— Вы спросите, зачем я вам все это рассказываю? — проговорила она после паузы. — Захар алкоголик, и это всем известно. Он почти не работает, ничего не приносит в дом. Я не могу родить от него ребенка, потому что у него проблемы с репродуктивной функцией. Он выглядит на все пятьдесят, хотя ему едва за тридцать. И вам неинтересно слушать, каким он был в свои семнадцать. — Почему же, — возразила Алла Германовна. — Очень даже интересно. Вы, милая, не стесняйтесь, продолжайте. Мне все равно некуда спешить, и чай у вас ну очень вкусный. — Спасибо вам. — Катя неожиданно положила ладонь на руку старушки. — Вы единственная, кто хочет это слушать. Моя мама не желает знать Захара. Она требует, чтобы мы немедленно развелись. Все подруги смеются надо мной. Конечно, их можно понять: у них у всех нормальные мужья, дорогие машины, отличные квартиры. Они ездят за границу, отдыхают в шикарных отелях. А я… работаю на трех работах и не могу себе позволить не только отпуск, но и мало-мальски приличные зимние сапоги. Но поймите, я люблю Захара! Я не могу его бросить — без меня он окончательно сопьется и пропадет. Что мне сделать, чтобы вы не обращались в полицию? Хотите, я буду готовить вам? Хотите? — Что вы, милая! — Алла Германовна поспешно замахала руками. — Не хватало еще этого! Я и сама хорошо готовлю. Я верю вам и уважаю ваши чувства. Но поймите, с вашим мужем нужно что-то делать. Сегодня он пытался залезть в чужую квартиру, а завтра нападет на кого-нибудь на улице с ножом. — Нет! — Катя закрыла лицо руками. — Пожалуйста, дайте нам шанс! Захар не виноват в том, что стал таким. Это все я! — Она уже, не сдерживаясь, зарыдала в голос. Алла Германовна почувствовала себя кровожадной мегерой. — Ну что вы, дорогая. — Она несмело протянула руку и осторожно погладила соседку по голове. Катя вздрогнула и отпрянула. — Говорю вам, это я во всем виновата! — Ее слезы как по волшебству высохли, в глазах появилось исступление. — Вы ведь ничего не знаете! Мы окончили школу и поженились. Захар был самым ласковым, самым любящим мужем. Мы жили с моими родителями, и это было ложкой дегтя в бочке меда. Моя мать почему-то сразу невзлюбила Захарку, придиралась к нему по любому поводу, оскорбляла, унижала. Он с достоинством и терпением принимал все ее подколы и упреки: ни разу не повысил голос, молча выслушивал и отходил в сторону. Но я не могла этого выдержать. Мне отчаянно хотелось сбежать из родительского дома. Но куда? Денег на собственное жилье нет, мы студенты, оба подрабатывали, но это были жалкие копейки. И тут вдруг умирает моя старенькая тетя и оставляет мне эту квартиру. На самом деле ее решение было для всех неожиданностью. У тети Гали была собственная дочь, но она давно уехала из России и о матери практически не заботилась. А я тетю Галю любила, часто навещала ее, без всякой задней мысли о наследстве. И вот открыли ее завещание и обнаружили, что квартира теперь принадлежит мне. Что тут началось! Из Англии прилетела Женя, теткина дочь. Она кричала на меня, обзывала воровкой, хищницей, грозилась засудить. Пришлось нанять адвоката. Худо ли бедно, нам удалось уладить дело миром. Мы пообещали Жене некую сумму, а она в ответ согласилась оставить нас в покое. Денег у нас не было от слова «совсем», и Захар решился взять кредит. Пришлось ему срочно устраиваться на работу — не просто на подработку, а на настоящую, тяжелую работу, которая отнимает массу сил и времени. В то время мы не думали о последствиях такого опрометчивого решения. Нам было всего-то по девятнадцать лет. Мы въехали в эту квартиру, сами с любовью сделали ремонт и были сказочно счастливы. Полгода мы летали, как на крыльях, а потом началось. Сначала Захар