Прошло еще два года. Фредди было уже семь, почти восемь. Стало совершенно ясно, что он предпочитал Сару мне. Иногда я возвращался с работы и заставал их поглощенными книгой или каким-нибудь художественным занятием. – Поздоровайся с папой, – подсказывала Сара. Но часто он даже не поднимал взгляд. – Устал, – поясняла мне жена. – Это неважно, – отвечал я, поднимаясь наверх, чтобы сменить костюм на вельветовые брюки. Но это было важно. И куда больнее, чем я мог выразить словами. Больше всего я хотел создать семью. Но никто не говорил, как трудно быть хорошим отцом, когда твой ребенок не хочет иметь с тобой ничего общего. Временами я жаждал обнять Сару и сказать: «Я так несчастен». Но не мог этого сделать. Мужчина должен быть сильным. Кроме того, я сам все это заварил, самому и разбираться. Не хватало еще вести себя как мой отец. Я начал работать усерднее, приходить в офис пораньше и оставаться подольше. Там было намного спокойнее. Никаких истерик Фредди, никаких недовольных слов Сары о том, что я «слишком строг» с сыном. А положив что-то на свой стол, я знал, что оно и на следующий день останется лежать на месте. Дома эта вещь исчезла бы. Как одна из моих любимых ручек, которую я позже обнаружил в «коробке для творчества» Фредди, с согнутым и перекрученным пером. – Он пользовался ею для какой-то работы чернилами, которую мы выполняли, – объяснила Сара. – Извини. Я принесу тебе другую. Сверхурочные в офисе привели к повышению по службе. – Мы чрезвычайно довольны вами, Том, – сказал босс на ежегодной аттестации. – И в результате хотели бы предложить вам новую должность и прибавку жалованья. Приятно, когда тебя ценят. Но в то же время я чувствовал себя виноватым, поскольку тратил на это время, которое мог бы провести с семьей. – Молодец, – сказала Сара, когда я поделился с ней тем же вечером. Мы сидели на разных концах дивана. – Полагаю, это значит, что теперь мы будем видеть тебя еще реже. – А вам с Фредди не все равно? – не удержался я. – Конечно нет. – Что-то не похоже. – Том, – вздыхая, сказала Сара. Когда она не улыбалась, то выглядела совершенно по-другому. – Я делаю все, что в моих силах, чтобы воспитывать нашего сына в одиночку. – В одиночку? – переспросил я. – Что ты имеешь в виду? – Ну, ты не видел его четыре дня. И возвращался домой слишком поздно для поцелуя на ночь. Чувство вины заставило меня защищаться: – Я работаю ради семьи. Ради нас. Не стал добавлять, что это лучше, чем сидеть дома с двумя людьми, которых не понимаю. Тем временем Хилари тоже получила повышение. Иногда я ловил себя на том, что в обеденный перерыв выходил подышать свежим воздухом в парк, где она ела свои сэндвичи. Ей тоже нравились с огурцом и чеддером. – Итак, – говорила она мне, – что вы по-честному думаете об этой новой идее «широкополосного доступа» в Интернет? Как считаете, заменит он в итоге коммутируемые соединения? Было так освежающе поговорить с тем, кто, казалось, искренне интересовался мной, а не перескакивал постоянно на разговоры о школе или вшах. С тех пор как родился Фредди, наша личная жизнь – которая когда-то была неотъемлемой частью нас, – сократилась почти до нуля. Я уже говорил, как мне было трудно… ну, проявлять инициативу. Кроме того, когда я ложился в кровать, Сара часто уже спала. А когда она допоздна рисовала, я выключал свет в спальне, поскольку был измотан. В отличие от жены, мне на следующий день приходилось идти на работу. Поэтому меня удивило и смутило, когда я заметил, что, находясь рядом с Хилари, представляю иногда, каково это – поцеловать ее. Или даже – с ее разрешения, разумеется, – снять с нее одежду. А потом в один прекрасный день все изменилось. – Меня переманивают, – сказала она, осторожно разворачивая салфетку, чтобы расстелить ее на коленях. Это была настоящая льняная салфетка, которую она приносила на работу вместе с аккуратно нарезанными сэндвичами и фляжкой. – Правда? – отозвался я, жуя роллы с тунцом, которые тем утром приготовила для меня Сара, потому что я опаздывал из-за раннего