Верите или нет, любезные мои, но я встревожился. Очень встревожился. Честно говоря, я бы предпочёл, чтобы мир не смотрел на меня, ни благосклонно, ни враждебно, поскольку очень хорошо чувствовал себя, оставаясь в тени. Не стоит обращать на себя чрезмерное внимание окружающих. В конце концов, я человек тихий и смиренный сердцем, и это связано не только с мягкостью моего характера, но и с функциями, которые я исполняю во славу Божию. – Я весь внимание, Ваше Преосвященство. – Ну, выпей, Мордимер. Я послушно взял пальцами бокал. Осторожно, поскольку хрусталь был словно прозрачный горный воздух, наполненный пурпуром. Отпил. – Неплохо, а? – В голосе Герсарда я услышал такое удовлетворение, словно он сам изготовил этот напиток. – Вкусно, – ответил я чистую правду. – Ты слышал о походе на Палатинат, Мордимер? – Спросил он, на этот раз очень деловым тоном. Я отставил вино и выпрямился. – Конечно, Ваше Преосвященство. Трудно не услышать. По всему городу об этом трубят. – Вот именно, – буркнул он. – Вербуют людей, обещая большие деньги, мираж спасения, искупления грехов... По издёвке в его голосе я понял, что ему не по вкусу была работа имперских вербовщиков. Только он ничего не мог сделать, поскольку поход получил папское благословение, а император одной из главных целей своей политики сделал покорение Палатината. – Удивляешься, а? Что я не поддерживаю это безумие? На мгновение я задумался: ответить честно или угодливо? Я решил, что в данном случае честность будет лучше. Епископ любил смелость. Ну, до определённых пределов, конечно. До определённых разумных пределов. – Я всего лишь простой человек, Ваше Преосвященство, – признал я. – Но я на самом деле удивлён, что вы, Ваше Преосвященство, не одобряете поход на еретиков и кацеров. – Все удивляются, – сказал он в пространство и с печалью взглянул на опустевшие уже бокалы. – Пей, Мордимер. Ты знаешь, что у меня после вина изжога? Ну да, ты же знаешь, – ответил он сам себе. – Ведь ты мне и посоветовал, чтобы я лечился молоком. Точно. И помогло! – Он поднял указательный палец. – Но сколько можно лакать молоко? – Он глубоко вздохнул. – Ведь вино как-то так входит в человека, что тот и не заметит, как уже выпьет бутылку или две, – продолжил он задумчиво. – Между тем, вода или молоко... – Он вздохнул ещё раз. – Каждый глоток становится в горле, будто ядом наполненный... Я вздохнул вместе с ним, поскольку был согласен с этими наблюдениями. Тогда он посмотрел на меня печальным взглядом налитых кровью глаз. – Разве Господь без того мало меня испытывает? Подагра, геморрой, теперь врачи говорят, что мне нельзя выпить даже глоток вина... – Он нервно постучал по столу. – Проклятые коновалы. О чём это я...? Ага, об этих императорских забавах. Он тихо выругался, перекрестился и снова наполнил бокал по самые края. – А пусть меня и убьёт, – сказал он с жестокостью в голосе и посмотрел в мою сторону. Он выпил всё до последней капли, глубоко вздохнул. На мгновение его лицо напряглось, словно ожидая приступа боли, но потом явно расслабилось. Он обратил на меня взгляд. На какое-то время, глядя в его пустые глаза, у меня возникло впечатление, что он думает о том, кто я. У меня мороз пробежал по спине, потому что епископ в таком состоянии был ещё более непредсказуем, чем обычно. – Мордимер, – сказал он, будто пытаясь вспомнить, что я делаю в его кабинете и с какой целью он меня позвал. – К услугам Вашего Преосвященства, – отозвался я. – Та-ак, о чём это я? Ага, об императоре. Видишь ли, Мордимер, старый император развлекался с девками, устраивал пиры и ездил на охоту. Жизнь текла спокойно, своим чередом. Палатинат был далеко. Правда, еретиков и кацеров высылал, запрещённые книги привозил, а мы жгли и книги, и еретиков. И все были довольны. Они, что распространяют