–  По существу вопроса ты, значит, разговаривать не хочешь… – заключил я. –  Куда уж больше – по существу… Я тебе самое главное сказал… А об остальном тебе другие скажут. Посмотри себе за спину, и все поймешь… Майор был плохим бойцом, но, наверное, хорошим актером, потому что произнес он последнюю фразу вполне убедительно. Он просто не знал, с кем имеет дело. Человек с недостаточной психологической подготовкой при этих словах, сказанных вполне убедительно, обязан был бы обернуться. Но я и психологически был подготовлен и имел боевую подготовку, соответствующую своему недавнему положению офицера спецназа ГРУ. Следовательно, контролировал все звуки и ощущения, что могли бы прийти из-за спины. И был уверен, что там никого нет. Но обернуться все же очень хотелось. Поэтому я просто выстрелил, как и прицеливался, в лоб майору, снова переведя его из положения «сидя» в положение «лежа», а потом все-таки обернулся с одновременным быстрым шагом в сторону. За спиной никого не было, и шаг в сторону был лишним… * * * Нет, шаг в сторону лишним не оказался, потому что он позволил мне увидеть установленную между двух камней мину «МОН-50». Именно натяжитель этой мины я перешагивал недавно. Но натяжитель был метров на десять дальше по тропе. А мина, поскольку «МОН-50» имеет направленное действие, должна была поразить осколками большой участок тропы. Значит, устанавливали ее не только для меня, но и для тех, кто может двинуться сюда большой группой. Для одного человека можно было выставить ее даже рядом с натяжителем. Соблазн переставить натяжитель был велик. Так переставить, чтобы взрыв накрыл идущих с базы бойцов отряда подполковника Лагуна. Но я знал, что сапер из меня далеко не самый лучший, а заниматься таким опасным делом в темноте было бы рискованно даже для опытного спеца. Поэтому я ограничился вздохом сожаления. Пусть мина стоит так, как ее выставили. А я не стал терять времени, вернулся, обыскал сначала напарника майора, забрал его телефон, деньги и документы, снял с автомата затвор и спрятал под камень, а сам автомат забросил подальше. Потом точно так же, и с теми же целями, проверил карманы Полтора Коляна. Брать деньги у убитых в моем положении не является мародерством, поскольку они могут мне понадобиться при обстоятельствах, которые я предвидеть не в силах. Хотя бы купить новую sim-карту для одной из двух трубок, которые вдруг у меня оказались. Выбрасывать второй аппарат я не стал, поскольку не имел зарядных устройств к ним, и, если один разрядится, второй может еще поработать. Тела с тропы я оттащил в скалы, где сразу найти их будет трудно. Полтора Коляна был тяжелым, но я и с ним справился. Потом снял с пояса майора небольшой фонарик и тщательно осмотрел тропу, убирая следы. Большие пятна крови прикрыл камнями и присыпал сухой землей. Кажется, следов не осталось. Опытный следопыт все равно их найдет, но таких в отряде Лагуна, кажется, не было. Я легко вспомнил номер телефона начальника штаба своего батальона, являвшегося по совместительству и командиром сводного отряда спецназа ГРУ, к которому был прикомандирован мой взвод в Дагестане. Время уже приближалось к восьми, хотя светать еще не начало, но в сводном отряде, как я понимал, давно был объявлен «подъем». В спецназе ГРУ восемь утра – разгар рабочего дня. Или дня боевого, в зависимости от ситуации, в которой находился отряд. Значит, мой звонок никого разбудить не должен. Но позвонить я не успел, потому что подозрительный звук с тропы заставил меня метнуться за камень. И вовремя. На тропу выходила большая группа. Это была явно не армейская колонна – армейцы таким порядком не ходят, у них вообще не приветствуется движение толпой. Так ходят только необученные бандиты. Смотреть мне приходилось снизу вверх под углом градусов в сорок, и на фоне неба я сумел увидеть, что их чуть больше десятка, точно я не считал. Двигались они явно в сторону