Часть 11 из 25 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Так к чему мои бесплодные мечтания?
1 апреля
Опять она не пришла и не проходила мимо.
Что ж, тем решительней надо забыть. У меня есть своя цель, призвание, предназначение.
Да, для меня оно заключается в том, чтобы служить верхним. Раз так случилось, что они нас покорили, надо подчиниться воле высших сил. (Так я считаю, хотя есть среди нас те, кто со мной решительно не согласен.) Такова судьба, и моя цель заключается в том, чтобы помогать верхним. Но не всем подряд, разумеется, а только моим.
Они меня вырастили, воспитали. И не надо думать, что если они настолько умны, что я даже самой быстрой мыслью не могу угнаться за их обычным разговором, то это значит, что я им не нужен. Еще как нужен! При всех потрясающих талантах верхних, они ведь многих способностей лишены. (Иначе бы столь отчаянно не нуждались в нас!) Для начала: они совершенно не умеют чувствовать настолько тонко, как мы, нижние. Тонко переживать все вокруг! Всеми своими органами: осязанием, обонянием, слухом, зрением!
Далее: у верхних совершенно нет фантазии и умения связно рассказывать истории. Все, чем они пытаются заинтересовать друг друга, безнадежно высокопарно, скучно, длинно, бессвязно и, главное, лишено настоящей страсти.
То ли дело мы, нижние! Не случайно мои так любят меня слушать! Нескромность не в моих правилах, однако никто не поспорит, что я, как и некоторые другие отдельные представители нашего рода, непревзойденный рассказчик!
У иных нижних, как я знаю, имеются другие таланты. Некоторые - такие же, как я, повествователи. (Но нас таких мало.) Другие выступают, как специалисты в невербальном общении. Третьи - мастера психотерапии. Четвертые лечат самые различные заболевания, от остеохондроза до простатита, причем самыми простыми, казалось бы, методами - наложением рук.
Есть среди нас и специалисты по немотивированной любви, бескорыстной ласке, и это тоже очень почетное призвание. Имеются забавники, игроки, актеры. Есть даже, как рассказывают, те, кто оказывает верхним сексуальные услуги, обеспечивает им низменные плотские утехи, но это - фу, фу, фу! Таких мало, и они изгои, парии, их никто не любит, не уважает - даже сами верхние, не говоря о нас, нижних.
…Сегодня вечером, когда мои вернулись, я, словно бы в компенсацию за грешные мысли, которые приходили в голову в связи с Дикой, старался быть с ними особенно милым. Рассказал новую сказку - сначала господину, а потом мадам, был в несомненном ударе, демонстрировал им всю свою красоту, привязанность и любовь.
2 апреля
Дикая не появлялась, но и бог бы с ней. Пора забыть ее, словно виденье, сон или туман поутру.
И впрямь, мне должно быть стыдно. Кто она мне! Как ее можно сравнить с господином и мадам, которые знают меня с детства, которые вырастили меня, холят, лелеют - а взамен им требуется столь немного: мое послушание, любовь, преданность, немного ласки. И мои захватывающие истории. Да, я хотел бы прожить с ними вместе, рядом, до самой смерти, и не может быть для меня большего счастья!
3 апреля
История нашей цивилизации - а точнее, двух цивилизаций, если не трех, - сохранилась только в преданиях, народных сказаниях, впитанных нами, нижними, с молоком матери и передающихся из поколения в поколение. Говорят, некогда и у нас самих было развитое, сложно структурированное общество, с самолетами, автомобилями, сотовыми телефонами, телевидением и мощной индустрией. А потом вдруг появились они - верхние люди. История умалчивает, откуда они взялись. В нашей среде существуют разные версии и, соответственно, споры, иногда переходящие в выяснения отношений и даже драки.
Кто говорит, что они - гости с иной звезды или планеты. Другие считают, что верхние - посланцы из иного, параллельного мира. Однако наиболее популярная версия заключается в том, что они всегда жили здесь, среди нас, с нами, на нашей планете, но в какой-то момент их развитие вдруг совершило, под влиянием непонятных факторов, невиданный, удивительный скачок. Эволюция верхних пошла вдруг стремительно, бурно - так, что они в очень короткое время стали превосходить по уровню своего развития всех соседей по планете, в том числе нас, нижних.
После этого случилось то, что должно было случиться - и о чем наши эпосы повествуют глухо, невнятно. Да и нечем тут гордиться. Потому что в истории не последовало ни глобальных битв, ни даже отдельных, но ожесточенных боев. Только движение сопротивления, редкие случаи индивидуального террора. С удивительным единодушием мы, нижние, покорились верхним.
Пошли им в услужение. Примерно как в 1940 году пали Бельгия или Франция, встали на колени перед гитлеровской Германией.
