Я пододвинул пишущую машинку и подумал, что готов отдать дюжину пуговиц за то, чтобы узнать, когда он решил дать это объявление — во время диктовки письма или во время чтения «Путешествия с Чарли». 4 Правила внутреннего распорядка в нашем доме на Тридцать пятой Западной улице установлены, конечно, Вульфом, поскольку он хозяин, но я порой вношу изменения в утренние процедуры. Шеф строго придерживается своего расписания: в восемь пятнадцать Фриц приносит ему завтрак в комнату на третьем этаже, в девять Вульф на лифте поднимается в оранжерею, а в кабинет спускается к одиннадцати. Мое расписание зависит от разных событий, в частности, от того, когда я вернулся домой. Моему организму нужен полноценный восьмичасовой сон, в соответствии с этим я и определяю час подъема. И поскольку в среду я был в театре, потом сидел с другом в баре «Фламинго», а до дома добрался уже после часа ночи, я и поставил свой будильник на полдесятого утра. Но в четверг утром мой сон прервал не будильник. Проснувшись, я еще плотнее закрыл глаза и попытался понять, что мне мешает. Это был не телефон — вечером я его выключил, да и звук не тот. Это был... шмель, но какого черта нужно шмелю посреди ночи в нашем доме? А может, солнце уже взошло? Я заставил себя открыть глаза и посмотрел на часы. Без шести девять. И гудел, конечно же, селектор. Можно было и сразу сообразить. Я повернулся и нажал клавишу. — Комната Арчи Гудвина. Гудвин слушает. — Извини, Арчи, — донесся голос Фрица. — Но она настаивает. — Кто она? — Женщина по телефону. Что-то говорит про пуговицы. Она... — Хорошо, беру трубку. — Я включил телефон. — Да? Арчи Гудвин слу... — Мне нужен Ниро Вульф, я опаздываю! — Он не может подойти. Если это по... — Да. Я прочитала объявление в «Ньюс». Я знаю о таких пуговицах и хочу быть первой. — Вы первая. Как вас зовут? — Беатрис Эппс. Э, пэ, пэ, эс. Я самая первая? — Да, если ваша информация окажется нам полезной. Миссис Эппс или мисс? — Мисс Беатрис Эппс. Я не могу рассказать вам прямо сейчас... — Где вы находитесь, мисс Эппс? — В телефонной будке на Центральном вокзале. Я спешу на работу и должна быть там к девяти, так что сейчас не успею ничего рассказать. Но я хотела быть первой. — Разумеется. Это понятно. Где вы работаете? — «Квинн и Коллинз» в здании Ченин билдинг. Операции с недвижимостью. Но не приходите туда, у нас этого не любят. Я позвоню еще раз во время перерыва. — Во сколько? — В половине первого. — Хорошо. Я буду в двенадцать тридцать у газетного киоска в Ченин билдинг. А перед этим закажу вам ленч. В петлице у меня будет маленькая орхидея, белая с зеленым, и я возьму с собой сто... —Я опаздываю, мне нужно идти. Но я обязательно приду. В трубке зазвучали гудки отбоя. Я плюхнулся обратно на подушки, осознав, что уже почти проснулся, вздохнул обиженно и спустил ноги на пол. В десять я сидел на кухне за обеденным столом, посыпая желтым сахаром лепешку, приготовленную на кислом молоке и намазанную маслом. На полочке передо мной лежал свежий номер «Таймс». Фриц спросил: — Без корицы? — Без, — твердо ответил я. — По-моему, она чрезмерно усиливает потенцию. — Тогда для тебя она будет — как бы это лучше выразиться, — ну, есть еще поговорка про уголь, который возят туда, где его как раз добывают. — Уголь в Ньюкасл. Но это неважно. Главное, что мысль верная. Благодарю. — Мои мысли всегда верные. Заметив, что я откусил второй кусок, он подошел к плите, чтобы испечь еще лепешку. — Я читал объявление и видел вещи, которые ты принес в чемодане. Говорят, самые опасные для детективов дела — те, что связаны с похищением ребенка. — Может, да, а может и нет, все зависит от обстоятельств. — За все годы, что я работаю у Вульфа, это первый случай, когда он расследует похищение. Я глотнул кофе. — Послушай, Фриц, ты все ходишь вокруг да около. Ты же мог прямо спросить: «Это похищение?» — и я бы ответил: «Нет». Потому что никого не похищали. Конечно, ты видел детскую одежду. По секрету могу сказать, одежда действительно принадлежит ребенку. Мы пока еще не решили, будет ли ребенок жить здесь, и я сомневаюсь, что его мать переедет сюда, но слышал, что она прекрасный повар, и если ты когда-нибудь возьмешь длительный