свою дьявольскую веру, мы, что творим угодное Господу дело. А теперь что? Теперь этот подросток опрокидывает всё с ног на голову. Разрушает весь порядок, который мы с таким трудом построили. Вдобавок Святейший Папа, Господи, пошли ему просветление, тоже потакает его сумасбродству. Знаешь, Мордимер, почему мне не нравится война? – Потому что она разрушает существующий порядок? – повторил я его слова. – Совершенно правильно! Потому что она разрушает существующий порядок. Лучше и не скажешь. – Он посмотрел на меня с одобрением. – А император объявил в Хезе набор – и что теперь? А то, что слуги, подмастерья, школяры, да даже добрые ремесленники, оставляют всё – и что они делают? Спешат под императорские знамёна! За веру, за деньги, за приключения... – Он снова налил себе. Осушил вино на одном дыхании, одна красная капля скатилась по его бороде на шёлковый кафтан и впиталась, оставив пятно. – Никто не заплакал бы по бездельникам, бродягам, бездомным, приблудам, – продолжил он. – Но зачем искушать честных горожан? Ну, может, кроме студентов, – проворчал он, – поскольку с ними тоже приходится повоевать. Мы, Мордимер, заботимся о налогах, пошлинах, а не о императорских излишествах. Если император проиграет войну, то там погибнут честные горожане, а если выиграет? – Да, Ваше Преосвященство? – Если император победит в войне, горожане вернутся. Уже не кроткие, спокойные и смиренные сердцем. Они вернутся уверенные в себе, богатые, овеянные славой, настоящие воины Христа! И кто знает, чего они будут требовать? Что будут рассказывать о чужих землях? На что подталкивать и что вспоминать? Морочить людям головы, поощрять к следующему походу, – он прервался, потому что сильно засопел. – Налей мне вина, сынок, – приказал он, и я послушно отправился за следующей бутылкой. – И так плохо, и так плохо, Мордимер. И так плохо, и так нехорошо, – повторил он. – Вдобавок, Святейший Папа, прости его, Господи, дал им благословение. А попросил ли он о совете, молитве и духовной поддержке нас, епископов и кардиналов, спросишь ты меня, сынок? Я тебе отвечу: не попросил! Созвал ли он священный синод, чтобы тот поддержал его слова своим благословением и своею мудростью? Не созвал! Кто точит яд ему в ухо? Папский легат Верона и духовник Верона. Два брата-ворона... – последнее предложение он произнёс с явным отвращением. Я не был, любезные мои, в восторге от этого разговора. Кто знает, когда Герсард протрезвеет, не сочтёт ли он, что сказал слишком много вашему покорному слуге. Кстати, Папа сильно досадил нашему епископу. Неужели Его Преосвященство теряет влияние в Апостольской Столице? Это не сулило ничего хорошего для инквизиторов... – Если только я мог бы вам помочь, Ваше Преосвященство. Ваше Преосвященство может мной свободно распоряжаться в любое время дня и ночи и в любом деле, – сказал я горячо, впрочем, в соответствии с истиной, поскольку мой зад прикрывал епископ. – Я знаю, Мордимер, любимое моё дитя. – Его глаза потускнели от выпитого. – Ты хороший парень, и поэтому я вызвал именно тебя, ибо верю, что ты не оставишь меня в беде. Ого, нашлась какая-то грязная работа, и я надеялся, что епископ сохранил здравый рассудок и не захочет пожертвовать жизнью бедного Мордимера ради собственной прихоти. – В любое время, Ваше Преосвященство, – ответил я. – Semper fidelis [всегда верен (лат.)], вот наш девиз. – Я отправлю тебя с императором, Мордимер, – сказал он, постукивая пальцами по столу. – Ты будешь моими глазами и ушами на этой проклятой войне. – При слове «проклятой» он прикрыл глаза и перекрестился. – Простите? – Я не успел опомниться, как слово само выскочило из уст. На секунду мне показалось, что я ослышался или епископ бредит в пьяном угаре. – Удивлён, да? – На самом деле не спросил, а заявил Его