос доносится до меня с другого конца комнаты: – Ты помнишь меня? – Я считал, что придумал тебя. Беспокойство Сидни, кажется, рассеивается от моих слов, и ее тело расслабляется, на лице расцветает улыбка. – Я всегда была здесь. Я замираю. Мои зубы стучат от нервов, а в груди все сдавливает. Какая-то часть меня хочет оторвать взгляд от глаз этой девушки, потому что я вижу в ее радужках больше жизни и энергии, чем мне доводилось чувствовать за последние двадцать два года. Я завидую этим эмоциям. Я хочу протянуть руку и прикоснуться к ним… Украсть часть для себя. Но я не двигаюсь. Наконец я опускаю подбородок на грудь и последнее, что я слышу, – ее удаляющиеся шаги. Сидни ушла, но оставила после себя маленькую искорку. Полагаю, она всегда так делала. Глава 4 Сидни – Ты не говорила мне, какой он горячий. В новостях его не оценили должным образом. Я усмехаюсь, пока осматриваю гостиную в поисках своих туфель на каблуках, а затем высовываю голову из-за дивана, чтобы посмотреть на свою любопытную сестру. Клементина прилипла лицом к окну, наблюдая, как Оливер сидит на своем крыльце, уставившись на кормушку для птиц. Он просто сидит там, не двигаясь, уже три часа. – Он мой друг. Кажется. И он потерпевший, – фыркаю я в ответ, вставая на носочки, чтобы дотянуться до туфли, которую, должно быть, спрятала Алексис. – Держи себя в штанах, Клем. – Что ж, твой горячий пострадавший друг выглядит лучше, чем мой тренер, – говорит Клем, наконец отступая от окна и задергивая шторы. – Плен хорошо на нем сказался. После того как мой развод будет завершен, я, вероятно, буду бывать здесь гораздо чаще. Я чувствую, как моя челюсть напрягается от легкомысленных слов сестры. Мои ноги одна за другой проскальзывают в неудобные туфли, пока я поправляю майку. – Не будь такой противной. – Я не противная. Просто одинока и окончательно устала от вибратора. И, пожалуйста, ты можешь помочь мне заполучить какого-нибудь красавчика сегодня вечером? У меня давно не было секса. Сегодня вечером я работаю в «Черном Ящике», модном баре и ночном клубе на другом конце города. Клементина идет со мной, потому что ей «нужно вернуться в строй» после долгого развода с Нейтом. Поппи, моя племянница, в эти выходные остается со своим отцом, так что все как в старые добрые времена – мы с Клем направляемся в бар в слишком тесной одежде, со слишком растрепанными волосами и слишком завышенными ожиданиями. Только вот я буду делать шоты сегодня, а моя сестра будет блевать ими с восходом солнца. Я поправляю очки, пока наношу немного блеска на свою коралловую помаду. – Со мной сегодня вечером работает Брант. Вполне уверена, что он холост. – Я задумчиво хмурюсь и застегиваю сумочку. – А еще уверена, что он гей. – А как насчет твоего менеджера, этого итальянского жеребца? Марко? – Определенно гей. Она стонет. – Черт возьми. У тебя есть коллеги, которым понравилась бы тридцатилетняя мать-одиночка, у которой проблемы с доверием, есть слегка неприличная сумма долга по кредитке и любовь к лягушкам? Я надеваю короткую кожаную куртку, сдувая прядь волос с лица. Ненавижу наряжаться. Мне по душе футболки и треники. – Возможно, Ребекка. Она прищуривается, глядя на меня. Затем пожимает плечами, перекидывая сумочку через плечо. – Почему бы и нет. Готова? Я сжимаю губы. – Ага. – Кстати, ты выглядишь очень сексуально. Я почти никогда не видела тебя такой, – добавляет Клем, направляясь к двери. – Ты выглядишь как порнозвезда. – Вот спасибо. Я мечтала этого добиться с двенадцати лет, когда нашла папины журналы с обнаженкой в ящике с его трусами. Мы вместе смеемся, выходя на крыльцо. У меня всегда было красивое тело – тонкая талия, подтянутые ноги и третий размер груди. Помнится даже, как однажды Лорна Гибсон в разговоре с горячим соседом Эваном, который пишет триллеры и живет через дом, назвала мое тело «созданным для греха». Я была польщена. Правда. За многие годы я привыкла к мужскому вниманию, хотя ни один мужчина не задерживался у меня надолго. Я прыгала от случайных отношений к безэмоциональным интрижкам, не ощущая той всепоглощающей искры, о которой пишут в книгах. Раньше я завидовала Клементине и ее прекрасной жизни с успешным мужем и очаровательной дочкой. Но до тех пор, пока ее муж не стал трахать собственную стажерку, позабыв о супружеских клятвах. Светлые волосы Клем с ярко-синими полосками, подстриженные под боб, подпрыгивают вверх-вниз, пока ее каблуки стучат по дорожке перед моим домом. После того как я поворачиваюсь, чтобы закрыть и запереть за собой дверь, мы обе замедляем шаг, поворачивая головы налево, чтобы взглянуть на Оливера, одиноко сидящего на крыльце. – Может, пригласить его с нами? Что, если парню просто нужно потрахаться? – пожимает плечами Клем, стараясь говорить тише. Оливер смотрит на нас, когда я тыкаю локтем сестру в ребра, проглатывая свое смущение. – Подожди здесь. Я быстро поздороваюсь с ним. Я бреду по лужайке, мои каблуки утопают в рыхлой земле. Сейчас конец марта, и теплая погода пробивается сквозь коварную зиму, поливая нас ливнями, намекающими на весну. Оливер напрягается, когда я подхожу, его руки сжимают ткань брюк. Его глаза следят за мной, но не тем непристойным взглядом, который я привыкла получать от мужчин. – Привет, Оливер. – Я обнимаю себя руками, бросая взгляд на пустую кормушку для птиц. – Тебе нравится наблюдать за птицами? Прошло две недели с момента нашей эмоциональной встречи в его спальне. Я заходила в гости несколько раз, но Оливер был тихим и замкнутым. Я надеюсь, что наше дальнейшее общение поможет ему пробить свою скорлупу. Я хочу знать остальную часть его истории. Мы пока что знаем только то, что он рассказал полиции: Оливера держали в плену в подвале дома какого-то психа, пичкали ложью и промывали мозги, заставляя поверить, что он был одним из немногих выживших после того, как атомная бомба отравила наш воздух. Звучит как бред сумасшедшего. Взгляд Оливера опускается к моему декольте, но он быстро отводит глаза. – Мне нравится дикая природа, – отвечает он. Я широко улыбаюсь. Это счастливая, искренняя улыбка, потому что Оливер говорит со мной. Он поддерживает разговор. Он раскрывается. Звук его голоса низкий и хрипловатый, насыщенный и красивый, как моя любимая песня. И сильнее всего на свете я хочу проигрывать этот голос снова и снова. Часть меня хотела бы отказаться от работы и полить это маленькое семечко, которое он посадил, но мне действительно нужны деньги. И моей сестре нужна эта ночь. Я подхожу ближе, кивая. – Мне тоже. Иногда бéлки забираются на кормушку и крадут корм у птиц. Он оглядывается на меня, его взгляд снова опускается ниже, затем поднимается, чтобы встретиться с моим. Тогда я понимаю, что он, вероятно, никогда раньше не видел женское тело. Скорее всего, он все еще девственник. Черт. Я даже не знаю, как справиться с этим внезапным открытием. И я, конечно, не знаю, почему меня это волнует.