базы. Значит, подполковник Лагун не напрасно выставил свою мину. Группа приближалась к натяжителю. Мое положение на вынужденном наблюдательном пункте тоже было не самым лучшим. Хотя «МОН-50» и разбрасывает осколки в строго определенном секторе, равном пятидесяти четырем градусам по горизонту с высотой поражения от пятнадцати сантиметров до четырех метров и дальностью поражения в пятьдесят метров, но и тыльная сторона мины тоже опасна на расстоянии, как говорится в инструкции, до тридцати пяти метров. И хотя практика показывает, что осколки корпуса в тыльную сторону не летят дальше пятнадцати метров, а я находился от мины метрах в двадцати, все же лучше было поберечься, потому что даже незаряженное ружье раз в жизни стреляет. Но перебираться за другой камень было уже опасно: бандиты могли заметить меня и остановиться. Поэтому я выбрал самый критический вариант: дождался, когда идущий впереди споткнется о натяжитель, и перепрыгнул за другой камень уже в самый момент взрыва мины. Это меня, может быть, и спасло, потому что нечто тяжелое над моей головой, едва не коснувшись ее, все же пролетело. Когда я поднял голову, на тропе уже никого не было. Более пятисот осколков-шариков легко смели с тропы десяток бандитов. Но, чтобы не получить пулю в спину, необходимо было проверить, остался ли кто в живых. И я двинулся вверх по тропе. Мина была начинена множеством осколков. Каждому из двенадцати бандитов в узком пространстве между скалами их досталось сполна. И прямыми попаданиями, и, наверное, рикошетом от камней, что в таком месте было естественным. Тем не менее, трое еще корчились от боли. Они были в ментовской форме, один из убитых – тоже. Оказывать помощь тяжелораненым в мои планы не входило. Да и возможности такой я не имел, поскольку им нужен был не офицер спецназа, а целая бригада полевых хирургов вместе с операционными, оснащенными по последнему слову реанимационной техники. Вся моя помощь свелась к тому, что я избавил их от мучений. Пришлось истратить еще три патрона. И только после этого, вздохнув с сожалением, потому что всегда жалел убитых молодых парней, на чьей бы стороне они ни воевали, я побежал в уже несколько раз проверенном направлении, то и дело пользуясь биноклем, чтобы не нарваться на неприятность. Но на последней точке осмотра, оказавшись в максимальной близости к стоящей в селе вышке сотовой связи, я остановился. Эти вышки не взрывают даже бандиты, потому что сотовая связь им тоже нужна. А мне в моем положении она была просто необходима… * * * Я отошел за скалу и снова достал трубку. Подполковник Громадский ответил с небольшой задержкой, необходимой для того, чтобы вытащить телефон из чехла на поясе. Я даже явственно представил, как Виктор Васильевич достает трубку, смотрит на определитель, видит незнакомый номер, пожимает плечами и поднимает ее к уху. –  Подполковник Громадский. Слушаю. –  Здравия желаю, товарищ подполковник, – сказал я, приготовившись начать свою исповедь. Но Виктор Васильевич сразу поставил меня в тупик, узнав голос и не высказав удивления по поводу звонка. –  Наконец-то объявился… Меня уж из Москвы замучили требованиями доложить, где ты и что с тобой. Я подумал вначале, что он меня принял за кого-то другого. –  Товарищ подполковник, это старший лейтенант Самоваров. –  Да понял я, Коля, понял, что это ты… Мне медведь еще на ухо не наступил. Где ты сейчас? Докладывай, только коротко, а то у меня люди… Я начал доклад, что называется, «от печки», то есть с самого начала, с момента, когда меня посетил в спортивном зале мотострелкового батальона Пехлеван. Но подполковник прервал меня: –  Это все потом, Николай. Напишешь рапорт. Мы себе все примерно так и представляли. И с материалами уголовного дела ознакомились, все твои показания читали. Только вот к тебе нас не допускали, приказ такой был получен. А откуда приказ, мы выяснить не смогли. Знаем, что из Москвы от какого-то