– Ты, сука, знаешь, что сделал? – Слово «сука» не звучит в его устах обидным, оно используется, чтобы передать обуревающие чувства. – Не могу знать. – Ты, сука, нас из большой задницы только что вытащил. Я, мля когда понял, что ты меня на хребте тащишь, чуть не охренел. Я тебе такого, сука, век не забуду! У меня, мля просто нет слов! – Ну и хорошо, господин ефрейтор, – улыбаюсь я. – Вам бы лучше помолчать. Санников кивает. На его разбитых губах появляется улыбка. Она такая заразительная, что пусть мне больно, но и я улыбаюсь в ответ. – А хороший увал получился! – мечтательно произносит он. – Просто зашибись, – соглашаюсь я. – Ты видел, как тебя официантка в «Камуфляже» глазками ела? – Ага. – Думаю, раз в бордель не попали, тебе стоит сегодня заглянуть к ней. – А как же вы, господин ефрейтор? – У меня тут один приятель живёт. К нему поеду. И тебе его адресок дам. Если с той бабой из «Камуфляжа» обломится, туда приезжай. – А если не обломится? – интересуюсь я. – Если не обломится, то чтобы завтра с утра был на автовокзале. Наш автобус в семь пятнадцать отходит. Как раз успеем. Глава 15 – Фёдор Иванович, это вас. – Голос служанки оторвал полковника Булатова, командира батальона особого назначения, от партии в преферанс. – Подойдите, пожалуйста, к телефону. Что-то срочное, насчёт службы. Булатов с тоской бросил взгляд на стол и зажатые в руке карты. Намечалась интересная комбинация, можно было наконец-то щёлкнуть по носу старого армейского друга, досрочно вышедшего в отставку по ранению. Каждое воскресенье тот приходил к полковнику в гости слегка «вмазаться» (к неодобрению супруг обоих военных) и раскинуть картишки. Редкая партия заканчивалась его проигрышем: армейский приятель дулся в карты не хуже шулера. На этой неделе жены – тоже, кстати, большие подруги – уехали на курорт поправлять здоровье, так что мужчины могли себе позволить слегка пошалить. Разумеется, в рамках приличий. И только-только полковнику стало везти, как вдруг зазвонил телефон. А звонок со службы, тем более воскресным вечером, не предвещал ничего хорошего. – Прости, Николя, кажется, на сегодня я пас, – с тоской произнёс Булатов. – Понимаю, Федя. И даже где-то сочувствую, – кивнул гость. Когда-то он тоже носил погоны полковника, лишь тяжёлое ранение заставило покинуть службу, правда, с разрешением надевать по особым случаям мундир со всеми орденами и регалиями. Связисты предлагали Булатову установить телефоны в каждой комнате его особняка, однако полковник слыл техническим ретроградом и велел ограничиться только его кабинетом. – Полковник Булатов у аппарата. С кем имею честь? – произнёс он в трубку. – Здравия желаю, господин полковник. Ротмистр Никольский. Приношу извинения, что потревожил вас в столь поздний час. Услышав голос жандарма, полковник поморщился. Подобно многим военным, он откровенно недолюбливал голубые мундиры. Но реноме требовалось поддерживать. – Ничего страшного, ротмистр. Догадываюсь, что вы звоните не просто так, а по службе. – Так точно, господин полковник. Если бы не насущные дела, я бы ни в коем разе не стал беспокоить вас. – Ближе к делу, – нетерпеливо проговорил Булатов. – Боюсь, это не телефонный разговор. – Я вас не понимаю, господин ротмистр… – Я звоню вам с радиотелефона моего автомобиля. Минут через пять он будет у ваших ворот. Если вы не будете возражать, я нанесу вам деловой визит. Постараюсь сильно вас не задерживать. Вроде бы ротмистр старательно подбирал фразы и говорил с вежливой интонацией, но полковник не сомневался: всё это напускное. Ни о каком уважении со стороны жандармского корпуса к нему, старому вояке, речи даже не идёт. – Хорошо. Вас пропустят, – отозвался Булатов после короткого размышления. Он