Мужик лишь хмыкнул и насупился еще больше. — Сказано же, не принимает барыня! Настя с досадой посмотрела на него. Время утекало, вместе с ним утекала и жизнь хозяина дома. Возможно, более искушенная гостья и попыталась призвать холопа к порядку, обещая все кары небесные, но Настя не была столь опытна, поэтому лишь устало спросила. — Тебя как звать? — Степан, — мужик смотрел очень настороженно. Но дверь перед носом не захлопнул, и то хорошо. Наверняка, один из тех верных слуг, что всю жизнь с хозяином. — Степан, послушай, ты просто сходи и доложи обо мне. Если Анна Михайловна своего решения не переменит, я уйду, ладно? — Настя внимательно взглянула на слугу. Мужик слегка помялся, потом отступил, пропуская девушку в дом. — Здесь обождите, барыня, в зале, — пробурчал он, исчезая в противоположных дверях. Настя осталась одна. Чтобы хоть как-то успокоиться, девушка прошлась по комнате, усмехнулась совершенно аляповатому сочетанию лакированной, достойной дворца, мебели и простых деревянных стен, проконопаченных толстой веревкой, потом подошла к окну. За ним виднелся заросший сорняками сад. Кривые яблони с небелёными стволами, на которых уже виднелись зеленые завязи, да липы вдоль дороги. Девушка вздохнула. Послышались быстрые шаги. Настя повернулась как раз в тот момент, когда в комнату вошла Анна Михайловна. — Настенька? — голос звучал очень устало. — Случилось что? — Анна Михайловна, — девушка порывисто шагнула вперед, от нее не укрылась ни обреченная усталость в глазах ведьмы, — Мне Левшин сказал про Александра Борисович, вот я и подумала, что смогу помочь… наверное… Бутурлина задумчиво разглядывала свою гостью. — Нет, не сможешь, — наконец сказала она. — Опасно это. И сама сгинешь, и Сашу моего не спасешь… Не хочу грех на душу брать. — Но… — Настя почувствовала себя обескураженной, она так спешила, была почти уверена, что нужна. — С Иваном же получилось! — Получилось… — согласилась Бутурлина. — Только Александр Борисович не простой солдат, он волк матерый! — Так что же, — растерялась девушка. — Неужели ничем помочь нельзя? Анна Михайловна внимательно взглянула на девушку. — Есть одно, — решилась она. — Только для этого тебе меня с собой провести придется. Силу мою в себя впустить и не оттолкнуть. Сможешь? Настя задумалась, затем кивнула головой: — Смогу. Но вы подсказать должны как… Анна Михайловна грустно улыбнулась: — Тогда пойдем. Мимо изумленного Семена хозяйка дома провела девушку в спальню. Подполковник лежал на кровати. Из его груди вырывались хрипы, а рука стискивала и без того смятые простыни. — Что с ним? — Настя склонилась над больным, отмечая посиневшие губы и мертвенную бледность лица, усеянного капельками пота. — Наперстянка, — Анна Михайловна словно выплюнула это слово. Девушка вздрогнула, вспомнив высокий стебель, усеянный сиреневато-розовыми цветами, наподобие колокольчиков. В больших дозах это растение было ядовитым, вызывая сердечные спазмы. — Яда слишком много, — ведьма с каким-то отчаянием посмотрела на девушку. — Одной мне душу его не вернуть. Ну что, готова? — Готова, только, что делать — не знаю, — Настя растерянно смотрела на хозяйку дома. Та выдохнула, пробормотала что-то и подошла вплотную. — Дай мне руку, — требовательно сказала ведьма. В полутьме комнаты голубые глаза ярко сияли. Без колебаний Настя вложила свою ладонь. — Закрой глаза. так легче будет, — продолжала Анна Михайловна, подводя девушку к постели больного. Та повиновалась. На этот раз Сила приходила постепенно, волнами охватывая все тело. На этот раз в ней было что-то другое, мягкое и одновременно требовательное, будто кто-то еще направлял эту Силу. Девушка вздохнула… Темнота вокруг вдруг сменилась ярким солнечным светом. Настя бежала по лугу в одной рубашке, ветер ерошил ее коротко стриженные волосы цвета спелой пшеницы. Летнее солнце ласкало кожу, и не было этого удушливого, влажного от жары, воздуха, этих свинцовых