Правда, до сих пор сохранились среди нас, конечно, еще и дикие. Многие искренне считают, что те тоже хотели бы оказаться на нашем месте - с теплым кровом, лаской и каждодневной едой. Им просто не повезло, они остались неприкаянными, маргиналами. Они живут у себя в лесах, полях и на заброшенных предприятиях и потому злобствуют, сражаясь с природой, добывая себе пропитание в поте лица своего, и лишь изредка, в качестве насмешки или вызова, наведываются к нам, в Город. И каждый из них, дескать, когда б ему выдалась подобная возможность и выпал счастливый шанс, без малейшего колебания или промедления променял свою трудную, тяжкую свободу на чечевичную похлебку зависимой жизни в услужении. Однако - хотя я не сомневаюсь в том, что это чистая правда, - упаси вас бог когда-нибудь сказать это дикому! Немедленно, как знают все, он полезет в драку и будет рвать вас на части! Они в своей свободной (как они считают) республике очень кичатся собственной вольностью и независимостью! Хотя средняя продолжительность жизни у диких, как доводят до нас штатные пропагандисты (и, судя по всему, это чистая правда), едва ли не в три раза меньше, чем у нас; детская смертность зашкаливает; нередки случаи гибели от голода и болезней - но они все равно ужасно гордятся собственной независимостью. Уж не знаю, что они там в ней находят хорошего: сплошной промискуитет; групповой секс без всяких обязательств; дети, у которых родителями являются все подряд; и родители, не знающие в точности, кто конкретно их дети.
Нет, так называемая свобода, а по сути - жизнь без обязанностей, без обязательств, без чувства долга - мне не по сердцу. Куда лучше служить - и быть нужным; любить - и быть любимым; приносить пользу хотя бы малому кругу, моим, а через них - всему человечеству, и верхним, и нижним людям!
4 апреля
Сегодня днем она, Дикая, опять появилась под моими окнами!
Столь же красивая, гордая, стройная, независимая, как в прошлый раз, она мельком глянула на меня, маячившего в особняке за стеклом, мотнула головой, одновременно узнавая и демонстрируя собственное пренебрежение.
Потом мимолетно усмехнулась - и пошла дальше своей роскошной, вольготной, очень сексапильной походочкой.
Я обомлел и вдруг заметил, что за ней следуют, и довольно быстро, с каждым шагом сокращая дистанцию, сразу три диких самца. Вот они со всею очевидностью разглядели меня в окне и по-хамски не стали этого скрывать. Приостановились. Один сделал в мою сторону неприличный жест. Другой грубо расхохотался. Третий выкрикнул в мою сторону нечто похабное - что конкретно, я, к счастью, не услышал. А затем они бросились догонять Дикарку!
На мгновение у меня непроизвольно сжались кулаки и подобралось все тело. Я на секунду представил - я говорил, фантазия у меня прекрасная, работа такая: сочинять истории, - как я выскакиваю из дома, пускаюсь за ними вдогонку… Как настигаю, набрасываюсь… Начинаю метелить… Колочу руками, ногами, рву зубами… Как они отчаянно кричат и бьются… Как, наконец, я рассеиваю их толпу - они, пристыженные и побитые, убегают в разные стороны, а я бросаюсь на грудь своей Дикой. Она, конечно же, в восхищении наблюдает за битвой и моими подвигами, нежно обнимает меня и, в знак благодарности, целует и воркует на ушко нечто, одинаково нежное и неприличное (они ведь, дикарки, как известно, необузданны в сексе)…
Ох! Я глубоко вздыхаю и трезво понимаю, что у меня, конечно же, против диких нет никаких шансов - даже если бы я сумел выбраться из запертого снаружи дома. Надо смотреть правде в глаза. Справиться с тремя мужиками, да еще лесными обитателями, - это мне не по зубам, сколько бы любви и ревности ни питало мои силы. Порвут на части. Прибьют, затопчут.
Остается только в бессильной ярости наблюдать из теплого дома, как, плотоядно ухмыляясь, они удаляются вслед за моей Дикаркой…
В сердцах я пнул косяк двери, а потом еще и еще раз. Но что я мог сделать?! Как помочь и как постоять за нее - и за самого себя?!
В полном недовольстве собой, в глубокой депрессии я удалился в свою комнату и, почти в отчаянии, бросился на кровать. Я не мог ничего поделать, ничего изменить. Мечты о Дикой были и, верно, навсегда останутся лишь бесплодными мечтами!
В совершенно дурном настроении я нечаянно заснул и даже проспал возвращение хозяев - не пошел их, как между нами исстари заведено, приветствовать.
Они, разумеется, заметили мое исчезновение и тут же поднялись в мою комнату проведать. Оба, разом, и господин, и мадам! Они увидели, что я отчего-то в плохом настроении, и постарались подбодрить меня, развеселить, утешить. Скажу честно, им это удалось - и наполнило мою душу теплым чувством.