провалил сессию — у него просто не оставалось сил на то, чтобы подготовиться к экзаменам. Ему назначили время сдать хвосты, но он и этого сделать не сумел. Нужно было что-то делать, хлопотать. Но в это время выяснились, что я жду ребенка. Захар махнул рукой на институт. «Ну его в болото. Поступлю куда-нибудь на следующий год». Мне бы остановить его, но было не до того — токсикоз, угроза выкидыша. За постоянной тошнотой и плохим самочувствием я не заметила, как Захар начал неуловимо меняться. Из ласкового, веселого парня он стал замкнутым и немногословным. Улыбка редко бывала на его лице. А потом я потеряла ребенка. Лежала в больничной палате и рыдала. Хотелось, чтобы меня все жалели. Но Захар приходил, молча ставил на тумбочку передачу, сидел рядом положенные пятнадцать минут и уезжал. Я не могла понять, в чем дело. Думала, как выйду из больницы, отдохну и снова забеременею. Меня выписали, я вернулась и не узнала квартиру. Повсюду были пивные бутылки. Захар лежал на диване, в одних трусах, и курил прямо в комнате. Я вырвала у него изо рта сигарету, кричала, плакала. Заставила встать, собрать бутылки, вынести их на помойку. Потом два часа мыла квартиру. У меня разболелся живот, так, что пришлось вызвать «Скорую». Врач поругал Захара за то, что позволил жене в таком состоянии заниматься уборкой. Когда он уехал, мы еще долго ссорились, но потом помирились. Захар извинился, сказал, что безумно переживал из-за потери ребенка. Еще его выгнали с работы, но он боялся признаться мне в этом. И кредит платить нечем. Теперь я знаю, что мне нужно было сделать: бросить институт и идти на работу. Вдвоем мы бы быстро выплатили долги, восстановились в вузе и все бы было нормально. Но я представила мать, которая будет вне себя от бешенства, если я брошу учебу, и все осталось, как есть. Если честно, я надеялась, что Захар как-то справится с ситуацией, найдет другую работу, лучше прежней. Но вместо этого он продолжал пить. А потом у нас в доме появился Петр. Он был на десять лет старше Захара, страшный, с узкими злыми глазами и тонкими губами-ниточками. Я встречала его несколько раз во дворе, видела, как он пинает бездомного щенка и играет с мужиками в домино. Я представить не могла, что он придет к нам в квартиру, — у нас не было с ним ничего общего. Однако Захар привел его, был чрезвычайно приветлив и даже суетлив. Погнал меня на кухню, велел приготовить кучу всего, расстараться. Я послушно встала к плите, продолжая недоумевать. Захар и Петр сидели в комнате и о чем-то тихо беседовали. Как я ни прислушивалась, разобрать ничего не смогла. Принесла им еду, накрыла на стол. Они ели, пили водку, и перемигивались друг с дружкой. Когда наконец Петр ушел, я учинила Захару допрос. — Зачем этот страшный мужик приходил сюда? — пытала я мужа. Тот пытался отшучиваться, говорил, что просто устал без мужского общества, у него не осталось друзей, не с кем посидеть, выпить, обсудить дела. Все это было крайне неубедительно. Я потребовала от Захара обещаний, что Петр больше не переступит порог нашего дома. Тот с легкостью выполнил мое требование. Но буквально через пару дней я снова обнаружила Петра, сидящего на нашем диване с видом короля. При виде меня он нахмурился и обратился к Захару: — Пусть она уйдет. Мешает. Я застыла на месте от возмущения. Я мешаю? В своем собственном доме? В комнате витал душный запах табачного дыма и алкоголя. Я решительно подошла к окну и распахнула его, всем своим видом давая понять, что я не собираюсь сдаваться. — Катюш, слышь, ты бы правда пошла прогуляться, — неуверенно попросил Захар. Голос у него был настолько жалкий, что сердце мое сжалось от дурного предчувствия. Я в сердцах