высокого и облеченного большими правами руководства. Полагаем, от того же, которому подчиняется подполковник Лагун. Но что это за руководство, никто не знает. Уровень солидный, прикрытие глубокое. Пока не суемся без острой необходимости. Будет необходимость – сунемся. А ты рассказывай о своем настоящем положении. Планы, задачи… Тебя уже пора вытаскивать или еще продолжаешь работать? –  Продолжаю работать, товарищ подполковник. Мне необходимо добраться до Пехлевана, чтобы оправдаться перед законом. Если доберусь, смогу доказать, что ограбление Пехлеван разрабатывал вместе с Лагуном… –  Даже так? – удивился Виктор Васильевич. – Это совсем иной поворот дела. Мы предполагали, что Лагуну по какой-то причине необходим был именно ты. Он сделал официальный запрос о твоем переподчинении. Наше командование отказало. Тогда последовал запрос о прикомандировании. Командование отложило решение до окончания твоей командировки. Тогда последовало это дело. Мы знали, что Лагун рядом, и стали проверять. Оказалось, он к тебе на свидание ходил… Нас не пустили, его пустили… Дальше все уже развивалось почти по прямой. Но твоя версия еще интереснее. Какая нужна помощь? –  Реальная, товарищ подполковник. Реальная и конкретная. –  Войсковая операция? Обычно реальными действиями на военном жаргоне именуется именно войсковая операция. Но такого развития событий пока следовало избегать. Операция, конечно, может позволить захватить Пехлевана, но никак не даст возможности доказать мою невиновность и причастность Лагуна к действиям бандита. –  Никак нет, товарищ подполковник. Мне нужно только организовать прослушивание разговоров Лагуна. Они с Пехлеваном друг другу, как мне кажется, не доверяют, но связь поддерживают и ждут, когда кто-то из них обманет другого. Каждый надеется, что обманщиком будет он. Это пока единственная просьба. –  Думаю, это удастся организовать. Нужен только номер телефона Лагуна. Я продиктовал номер. –  Отлично. Я сейчас же свяжусь с Москвой. –  Кстати, у Лагуна компьютер, насколько мне известно, задействован в той же системе спутникового контроля. Я не знаю, чьи разговоры он прослушивает, но на первом этапе он собирался посадить меня как раз за этот компьютер. –  Это возможный вариант. Наши спутники обслуживают практически все спецслужбы страны и ряда бывших союзных республик. Но одно другому не помешает… У тебя все? –  Лагун знает этот номер, с которого я звоню, и может отслеживать мои передвижения. Нельзя ли как-то заблокировать или ограничить его возможности? –  Думаю, что можно. Этим я займусь немедленно. Этот наш разговор он прослушать не мог? –  Не должен еще хватиться. Через пару часов, думаю, догадается, что к чему. Я разговариваю с трубки его майора, которого вынужден был ликвидировать. Лагун будет еще пару часов ждать нашего возвращения, потом отправит группу на поиски. Найдут майора – хватятся и трубки. –  Двух часов нам хватит. Я сейчас же свяжусь с командующим. Он лично контролирует твой вопрос и сам договорится с управлением космической разведки. –  Мне, правда, обещал другую трубку Илдар… –  Это кто? –  Парень из банды Пехлевана. Я захватил его в плен и должен был по приказу Лагуна расстрелять. Но я отпустил его. Он теперь не может возвратиться к Пехлевану – по крайней мере, я его в этом настойчиво убеждаю. Надеюсь сделать из него союзника. Сейчас пойду в его дом отсыпаться. В ближайшее село. –  Понятно. Работай. Теперь все? –  Только вопрос. Как вы догадались, что я на свободе? Вас допустили на опознание тел? –  Опознать людей в сгоревшей машине было сложно. Но мы уже знали, что твой брат погиб на дороге и тело его пропало прямо из морга. Просто было похищено неизвестными людьми. При этом пострадали сотрудники морга, убит патологоанатом. Был небольшой скандал, возбуждено уголовное дело, но никаких следов выявить не удалось. Мотивов – тем более. Узнали мы про этот случай потому, что