– Нет. Мой сын стоял, уперев руки в бока, и смотрел на меня так, как будто он тут взрослый и разговаривает с ребенком, а не наоборот. Я бы никогда не осмелился сказать «нет» своему отцу и не собирался терпеть такое от собственного сына. Ему нужно было преподать урок. – Мамочка! – взревел Фредди. – Папа ударил меня по попе. – Что? – Вбежала Сара. – Почему ты это сделал? – Потому что он ударил меня по руке за то, что я помог ему с пазлом. – И ты считаешь, порка послужит ему уроком? – Ну кто-то же должен научить его отличать хорошее от плохого. – Я делаю это, Том. Я объясняю ему. – Она повернулась к Фредди. – Ты не должен бить папу. Это неправильно. Тот надулся: – Мальчики в школе так делают. – Они не должны. Это нехорошо. – Ладно, мамочка. – Он прижался к ней, бросая на меня угрюмые взгляды. – Ну вот, – сказала Сара. – Теперь он понимает. – И это все? – спросил я. – На самом деле нет. Я не хочу, чтобы ты впредь его шлепал. Как жестокость можно остановить жестокостью? – Я не был жестоким, – заметил я. – У меня попа болит, – заскулил Фредди. – Дай-ка посмотреть. – Ее голос зазвучал громче: – У него кожа покраснела. Как сильно ты его ударил? Они оба смотрели на меня обвиняюще. – Это смешно, – сказал я. – Он сам переступил черту. Кроме того, в мое время всех шлепали. – Ну а меня – нет. – Возможно, и следовало бы, Сара. Это могло бы спасти тебя от дальнейших неприятностей. Наступила холодная тишина. Не слишком ли далеко я зашел? Но я же сказал правду. – Мы идем гулять, – сказала она Фредди, игнорируя меня. – Прекрасно. Если ты предпочитаешь такие игры, то вперед. Я ожидал, что они скоро вернутся и извинятся. Но этого не произошло. Я попытался немного поработать, чтобы проветрить голову, но это не помогло. Меня так и подмывало позвонить Хилари и рассказать ей о случившемся. Или позвонить Хьюго. Но мне было слишком стыдно признаваться в том, что у меня ребенок, который бьет собственного отца. Какой сын так поступает? И все же в глубине души я чувствовал себя подавленным. Совершил ли я ошибку? Может, Фредди унаследовал мою ужасную склонность к издевательствам? Когда два часа спустя жена с сыном вернулись, смеясь и как ни в чем не бывало болтая друг с другом о том, как качались на качелях в парке, я почувствовал холодную пропасть между нами. Я все больше и больше начинал ощущать себя чужаком. Фредди со мной по-прежнему вел себя плохо. Однажды вечером, когда Сара была на «девичнике» с Оливией, он отказался лечь в постель и все норовил спуститься на первый этаж. – Ты должен вести себя хорошо, – повторял я. А он улыбался, будто ему нравилось меня раздражать. Несмотря на свою прежнюю убежденность в том, что решение остаться было верным, я ловил себя на мысли: «А если бы я не попросил Сару вернуться от Оливии после рождения Фредди?» Мы бы развелись. Пришлось бы продать дом и жить раздельно. Или, возможно, судья постановил бы, что Сара и Фредди останутся тут, пока он не подрастет, а меня бы вышвырнули. Фредди метался бы между нами двумя. Нет, сказал я себе. Это было бы неправильно. Все наладится, когда он станет старше. – Я сегодня неважно себя чувствую, – сказал сын несколько недель спустя. – Мне обязательно идти в школу? – Это как-то связано с тестом по математике? – спросил я. Тесты проводили в школе каждый вторник. Я тратил время, помогая подготовиться к ним. Но у этого ребенка просто не было способностей к вычислениям. В его возрасте я умножал в столбик. Он же с трудом складывал такие простые цифры, как девять и четыре. – Нет. – Фредди снова посмотрел на меня тем взглядом. Словно я сделал что-то не так. – Мне плохо. – О боже, – сказала Сара. – Тогда, наверное, тебе лучше остаться дома. – По-моему, с ним все в порядке. Ты измеряла ему температуру? Температура оказалась нормальной. – Лучше перестраховаться, – твердо сказала Сара. Когда я вечером вернулся с работы, они сидели за обеденным столом и рисовали карандашами. – Значит, ему лучше? – многозначительно спросил я. – Твой сын перед тобой, – ответила Сара. – Можешь сам его спросить, знаешь ли. – Нет нужды проявлять враждебность. Сара, в свою очередь, интересовалась только сыном, или, по крайней мере, так казалось. Она почти никогда не спрашивала меня о работе. Вместо этого постоянно звучало: «Фредди то, Фредди се». – Я беспокоюсь, что у него мало друзей в школе, – сказала она. – Его никогда не зовут играть. – Возможно, на то есть причина. – Что ты имеешь в виду? – Ну, возможно, с ними он так же плохо обращается, как и со мной. – Ой, повзрослей, Том. Знаешь, дело не в одном только тебе. В конце концов во время одной из наших теннисных встреч я решился довериться Хьюго. – Добро пожаловать в клуб, – сказал он. – Я все время чувствую, что Оливия и девочки против меня. Так что сдался. Позволяю им делать то, что они хотят. И не вмешиваюсь в ее методы воспитания. На протяжении недели мы живем практически отдельными жизнями. Теперь, возвращаясь с работы, я ужинаю один. Оливия говорит, что не может ждать, поэтому ест с детьми. – Он хлопнул меня по спине. – Не волнуйся. Ты к этому привыкнешь. – Мне тут предложили попробовать семейную терапию. – По-моему, это признак поражения. – Но она говорит, что… – Она? – Хьюго остановился. – Так тебе это женщина предложила? Ты мне чего-то не договариваешь, Том? – Разумеется, нет. – Ты покраснел. – Это всего лишь женщина с работы. Она просто друг. – Но у тебя нет друзей-женщин. – Ты можешь забыть об этом? – Как ее зовут? – Вообще-то мне не хочется играть третий сет. Думаю, пойду домой. Хьюго ухмыльнулся: – Как тебе будет угодно. Пусть я и не сделал ничего плохого, Хьюго заставил меня ощутить неловкость. Моя дружба с Хилари была единственной помощью в сложившейся ситуации. У нас состоялось несколько разумных дискуссий о текущих делах. Иногда я упоминал о том, что происходило дома. Но не решался доверить ей прошлое Сары. Это было бы слишком похоже на предательство. И конечно, по-прежнему оставались мои вечерние встречи по средам. – Спасибо, Том, – сказал один из членов группы, когда мы расходились. – Вы действительно помогли. От этого я почувствовал себя лучше. Вот если бы и себе мог так же помочь.