хлопнула оконной створкой и почти выбежала из комнаты. Натянула куртку, вышла на лестницу и спустилась во двор. Не помню, как я оказалась у родного дома. Мама пекла пирог. Она открыла мне дверь и всплеснула руками. — Катя! Как ты выглядишь? Скорее заходи. Я сидела за красиво накрытым столом в чистенькой просторной кухне, пила чай с восхитительными пирогами и плакала, плакала. Мать гладила меня по голове, приговаривая: — Бедная моя девочка! Ты должна бежать от этого изверга. Я тебе давно говорила, а ты не слушала… От ее слов слезы из моих глаз катились в два раза быстрее, но я молчала. Ночевать домой в этот вечер я не пришла. Захар много раз звонил, но я не брала трубку. А наутро мне стало ясно, что я не могу без него. Я дико поругалась с матерью и поехала к себе. Захара я нашла пьяным в стельку. Он был весел, бормотал что-то о том, как мы скоро разбогатеем, он нашел выход и прочую чепуху. Я раздела его, уложила, убрала квартиру, приготовила завтрак и обед. К вечеру он более или менее пришел в себя и стал угрюмым и злым. Молча выпил чаю, так же молча отодвинул меня, оделся и вышел вон. Его не было почти полночи. Он вернулся, когда уже начало светать. На мои расспросы ничего не ответил. Протопал в душ, оттуда в спальню. Лег и захрапел. С тех пор так и пошло. Петр стал регулярным гостем в нашем доме, они с Захаром пили, дымили, часто куда-то уходили и исчезали на целые сутки. А я… что мне оставалось? Я терпела все это, с горем пополам окончила институт, но по профессии работать не стала, устроилась сразу на три работы, где можно было получать мало-мальски сносные деньги. Платила кредит, содержала Захара. Тот так никуда и не устроился. Иногда, очень редко, приносил домой крупную сумму, которую ему давал Петр, но потом половину ее сам же и пропивал. Да и я не особо радовалась его деньгам — мне почему то казалось, что они заработаны нечестным путем. Вот, предчувствия меня не обманули. Они чуть не залезли к вам в квартиру… — Катя замолчала. Ее лицо было усталым и бледным, глаза сухими. Она больше не плакала, только иногда судорожно всхлипывала. — Наверное, вы правы, надо обратиться в полицию. Мой муж — преступник, и если он до сих пор не попался, это не значит, что его надо выгораживать и дальше. В это время в коридоре послышались шаркающие шаги, и в дверь кухни просунулась всклокоченная голова Захара с красными, налитыми кровью глазами. — Катюх, это кто? — хрипло спросил он. — Чего ей здесь надо? — Проснулся? — Катя резко вскочила из-за стола. — Бесстыжие твои глаза!! Теперь я знаю, чем вы занимаетесь со своим Петром. — Чем? — заплетающимся языком пробормотал Захар. — Воруете по ночам! Лазаете в квартиры!! Это та женщина, к которой вы ломились прошлой ночью! — Чего ты врешь? — возмутился Захар и, зайдя в кухню, налил воды в стакан и жадно выпил. — Никуда мы не ломились. Просто хорошо погуляли. — Знаю я ваши прогулки! — повысила голос Катя. — Другая соседка слышала, как вы обсуждали свои бандитские планы. Захар обалдело похлопал глазами и почесал отросшую щетину на подбородке. — Катюх… — Голос его звучал виновато. — Я правда… ничего не помню. Мы отмечали день археолога. У Петро дядька археолог. А потом… — Он растерянно развел руками. Катя вопросительно поглядела на Аллу Германовну. Та пожала плечами. Она могла поверить в то, что Захар был пьян и ничего не помнил, но ведь это не убавляло его вины. Если бы им с Петром удалось проникнуть к ней в квартиру — как бы он себя повел? Вдруг напал бы на нее в пьяном угаре? А его подельник — он-то вообще настоящий рецидивист, по нему точно тюрьма плачет. Что же делать? Катю жалко, она не переживет, если Захара арестуют. И молчать тоже нельзя. — Вот