московский следственный комитет отправил запрос по твоему поиску, чтобы задать тебе какие-то вопросы. Ты же единственный родственник. И наследник московской квартиры, кстати. А она стоит немало… Нас этот поиск и навел на мысль, что ты жив и пустился в автономное плавание. Дальнейшая проверка оказалась несложной. А уж просчитать ситуацию наши аналитики сумели без труда. Проверили останки тела. Там вместо крови какие-то диковинные препараты, чтобы тело оставалось относительно свежим, не деревенело. Мы сделали вывод. Поэтому я ждал твоего звонка. –  Понятно, товарищ подполковник. Теперь все ясно, и у меня камень с плеч свалился. Работать будет легче, зная, что имею поддержку. Кстати, этот номер, с которого я звоню, возможно, не мой постоянный. Пока я sim-карту придержу у себя. Если будет новый номер, я вам сообщу. Не удивляйтесь, если определитель покажет незнакомый номер. Местный… –  Хорошо, Коля. Если у меня будут сведения, буду звонить. До встречи на плацу. Твой взвод тебя ждет. Солдаты отнеслись к ситуации с пониманием, как и высшее командование. Все проблемы можно будет решить. Постараемся решить… –  Я рад, товарищ подполковник. До встречи на плацу… * * * У меня с плеч свалился не просто камень – все Кавказские горы, вместе взятые. По крайней мере, так мне казалось, такое облегчение я почувствовал. И даже не в душе, а натурально, на самом настоящем физическом уровне. И пусть кто-то попробует мне после этого доказать, что мысль не материальна! Ноги стали легче; впечатление было такое, что я по земле не ходил, а почти парил над ней, едва касаясь тропы. Времени у меня оставалось в обрез, и я бежал легко, не чувствуя напряжения; даже бинокль с тепловизором к глазам прикладывал на бегу. Правда, не забывал перед этим посмотреть, насколько позволял утренний сумрак, вперед на тропу, чтобы не упасть, – бинокль, который мог разбиться, было действительно жалко. Я к нему уже привык и относился как к своему. Для подполковника Лагуна этот бинокль был боевым трофеем… если только действительно боевым. Для меня он тоже стал трофеем. А что касается зарядного устройства для тепловизора, то я не думаю, что у меня меньше возможностей или подобрать подходящее, или сделать его так же, как сделал сам Александр Игоревич. И вообще при моей должности – а я уже не снимал себя с должности командира взвода спецназа ГРУ – такой прибор гораздо более важен и необходим, чем его прежнему обладателю, который держал его в сумке под кроватью. Я бежал легко и быстро, не чувствуя усталости даже оттого, что тропа то круто бросалась вниз, то не менее круто взбиралась в гору. Но об осторожности не забывал. И в нужный момент, когда, по моим расчетам, я находился уже в непосредственной близости от села, скорость сбавил и бинокль стал поднимать чаще. Расчеты меня не подвели. Это я понял, поднявшись на очередной скалистый холм, с которого увидел само село. Вернее, еще не село, а многочисленные, разбросанные на большом пространстве огни. Село в самом деле было большое и освещало часть неба, как и любой населенный пункт. Не разглядывая в бинокль улицы, я прозондировал с помощью тепловизора только свой предстоящий путь, не увидел опасности и снова побежал, чтобы успеть к крайнему от дороги дому раньше, чем туда доберется Илдар. Мне хотелось не ошибиться в парне, хотелось верить в то, что он стоящий человек и придерживается норм поведения, выработанных его предками. Если я попросился к нему в гости, он обязан проявить гостеприимство и даже должен защищать меня, если кто-то посягнет на мою жизнь, будь это сам Пехлеван. К сожалению, современные горцы часто забывают старые правила. Поэтому об осторожности забывать нельзя никогда. Остаток пути я пробежал быстрее. Во-первых, бежать под гору легче, чем наоборот; во-вторых, ощущение близкого финиша обычно добавляет скорости. И только уже в трех десятках метров от села, когда стали видны силуэты