Преосвященство с явным удовольствием. – Не волнуйся, сынок, я не дам обидеть моего посланника. Ты получишь людей и справедливое вознаграждение. – Осмелюсь... – Начал я. – Осмелься, осмелься, – разрешил он снисходительным тоном. – Я знаю, что ты удивлён. Да-а-а: удивлён... Может, это не лучшим образом описывало мои чувства, но, по крайней мере, в некоторой степени определяло ситуацию, в которой я оказался. – Ваше Преосвященство, осмелюсь напомнить, что я всего лишь инквизитор, и, к моему сожалению, именно это призвание и верная служба Церкви не пользуются признанием среди благородного сословия, а уж особенно при дворе милостивого государя. Не думает ли Ваше Преосвященство, что они попросту прикажут меня убить? Конечно, моя жизнь не имеет значения, но, боюсь, что лишённый её, я не смогу исполнить приказ Вашего Преосвященства, что в противном случае я сделал бы с полной добросовестностью и рвением. Епископ от души рассмеялся. – Страх добавляет красноречия, а, Мордимер? – Он потёр руки. – Ты думаешь, что я дурак? Конечно, тебя бы убили. Не явно, не официально, но тихо, скрытно, без огласки... Не любят меня там, о нет. Да ещё папские легаты. – Он повернулся, как будто хотел сплюнуть, но удержался. – Так что ты будешь не инквизитором, сынок, по крайней мере, не только инквизитором... Он остановился и явно ждал вопроса, поэтому я решил его задать. – А кем я буду, по милости Вашего Преосвященства? – Герсард с озорной улыбкой открыл ящик, вынул из него уже выписанный пергамент и протянул его мне. – Читай, Мордимер, мальчик мой дорогой. Я читал и не мог поверить своим глазам. Если бы документ не был подготовлен заранее, я бы счёл, что Его Преосвященство напился до умопомрачения. – Ну, ну, только не воображай слишком много, – сказал он. – Это только временное назначение. Временное или нет, назначение есть назначение. Приказом Его Преосвященства с сегодняшнего дня я становился капитаном гвардии епископа – одним из важнейших людей в Хезе. До сих пор это звание доверялось только дворянам старых родов, от века живущих в провинции, а все его обязанности заключались в подсчёте регулярно поступающих доходов. Настоящим командиром гвардии был граф Какойтотам, не помню его фамилии, но официально у него было лишь звание лейтенанта. Конечно, нигде не было сказано, что капитаном гвардии не может быть инквизитор или даже священник. Но до сих пор похвалиться подобной должностью могли лишь благороднорождённые. Как видно, времена изменились. – Ну что, заколотилось сердце, Мордимер? – Заколотилось, – ответил я честно и просто, поскольку Его Преосвященство, видимо, этого и ожидал. – Теперь никто не посмеет тебя тронуть. Ты будешь официально представлен императору. Ты получишь рекомендательные письма и к нему, и к легату Лодовико Вероне. Легат является представителем Святого Престола, но... – он замолчал на мгновение и изобразил пальцем несколько кружочков на столе, – его взгляды, как ты, наверное, знаешь, лишь немного близки к моим. Лишь немного близки, парень, – подчеркнул он с нажимом. Я понял. Даже очень хорошо понял. В конце концов, человека, которого ценят или любят, не назовут вороном, как Герсард называл братьев Верона. Мне нельзя было чувствовать себя в безопасности в присутствии папского посланника. Впрочем, любезные мои, с этих пор мне вообще нельзя было чувствовать себя в безопасности. Да, почтенный епископ возложил на плечи бедного Мордимера пышную мантию, но это ничего не значило. Его Преосвященство вёл шахматную партию, в которой я был всего лишь пешкой. И у меня не было никаких иллюзий, что он пожертвует мной, если это даст ему преимущество на шахматной доске. Тем не менее, даже факт превращения в епископскую пешку был свидетельством огромного доверия. В связи с этим, я знал, что с тяжестью