всеми фибрами души ненавидел подобные визиты. После них всегда появлялись какие-нибудь неприятности. – Николя, кажется, на сегодня наша игра закончена, – объявил Булатов другу. – Ничего страшного. Встретимся на будущей неделе, – покладисто ответил тот и поднялся. – Буду ждать с нетерпением, – сказал, не покривив душой, Булатов. Не успел он проводить старого приятеля, как ворота распахнулись, и на территорию особняка въехал служебный «Руссо-Балт» жандарма. – Маша, – позвал полковник служанку. – Пожалуйста, накройте нам стол в кабинете: два кофе и чегонибудь сладенького. Ну, ты сама знаешь… – Фёдор Иванович, поздно уже… Да и ваше сердце… Нельзя вам на ночь кофе пить. – Маша, я не уверен, что эту ночь проведу дома, – вздохнул Булатов. – Так что не спорь, пожалуйста. Приготовь кофейку. – Хорошо, Фёдор Иванович, как прикажете, – кивнула служанка и убежала на кухню. Полковник сам пошёл открывать двери перед гостем. Появился Никольский в идеально пригнанном мундире. Порой казалось, что он в нём и спит: ещё никто не видел жандарма в штатском. – Ещё раз примите мои извинения! – с ходу заговорил он. – Пройдёмте в мой кабинет, – сухо сказал Булатов. Он пропустил гостя вперёд, предложил тому занять одно из мягких кресел, а сам опустился в такое же за большим письменным столом, на котором царил настоящий армейский порядок. – Слушаю вас, господин ротмистр. Никольский опустился на предложенное место, закинув ногу на ногу, и положил перед собой обе руки, скрестив пальцы. – Два часа назад произошло прискорбное событие: солдаты вашего батальона подрались с юнкерами. – Пф! – вырвался из груди полковника вздох облегчения. – Странно, что какая-то драка вдруг привлекла внимание жандармского корпуса. – В круг наших обязанностей входят многие вещи. Околоточный надзиратель сообщил о случившемся военному коменданту, тот уже доложил начальнику училища, его сиятельству генералу Аракчееву. Думаю, в любую секунду должны будут позвонить и вам. Я лишь слегка опередил события. – Я могу узнать детали? – слегка напрягся Булатов. – Конечно. Стычка произошла на Воскресенском проспекте неподалёку от одного из заведений определённого толка… – Бардака, что ли? – сразу догадался полковник. – Да. Группа юнкеров, находящихся в законном увольнении, как раз покидала двери этого, как вы выразились, бардака, а навстречу им попались несколько солдат вашего батальона. Вы знаете, какие напряжённые отношения царят между бойцами этих подразделений. – Безусловно. Мне очень жаль, что верные слуги его императорского величества до сих пор не могут поладить между собой, – с притворной скорбью произнёс Булатов. На самом деле его тоже подбешивало высокомерие многих юнкеров, хотя он и сам в молодости оканчивал военное училище, пусть и в другом городе. Но, став командиром батальона, он по понятным причинам всегда оставался на стороне своих подчинённых и в таких стычках болел только за них. – Согласен. Это очень печально, – сказал ротмистр. – И каковы последствия этого неприятного происшествия? – нахмурился полковник. – Трое юнкеров попали в госпиталь с серьёзными переломами. Ещё трое отделались сравнительно лёгкими ушибами, но всё равно вряд ли смогут полноценно нести службу ближайшие две недели. – Что говорит генерал? – Реакция его сиятельства предсказуема. Он крайне недоволен происшествием. Но у него достаточно выдержки и мудрости, чтобы не раздувать пожар. – Так-так… – Булатов забарабанил костяшками пальцев по столешнице. – Зная его сиятельство, могу предполагать, что пока вы не обрисовали мне всю картину происшедшего. Скажите, ротмистр, сколько юнкеров участвовало в драке? – Одиннадцать, – сообщил Никольский. – А сколько было моих? Ротмистр слегка помялся.