домов, я остановился и снова взялся за бинокль. Тепловизор снова не показал опасности, поэтому я сразу двинулся к забору. Он был невысоким, до уровня моей груди, сложенным из слоистого камня-слюдяника. Но вместо связующего материала использовался не цемент, а глина, которой здесь больше, чем земли. Поэтому прежде чем перебраться через забор, я потрогал его руками, проверяя устойчивость. Камни держались крепко. И я без сомнения поставил на стену руки, одним прыжком перебросив свое тело по другую сторону забора. Двор был бетонированный, споткнуться было негде; я быстро проскочил к дому и забрался в первое попавшееся окно. Теперь можно было безбоязненно осмотреться и подготовиться к встрече Илдара. Дом оказался одноэтажным, но чердак тоже когда-то был жилым. Это не мансарда в обычном понимании этого слова, а просто слегка утепленный чердак, на котором стояли стол и кровать. А главное, там было два окна. Одно – с торца дома, второе – в крыше, которое смотрело как раз в сторону дороги в центр села. Той самой дороги, по которой мой недавний пленник и должен был подойти. Устроившись около этого окна, я стал наблюдать. Наконец показался Илдар. Не хотелось петь, но сама собой в голове промелькнула мысль о том, что кто-то там милого узнает по походке. Мне этот человек милым не казался, тем не менее я рассчитывал в чем-то на его помощь. Сам Илдар еще не понимал, что мы с ним в какой-то степени оказались в одинаковом положении. И его и меня пытались «убрать», как кучку навоза с дороги. Равнодушно. Но ни мне, ни ему не хотелось ощущать себя пылью на тропе чужой войны. Поэтому нам требовалось действовать, причем действовать совместно. Однако у Илдара еще была сильна привязанность к Пехлевану и вера в него, в его справедливость. Возможно, в чем-то Илдар был прав, и я напрасно думал о Пехлеване плохо. Но заставить меня видеть существенную разницу в поведении Нажмутдинова и Лагуна было трудно. Точно так же, как убедить Илдара в том, что не он предал Пехлевана, а тот предал его. Но попробовать стоило. Илдар шел один посреди дороги. На всякий случай я просмотрел не только саму дорогу, но и всю улицу. Он шел, можно сказать, демонстративно, а вдоль заборов могли красться другие люди. Но никого видно не было, тепловизор «свечения» не показывал. Только во дворе одного из домов, мимо которого проходил Илдар, остановился какой-то человек, вслушиваясь в шаги. Судя по фигуре, это была пожилая женщина, с трудом переставлявшая ноги. Но к забору она даже не подошла. Тем временем начало стремительно светать. Это было не в мою пользу, потому что я хотел бы дойти до дома отца Илдара в темноте и при этом никому не попасться на глаза. Простая забота о своей безопасности, а вовсе не скромность. Но с природой спорить я не умел, и потому следовало удовлетвориться тем, что есть. Илдар подошел к забору, посмотрел по сторонам, не наблюдает ли кто за ним, и пинком открыл калитку. Скрип в темноте всегда бывает более звучным, чем в дневное время, и мне он не понравился. Не желая, чтобы Илдар и дверь в дом тоже открывал пинком, я крикнул: –  Иду… Перешел к другому окну, выбрался из него на карниз и спрыгнул во двор. Высота была около трех метров. Илдар с уважением оценил мой полет, покачал головой, но ничего не сказал. Для него с его походкой и легкой, на мой взгляд, неуклюжестью в движениях, да и излишним весом такой прыжок мог бы закончиться трагически. Для меня же он был естественным выполнением нормальных тренировочных упражнений на полосе препятствий. Я легко спружинил ногами, прыгнул вперед и в сторону и через секунду уже стоял перед Илдаром, готовый последовать за ним. –  Ну, что твой отец? Он уже нашел нужную тему для философского разговора? –  Он никогда не ищет темы. У него полная голова этих тем. Хотя никто не знает, когда на него накатит. Иногда может несколько дней молчать. Иногда просто разговаривает. А порой… –  Тогда – идем?