этого доверия мне придётся справляться. А стоит знать, что тащить вес епископского доверия было примерно столь же безопасно, как таскать песчаник в каменоломнях. Его Преосвященство с трудом поднялся, слегка пошатнулся, и я вскочил с кресла. Но моя помощь оказалась не нужна. – Обратись к брату Себастьяну, – приказал он. – Он закончит с тобой все формальности. Брат Себастьян был правой рукой епископа во всех обременительных канцелярских делах. Человек с огромным влиянием, который, как ни странно, был известен своей безграничной честностью. Что удивительно в наши подлые времена, не правда ли? Епископ попятился в мою сторону, так что я с полным уважением подхватил его под локоть. Дыхнул на меня вином. – Спасибо, сынок. Он положил руки мне на плечи. – Вот, я посылаю вас, как овец среди волков. Будьте же мудрыми, как змеи, и простыми, как голуби, – произнёс он елейно, но потом громко рыгнул, что в значительной степени подпортило эффект его слов. Кроме того, именно эту цитату я запомнил очень хорошо, ибо услышал её когда-то из уст существа, о котором я старался даже не вспоминать и с которым дважды пересеклись пути моей жизни. Тем не менее, я не показал виду и преклонил колени перед Герсардом, после чего поцеловал епископский перстень. Говорили, что в кольце находится камень из Святой Земли, одна из многих крошек валуна, того самого, на который ступил Господь наш, когда сошёл с креста муки Своей. – Ну, ну, встань, Мордимер. Постарайся, парень. Будь бдителен, внимателен и хитёр, и награда тебя не минует. Брат Себастьян выдаст тебе заранее трёхмесячное жалование и специальную выплату, чтобы было на что снарядиться в дорогу. И чтоб достойно меня представлял. – Он шутливо погрозил мне пальцем. Из апартаментов епископа я вышел как оглушённый, не очень понимая, в каком мире я живу и не приснилось ли мне всё это. Мог ли я, поступая в инквизиторскую Академию, предположить, что когда-нибудь стану капитаном гвардии Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона? Вы, наверное, шутите, любезные мои. С тем же успехом я мог бы предположить, что у меня вырастут крылья, и вместе с Икаром и Дедалом я взлечу к солнцу. Впрочем, тогда я был в восторге, что у меня есть где спать, что есть и есть шанс, что я доживу до следующего утра. – Поздравляю, мастер, – улыбнулся старый писец, вырывая меня из задумчивости. – Или теперь мне следует говорить: капитан Маддердин? – Уже знаете? – Сам выписывал документы. – Он обнажил в улыбке сгнившие зубы. – Это большая, большая честь. – Он понизил голос: – Инквизиториум будет вами гордиться. – Наверное, – ответил я, и холодная дрожь пробежала вдоль моего позвоночника. – Спасибо, брат. – Не за что, Мордимер, не за что. – Я увидел весёлый блеск в его глазах. Так вот, видите ли, любезные мои, я не подумал, в гордости своей, о братьях-инквизиторах. Я думал только о том, чтобы получить деньги, сделать необходимые покупки, поговорить о деталях с братом Себастьяном, присмотреться к людям, которые отправятся вместе со мной в поход к императорской армии. А о братьях-инквизиторах не подумал. Только они обо мне не забудут. И о том, что я влез в чужие перья, забывая, кто я и откуда я родом. Правда, меня не связывали тёплые отношения ни с кем из них, но это не отменяло того факта, что я был кровью от их крови и костью от кости. А поскольку назначение было только временным, то у меня было предчувствие, что рано или поздно я вернусь к своему прежнему занятию. Тогда бедному Мордимеру, конечно, не нужны будут враги в своём окружении, завистники, помнящие, что в миг суетной славы он забыл, кем является на самом деле. Что надо было сделать? Следовало закатить пир! Хорошее вино, хорошая еда и хорошие девки. И не жалеть денег, любезные мои, ибо дружба важнее, чем всё золото мира.