что, — произнесла Алла Германовна. — Я пойду. Вы тут разберитесь между собой. А дверь мне завтра новую вставят, — выразительно проговорила она, обращаясь к Захару. Тот промычал что-то неразборчивое. Алла Германовна прошла в прихожую, надела туфли и вышла за дверь. Тут же следом за ней выбежала Катя. — Спасибо вам! — Она схватила ее за руку. — Спасибо! Вы очень добрая женщина. Я обещаю… я приму меры! Буду с ним воевать. Увезу его отсюда, в деревню! У меня там дом от бабушки остался. Может, он бросит пить? Это наш последний шанс… — Катя снова зарыдала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы ее не услышал Захар. — Успокойтесь, милая. — Алла Германовна погладила Катю по плечу. — Все образуется. Удачи вам. Она улыбнулась заплаканной женщине и поспешила к себе домой. 5. Шейла встретила ее громким мяуканьем. «Где ты гуляла? — слышался в ее голосе упрек. — Я проголодалась!» — Сейчас, солнышко, сейчас. — Алла Германовна поспешно полезла в холодильник за курицей, слегка подогрела ее в микроволновке и положила кошке в кормушку. Шейла тотчас принялась за еду. Алла Германовна набрала внука. — Да, бабуль! Сегодня не приеду. Дела. Завтра. И дверь завтра вставят. Так что готовься, обещали утром приехать. Она вздохнула и пообещала Алексею, что будет готова. Предстоял длинный одинокий вечер. Алла Германовна взяла вязание и села в кресло у окна. Однако мысли ее продолжали бродить вокруг ночного происшествия. Она думала, что делать с пьяными мужиками и чем помочь несчастной Кате. Может, и правда пусть увезет своего непутевого супруга подальше от Москвы и от собутыльника? С другой стороны — он и там найдет того, с кем можно регулярно выпивать. Так ничего и не придумав, старушка принялась за вязание и вязала до самого вечера. Потом скромно поужинала, посмотрела фильм и улеглась спать. Полночи ей не спалось. Она ворочалась с боку на бок, невольно прислушиваясь к каждому шороху на лестничной площадке, однако все было тихо. Наконец сон одолел Аллу Германовну. Во сне она снова видела Шейлу. Та почему-то лежала на столе и громко мурчала. Алла Германовна, которая не разрешала кошке залезать на стол, возмутилась было, но потом махнула рукой. Все-таки кошка ее спасительница, и теперь ей все можно. В целом же она спала спокойно, не просыпалась, а утром встала бодрая в хорошем настроении. В полдень пришли мастера и за сорок минут установили новую дверь. Алла Германовна спрятала комплекты новых ключей в комод, а один отложила для Алексея. Потом поставила чайник, подошла к окну и замерла: через двор шел Петро. Судя по походке, он был абсолютно трезв. Петро пересек детскую площадку и скрылся за деревьями. Алла Германовна невольно сжала руки в кулаки: «У, мерзавец!» Она была совершенно уверена, что преступление замыслил именно Петро, а Захар присоединился к нему просто по своему безволию. «Если еще раз попробует ломиться в мою дверь, тут же обращусь в полицию», — решила Алла Германовна и принялась пить чай. После обеда приехал Алексей. Он оглядел дверь, подергал ручки с обеих сторон, покрутил ключи в замках и удовлетворенно произнес: — Ну вот. Другое дело. И залезть никому в голову не придет, и красиво, и современно. А главное, кошка твоя больше антураж не попортит. Шейла, будто услышав, что про нее говорят, оказалась тут как тут. Принюхалась, пару раз царапнула новую дверь, однако ламинированная поверхность была крепкой и на ней не осталось следов. Алексей пообедал и скрылся в своей комнате за компьютером. Алла Германовна ходила на цыпочках, боясь потревожить внука и оторвать его от работы. Часа через два тот показался на пороге комнаты. Лицо его было усталым и каким-то бледным, волосы надо лбом слегка взмокли.