В этот момент я понял, что он говорит правду. – Покорнейше благодарю, ваша милость, – сказал я в третий раз, но в этот раз знал, что он понял, что я говорю искренне. Но я, однако, надеялся, что никогда не наступят такие времена, чтобы служение Святому Официуму я захотел променять на службу у польского магната. Эпилог Меня пригласили в штаб-квартиру элемозинариев. Я показал письмо Эйхендорфу и спросил, как он посоветует мне поступить. – Сложно сказать, Мордимер, – сказал он наконец. – Потому что я действительно не знаю, зачем ты приехал, что сделал и по чьему заказу. – Он поднял руку в знак того, чтобы я не перебивал его и не протестовал. – Но если Сфорца против тебя, это означает, что ты с нами. Доказательство не прямое, но достаточное. – Он улыбнулся. – Если ты просишь моего совета, – продолжил он, – я дам тебе его. Иди к элемозинариям, надев официальный костюм инквизитора, а я отправлю с тобой шесть человек охраны. – Думаешь, что если я пойду один… – Не знаю, – прервал он меня. – Зато я знаю, что добыть тебя из их подземелий было бы намного сложнее, чем не допустить, чтобы ты в них попал. Пока ещё никто не посмеет напасть на моих людей. Поверь мне также, что они получат очень строгие приказы, как им следует поступать, когда станет ясно, что к чему. – Спасибо, Лукас, – сказал я искренне. – Огромное спасибо. – Что нам ещё остаётся, как не держаться вместе? – ответил он, а потом отвернулся и посмотрел в окно. – Наступают времена, когда выяснится, кто друг, а кто враг. И надеюсь, что именно в эти времена мы окажемся на одной стороне баррикад. – Никогда не посмел бы в этом усомниться, – отозвался я. Лукас тщательно выбрал инквизиторов, которые должны были меня сопровождать. Все они были высокие, широкоплечие и бородатые. Бог мне свидетель, что я не хотел бы сражаться против этой шестёрки... У ворот я показал письмо, и элемозинарий, который его получил, явно смешался. – Приглашены только вы, мастер Маддердин, – сказал он наконец. – Без товарищей... – Таков был приказ Лукаса Эйхендорфа, – отозвался командир сопровождающего меня отряда. – Я... я... – замямлил монах. – Извольте подождать. – Он повернулся и быстрым шагом направился в сторону здания. Через некоторое время он вернулся и открыл ворота. – Добро пожаловать, – произнёс он. Опеку над нами взял на себя другой монах. – Следуйте за мной, господа, – сказал он. Он повёл нас через сад, но в какой-то момент, однако, остановился. – Брат Сфорца хочет поговорить с мастером Маддердином с глазу на глаз, – сказал он. – Соблаговолите подождать здесь. – Мастер Маддердин нездоров. Он провёл много дней в нашем лазарете, и едва оправился от страшной болезни. Нам приказано не спускать с него глаз, – пояснил командир без тени иронии, без тени улыбки и с искренностью купца, продающего бриллианты чистой воды. – Брат Сфорца встретится с ним на пороге часовни. – Монах показал пальцем на сооружение посреди сада. – Тогда мы подождём. Я последовал за монахом, и когда он указал мне на каменную скамейку, сел на неё. Через некоторое время я увидел людей, несущих сидение с братом Сфорцей. Они поставили этот стул прямо передо мной, а потом молча ушли. Искалеченный элемозинарий долго смотрел на меня, в его взгляде я видел как ненависть, так и, похоже, толику уважения. В конце концов, я разрушил его планы, и хотя мы оба прекрасно знали, что у меня нет доказательств, достаточных против человека со столь высоким положением, однако хватало и того, что он и его подчинённые не были в состоянии исполнить свои гнусные планы. – Нафтало фремя фыпирать, – сказал он, и я пришёл к выводу, что он говорит, безусловно, чётче, чем во время нашей последней встречи. – Пчему пы фам не стать нашим тругом? – Конечно, я ваш друг, – сказал я. – Хотя трудно забыть, что вы хотели отдать меня под папский суд. – Остафте. То дело прошлое. – Чего вы от меня хотите? Что я должен сделать? – Пыть ферным тругом. Ты не пжлеешь. Он польстил мне. Видимо, священники признали, что инквизитор Мордимер Маддердин может стать полезным инструментом в их руках. А ведь похвала из уст врага стоит больше, чем восхваления друга. Я мог бы держаться дипломатично. Я мог быть вежливым. Но я не хотел. В конце концов, я прекрасно отдавал себе отчёт, что даже если бы я перешёл на их сторону, то они использовали бы мои знания и способности, а потом убили. Честно признаюсь, что свою роль сыграли и личные чувства, которые я испытывал по отношению к брату Сфорце. Я не мог забыть о том зле, которое он причинил Родриго Эстебану ла Гуардиа y Торресу, честному рыцарю из Гранады. Он унизил его так, как ни одно человеческое существо не должно унижать другое. – Да я скорее подружусь с бешеной собакой, чем с вами, – сказал я, широко улыбнувшись. Не знаю, удивили ли его эти слова, ибо трудно было увидеть какие-либо эмоции на этом наполовину парализованном