Вот оно, подлинное понимание, настоящее участие и любовь! Это не химера в лице Дикарки, которая мелькает, соблазняя, за окном! Это глубокое, искреннее, истинное чувство!
Как следствие, сказка, которую я рассказывал им сегодня вечером, была преисполнена любви: и к ним - бестелесной, родительской - и отголосками того страстного чувства, что я испытывал к Дикарке.
5 апреля
Она снова возле моего дома.
Теперь остановилась на лужайке и, совершенно не скрывая, вызывающе, стала смотреть на меня. Я, естественно, приник к окну. Не мог оторвать от нее взгляда. Она тоже неотрывно глядела на меня, при этом чуть усмехаясь. Мой взор жадно ловил изгиб ее шеи… Ножки… Ручки… В ее лукавом и одновременно бесстыжем взоре читалось неприкрытое желание и вожделение.
А может, мне это только казалось? Или я, совершенно в подобных делах неопытный, принимал за вожделение в ее глазах ту истому и негу, которую она, пресыщенная, испытывала после вчерашней встречи с тремя дикими? (А они наверняка ее догнали!) О, нет, нет, так можно сойти с ума от ревности и любви!
Дикарка тем временем сделала в мою сторону совершенно явственный приглашающий жест - мол, выходи, погуляем!
Я даже дернулся к ней - но вовремя остановил себя. Ведь я очень хорошо понимал, что после того, как свяжусь с дикими, мой путь обратно, домой, к спокойной и размеренной жизни, будет навсегда закрыт.
Случаи, когда нижние переходили к диким, были редки - но я знал, что подобное время от времени еще встречается. Однако никто из них, ушедших, никогда назад, к нормальной жизни, больше не возвращался.
Наши пропагандисты говорят, что это оттого, что тех, кто перебежал к ним, дикие непременно в конце концов убивают. Однако, возможно, здесь информаторы не совсем честны. И дело заключается в том, что беглецам настолько приходится по сердцу разнузданная лесная жизнь, что они не торопятся возвращаться назад, к размеренному, спокойному, сытому существованию.
Я не сомневаюсь, что если бы имелись случаи, когда нижний сначала связался с дикими, а потом вернулся, о них талдычили бы по нашей сети день и ночь - однако что-то я такого не слышал. О тех же, кто выбрал свободу и убежал, в официальных источниках информации стараются молчать, но молва дает знать, что подобных происшествий бывает по несколько в месяц.
И все они как будто бы навсегда забывают дорогу домой. И не появляются больше в городе. Выбирают свободу.
Да, в любом случае я знал: побег - это билет в один конец. Возврата не будет.
Готов ли я обречь себя на дикую жизнь? Полную борьбы, опасностей, разочарований? Преисполненную заботой о хлебе насущном? Тем, что надо утвердить себя в новом, совершенно непривычном коллективе?
Да, не вернуться никогда домой - это страшно.
Вдобавок я не хотел бросать своих. Ни господина, ни мадам. О, нет, я не хотел! Дело ведь тут не только в крове, пище и ласке, что они мне предоставляли. Хотя и это важно - как я буду без них, осиротелый? Но это ладно. Ведь они оба - высоким стилем говоря - мое призвание, мое предназначение! Столько любви и столько ласки мы всегда давали друг другу - нет, я никак не могу их предать! Как они будут без меня? Без моих историй? Без моих ежевечерних сказок? Без моей безоглядной и бескорыстной нежности?
Дикарка за окном тем временем соблазнительно потянулась, выпячивая грудь и шею. В голове у меня стало мутиться от страсти. И тогда она позвала меня. Ясно и отчетливо. Сказала на нашем языке, нижних людей, явственно и призывно: «Давай, выходи».
Отбросив все метания, все условности, я дернулся было к ней - но как?!
Дом заперт снаружи, я здесь один - и у меня нет ключа!
Я заметался по особняку. Что делать? Разбить окно? Убежать через крышу? Через подвал? Клянусь, я нашел бы выход - если б на минуту остановился и задумался. Но выплеск гормонов и адреналина мутил мне голову. Что-что, а подумать спокойно я не мог. Попытавшись сгоряча найти хоть какой-нибудь выход, я снова глянул за окно.
Как бы поняв, что она меня не дождется, Дикарка презрительно фыркнула, дернула плечом, развернулась - и пошла своей дорогой.
Я вспомнил, что всегда говорили о диких: «Они не способны к настоящей любви. Они нетерпеливы, живут одной минутой, страстью. Они как животные!» И это, судя по поведению Дикой, было правдой. Заворачивая за угол, она бросила на меня последний презрительный взгляд.
И ушла - наверное, с тем, чтобы никогда больше ко мне не возвращаться.
6 апреля
На следующий день, отдохнув и придя в себя, я стал продумывать план побега.