звонка клиента. – Кто? Я отложил обед в сторону. От этой новости в желудке появилось ощущение пустоты. Она назвала фирму. Это был один из наших конкурентов. Затем Хилари рассказала о вакансии, которую ей предложили. – Как на ваш взгляд? – Это может быть хорошим шагом с точки зрения карьеры, – нерешительно произнес я. – Я тоже так подумала. Я ждал, что она скажет, что ей будет не хватать моего общества. Но она не сказала. Я решил не идти на прощальную вечеринку, которую организовали для Хилари. Вместо этого бродил взад и вперед по набережной, глядя на темную воду, освещенную отраженным светом уличных фонарей. Интересно, каково это – сесть на корабль и отправиться в море? «О чем ты думаешь? – одернул я себя. – У тебя моральный долг перед женой и ребенком». Прошло еще два года. Фредди было почти десять, и он ходил в местную начальную школу. Я предпочел бы подготовительную школу в конце линии «Бейкерлоо», но Сара хотела, чтобы сын находился в «не элитарной среде». Я проиграл этот спор. Я надеялся, что к тому времени Сара станет менее тревожной, но, если на то пошло, она сделалась более напряженной и постоянно беспокоилась, «счастлив ли» Фредди. Ко всему прочему впала в панику по поводу свиного гриппа, который объявили пандемией. – Если принять во внимание статистику по нашему району, – сказал я ей, – у нас риск от низкого до умеренного. – От низкого до умеренного? – повторила она. – Мне этого недостаточно. Как, по-твоему, я смогла бы жить без Фредди? «А как насчет меня?» – хотел спросить я. Между тем меня беспокоило, что наш сын не мог освоить деление в столбик. Он по-прежнему не интересовался цифрами, предпочитая читать или рисовать фломастерами невнятные фигуры, которые имели неприятную привычку заканчиваться на стенах. Я пытался сблизиться с сыном, придумывая забавные математические игры. – Может, ты хотел бы стать актуарием, как я? – Нет, я хочу рисовать. – Но искусство не даст тебе нормальной работы. – Спасибо, – сказала подслушавшая нас Сара. – Я не то имел в виду. – А я думаю, именно то. – Не спорь с мамой. – Фредди нахмурился, затем поднял мяч для крикета, который лежал на полу, бросил его через всю комнату и разбил окно. Как он посмел? Почти не раздумывая, я шлепнул его по заднице. А ведь не прикасался к нему с прошлого раза. Мальчишка вскрикнул, хотя удар был несильный. – Я же просила не шлепать его больше! – закричала Сара. – Я пытаюсь преподать ему урок. Мне бы не пришлось этого делать, если бы ты его контролировала. – Что ж, ты все делаешь неправильно. – Она повернулась к Фредди. – Ты уже слишком большой, чтобы так поступать, дорогой. Извинись перед своим отцом, пожалуйста. – Я не хотел разбивать окно. – Но почему в доме вообще был мяч для крикета? – Потому что я разбирала его спортивный инвентарь, – припомнила Сара. – Извинись, Фредди. – Нет. – Он снова уставился на меня. – Это было случайно. – И что ты теперь собираешься делать? – потребовал я, как мне показалось, вполне разумно. – Ну, я, конечно, не собираюсь его бить. – Раньше мне нравились глубокие карие глаза жены. Теперь они смотрели на меня скорее враждебно. – Насилие порождает насилие, – прошипела она. – Что ж, кому знать, как не тебе, с твоим-то опытом под замком, – не удержался я. И слишком поздно пожалел об этом, болезненный приступ стыда начал скручивать мне внутренности. – Где под замком? – спросил Фредди. – Нигде, – быстро ответила Сара. – Твой отец не то хотел сказать. Так ведь? Я не ответил. И в ту ночь спал в комнате для гостей, а на работу ушел рано. Похоже, Сара наконец смирилась с моим решением о том, что неразумно заводить еще детей. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне стоило заметить в этом знак. – Как все идет? – спросил Хьюго, когда мы встретились за игрой в теннис воскресным утром. С тех пор как я узнал, что он угрожал Чэпмену перед самоубийством, мы постепенно достигли непростого перемирия. Я по-прежнему сердился из-за того, что он и меня впутал. Но, несмотря ни на что, нас связывало прошлое.