лице. – Я зпомню это, инфифитор. Снай, что ты саплатишь за фсё, – отозвался он наконец. Хотел бы я получать кошель с золотом за каждое обещание, что мне это припомнят, что я пожалею о своём поведении или заплачу за него дорогую цену... Слабые люди имеют особую способность бросать слова на ветер. Что, конечно, не означает, что их следует недооценивать, ибо ненависть и жажда мести оказывают весьма стимулирующее влияние на некоторые умы. Даже двухвостка может убить воина, если сперва найдёт хитрый способ, чтобы заползти ему в ухо. – Уже в Столпене вы грозились, что хорошо меня запомните. Я рад, что так прочно врезался в вашу память, – я выделил слово «врезался», глядя на шрамы на его щеках. – Вы фстретите судьбу столь страшную, что даже сможте себе вбразить! – Залепетал он. – Я уверен, что ваши пожелания будут прытко бежать вслед за мной, – при словах «прытко бежать» я опустил взгляд на его парализованные ноги. Я заметил, что Сфорца пускает слюни, как бешеная собака, и это меня позабавило. Он пытался что-то сказать, но только прерывисто хватал ртом воздух и молча шевелил губами. – Если вам потребуется уроки дикции, не стесняйтесь, дайте мне знать, – сказал я сердечным тоном. – Я знаю учителя, перед которым даже Демосфен устыдился бы своего мастерства риторики. Потом я вежливо ему кивнул и пошёл в сторону ожидающих меня инквизиторов. Я не слышал отчётливо тех слов, которые произносил Сфорца за моей спиной, но был уверен, что если бы проклятия были птицами, то я унёсся бы на их крыльях под самое небо. Змей и Голубка. Возвращение. И сделал уста мои как острый меч; тенью руки Своей покрывал меня. И сделал меня стрелою изострённою; в колчане Своём хранил меня Книга Исайи Они шли прямо на меня. С кольями, вилами и топорами в руках. Вёл их широкоплечий мужчина с рыжей всклокоченной шевелюрой, с выбитым глазом, от которого остался грязно-красный набухший шрам. Я остановил коня посреди улицы, поскольку не намеревался уступать им дорогу. Ибо никто в мире ещё не видел, чтобы инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона улепётывал от пьяного сброда. – Стоять! – Крикнул я. – Именем Святого Официума! Мой меч качался у конского бока, но я его даже не коснулся. Быть может, если повезёт, я справился бы с четырьмя или пятью противниками, но передо мной стояло не менее двадцати мужчин. Большинство были пьяны, но даже пьяный человек запросто всадит противнику вилы в живот или раскроит ему голову размашистым ударом топора. Не меч должен был меня защитить, а авторитет святой Церкви. Ибо Добрая Книга учит нас, что «победа в бою не зависит от числа воинов; истинная сила – это та, что нисходит с Неба». По крайней мере, они не могли сделать это безнаказанно. И они, несмотря на опьянение, должны были прекрасно знать поговорку, гласящую: «Когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс». Они остановились. – Инквизитор? – Полувопросительно прорычал рыжебородый. – Что вы здесь делаете… господин? – добавил он немного погодя. – Это я вас спрашиваю, что вы здесь делаете, – сказал я твёрдо. – Как тебя зовут, человече? – Я тряхнул уздой, и скакун приблизился на несколько шагов к стоящему во главе толпы ухорезу. Он хотел спрятаться за спинами товарищей и отступил на три шага. Однако по-прежнему остался впереди, ибо его спутники тоже были не лыком шиты, и они также отошли назад. Я заметил, что некоторые уже успели скрыться в тёмных переулках. Я улыбнулся собственным мыслям, поскольку всё шло именно так, как и должно было идти. – Гаспар, по прозвищу Морда, прошу прощения, ваша милость, – сказал одноглазый, в этот раз смиренным тоном, и снял шапку. Скомкал её в левой руке, а правую, в которой держал топор, спрятал за спину. – Кого вы ищете, Гаспар? – спросил я мягко. – Чем может вам помочь инквизитор Его Преосвященства? Он проглотил слюну так резко, что дёрнулся кадык. Помощь инквизитора была, наверное, последней вещью, о которой он мечтал. – Никого не ищем, ещё раз прошу прощения... – пробормотал он, и было нетрудно понять, что он врёт. Я посмотрел вправо, где сумрак позднего вечера скрывал начало маленькой улочки. – И кто там? Я немного подождал, и когда понял, что не получу ответа, натянул узду коня. – Расходитесь по домам, люди! – Приказал я громко. Я подождал, пока они послушаются, и направился в сторону тонущего в темноте переулка. Крыши домов нависали так низко над улицей, что я не видел, что скрывается в её конце. Переулок был пуст, ставни домов закрыты. Я ехал медленно, шагом, и внимательно вглядывался во тьму. Что бы там ни скрывалось, оно должно было разозлить или напугать этих людей, так что даже ваш покорный слуга должен был считаться с опасностью. Но я пока не вынимал меч из ножен. И вдруг я услышал тихий стон. Звук, напоминающий полный отчаяния скулёж, в котором, однако, можно было различить отдельные слова.