отпуск... Он уже подошел ко мне с новой лепешкой, и я потянулся к помидорам и лимонному джему. Со сливочным маслом я уже попробовал. — Ты настоящий друг, Арчи, — произнес он. — Самый настоящий на свете. — Конечно. Хорошо, что ты предупредил меня. Теперь я успею найти другую работу. Это мальчик? — Да. По крайней мере, выглядит как мальчик. — Прекрасно. Ты знаешь, что я сделаю? — Он вернулся к плите. — Я буду класть корицу во все блюда! Я выразил ему свое мнение по данному вопросу, и мы продолжили разговор. Не дожидаясь, пока спустится Вульф, я выполнил свои утренние обязанности (распечатал конверты, вытер пыль, выбросил мусор из корзин, оторвал вчерашние листки с настольных календарей, налил свежей воды в вазу на столе Вульфа) и взбежал по лестнице в оранжерею, чтобы сообщить ему о последних событиях. Июнь — не лучший месяц для показа коллекции орхидей, особенно такой, как у Вульфа, — больше двух сотен видов. В первой комнате — тропической — бросалась в глаза лишь пара цветных пятен; в следующей, промежуточной, орхидей распусти¬ лось побольше, но не как в марте во время буйного цветения; в третьей, прохладной, комнате цветов было еще больше, правда, не таких ярких. В последней же, где стояли цветочные горшки, Вульф и Теодор Хорстман разглядывали узлы на корневище. Когда я приблизился, шеф повернул голову и проворчал: «Ну что тебе?». Прерывать его работу в оранжерее можно только при крайней необходимости. — Ничего срочного, — сказал я. — Просто пришел сообщить вам, что хочу взять один цветочек Cypripedium lawrenceanum hyeanum. Буду носить его в петлице. Позвонила женщина насчет пуговиц. Мы встретимся в двенадцать тридцать, и она узнает меня по цветку. — Когда ты уйдешь? — Сразу после двенадцати. По дороге зайду в банк получить наличные. — Очень хорошо. — Он был слишком занят, чтобы задавать вопросы. Сорвав цветок, я спустился вниз. А в одиннадцать Вульф вошел в кабинет и потребовал дословный отчет о беседе. Потом спросил: — Что ты думаешь об этой женщине? Я пожал плечами: мол, один шанс из десяти, что она действительно что-то знает о пуговицах. А мое решение выйти пораньше, чтобы забрать комбинезон у Хирша, Вульф одобрил. Поэтому, когда я занял свой пост у газетного киоска в вестибюле Ченин билдинг, придя туда чуть раньше условленного времени и выяснив, что фирма «Квинн и Коллинз» находится на десятом этаже, в руках у меня был бумажный пакет. Я вглядывался в лица входящих. Мужчины и женщины, молодые и старые, бодрые и подавленные. Но примерно каждый второй выглядел так, будто ему нужен детектив, а может быть, врач или адвокат. Не была исключением и женщина, остановившаяся передо мной. — Вы мисс Эппс? Она кивнула. — Я Арчи Гудвин. Пойдемте вниз? Там заказан столик. Она покачала головой: — Я всегда ем одна. Хотелось быть объективным, но про себя я отметил, что ее, вероятно, очень редко приглашали на ленч, а то и вовсе никогда не приглашали. Нос у моей новой знакомой был приплюснутым, а подбородок раза в два длиннее обычного. Возраст трудно было определить точнее, чем от тридцати до пятидесяти. — Мы можем поговорить здесь, — сказала она. — Можем здесь начать, — уступил я. — Так что вам известно о пуговицах из белого конского волоса? — Я видела такие. Но чем вы докажете, что не обманете меня? — Не волнуйтесь. — Я взял ее за локоть, и мы отошли в сторонку. — Вот моя визитная карточка. Возьмите. Я сдержу свое слово. Но, конечно, сперва я должен убедиться, что ваша информация будет нам полезна. А то вдруг вы скажете, что знали в Сингапуре одного мужчину, делавшего такие пуговицы, но он, к сожалению, умер. — Я никогда не бывала в Сингапуре. — Хорошо. Так что у вас? — Я видела их прямо здесь, в этом самом здании. — Когда? — Прошлым летом. — Она помолчала, затем продолжила: — У нас около месяца работала одна девушка, и как-то раз я заметила на ее блузке эти пуговицы. Я сказала, что никогда таких не видела, и она ответила: да, это большая редкость. Я спросила, где их можно купить, а она сказала: нигде. Потому что это ее тетя делает и на одну пуговицу тратит целый день. Понятно, не на продажу, а только для себя, в качестве хобби. — Пуговицы белые? — Да. — Сколько их было у нее на блузке?