волн залива… — Не туда идешь! — сердитый оклик Анны Михайловны прозвучал за спиной. Пшеничное поле вдруг заволокло дымом. Настя остановилась, с ужасом смотря на проносящиеся по небу картины баталий. Грохот орудий, крики людей, ржание лошадей, падающих прямо на голову. Надо было увернуться, отскочить и тут же рубить врага. Дышать становилось все тяжелее, зверь в груди рычал и требовал крови. Золотистый шарик вдруг вынырнул из гущи сражения и полетел к девушке. Она протянула руку, и золотой светлячок сам скользнул в ладонь, обжигая своим теплом. — Настенька, держи крепче, не потеряй! — снова Анна Михайловна. Голос ведьмы прерывался от волнения. Девушка чувствовала, как ее ладони обхватили чужие руки, стремясь удержать то и дело обжигающий кожу огненный шар души. Жар от него становился просто нетерпимым. Девушка закрыла глаза, прерывая связь времен, а потом птицей устремилась в небо, возвращаясь в Питерсбурх, в небольшую полутемную комнату, окна которой были завешены бархатными тканями. Тело, лежащее на постели. Тело огромного грузного мужчины, несомненно в молодости бывшего красивым. Бездыханный, он лежал, смотря на Настю безжизненным взглядом. — Быстрее, — поторопила Анна Михайловна. — Еще можно успеть! Настя подошла к телу и поднесла ладонь с золотистым шариком к губам умершего. Медленно. Капля за каплей, свет начал стекать в приоткрытый рот. Внезапно подполковник судорожно вздохнул и закашлялся. Последнее, что Настя помнила, была яркая вспышка. *** Когда девушка открыла глаза, то обнаружила, что сидит в кресле. Сама же Анна Михайловна стояла, наклонившись над мужем, и с какой-то пронзительной нежностью всматривалась в черты его лица. — Александр Борисович! — Настя попыталась вскочить, но ноги не держали. — Настенька, — Анна Михайловна подошла к ней. — Милая, спасибо тебе! Она порывисто прижала девушку к своей груди. — Век не забуду, как смогу — отблагодарю, — прошептала ведьма. — Он… — только теперь Настя услышала спокойное ровное дыхание подполковника. — Успела ты, дочка, в последнюю минуту успела, — Анна Михайловна опустилась в соседнее кресло и закрыла лицо руками. — Ох, Настенька, испугалась я знатно… Столько лет вместе… И вот… Девушка молчала, совершенно не зная, что сказать, впрочем, её собеседница не нуждалась в словах. Женщина выдохнула, аккуратно вытерла слезы кружевным платком. — Ты уж прости слабость, переволновалась я сильно… нет мне жизни без Александра Борисовича. — И ему без вас, — тихо сказала девушка, вспомнив то видение, которое было между боев: веселая темноволосая девчонка полными, призывно манящими губами. Теперь эта давно повзрослевшая девочка сидела напротив Насти в слезах и призналась в любви собственному мужу. Услышав слова девушки, Анна Михайловна улыбнулась. — Вот и славно, Настенька, вот и славно… пойдем чай пить? — А?.. — девушка невольно оглянулась на больного. — Все уже хорошо. Здесь и Степан справиться. А вот тебе чай нужен, с медом! Настя признала правоту слов своей наставницы, как только сели за стол и все тот же Степан принес дымящий самовар. Анна Михайловна лично налила чай для своей гостьи и добавила туда ложки три меду. — Пробуй. Может еще добавить? — Зачем же? — попыталась возразить Настя, делая аккуратный глоток. Чай действительно показался почти не сладким. Виновато посмотрев на хозяйку, девушка еще добавила ложечку меда. Анна Михайловна лишь усмехнулась. — Добавь еще. Такое ведовство сил отбирает. Хлеб вареньем намажь погуще! Чаевничали молча. Настя, все еще не придя полностью в себя, а хозяйка — просто не желая разговаривать. Тишину нарушал лишь звон ложечки о стенки чашки да мыши, возившиеся где-то под полом. Стук в дверь прозвучал как раскат грома. Настя вздрогнула. — Степан! — властно окликнула хозяйка. В дверь опять заколотили, на этот раз со всей силы. — Иду, иду, вот ведь шумят нехристи, — проворчал слуга, проходя через зал и косясь на Анну Михайловну.