Мещанин Гвоздиков, он же Гвоздь, давно был человеком Голицына. Собственно, Василий Васильевич употребил всё своё влияние и возможности, чтобы продвинуть того на довольно высокий пост в криминальной иерархии. Гвоздь оказался благодарным, добро помнил. Через него к Василию Васильевичу регулярно тёк довольно приличных размеров финансовый ручеёк. К тому же руками бандитов порой можно было творить такие дела, какие не получались с привлечением государственных механизмов. Потерять Гвоздя – всё равно что лишиться одного из пальцев на руке. Жить без него можно, но, сука, неприятно! Особенно когда причина этих неприятностей носит фамилию злейших твоих врагов. Спускать такое Василий Васильевич не собирался. Гвоздя не стало – очень жаль. Но тот был не единственным, кто мог окончательно порешать вопрос с этим изрядно поднадоевшим Ланским. Голицын знал других людей, которые охотно окажут ему маленькую услугу просто так, из уважения к их дружбе. Однако Василий Васильевич был готов заплатить любую сумму. Ланской должен исчезнуть раз и навсегда! Глава 25 Я знал, что будет непросто, но понятия не имел насколько. Сначала приехал обычный полицейский наряд. Увидев мамаево побоище в особняке Гвоздя, городовые вызвали подмогу. Потом сюда подтянулась следственная бригада – оперативники и криминалисты. Из чёрного служебного автомобиля выкатился пузатый полицмейстер – глава городской полиции. Подтянулась куча неизвестных чиновников, замелькали голубые мундиры жандармов – среди них я увидел типа, который приказывал промыть мне мозги. Я сделал вид, что не узнаю его. Вокруг меня завертелась катавасия, всем требовался доступ к моему телу. Я сидел, прикусив язык, ожидая появления кого-то из родного ведомства. И вот наконец появился целый подполковник из военной прокуратуры. Он сразу затребовал для разговора со мной отдельное помещение и, после ругани и препирательств с коллегами из других ведомств, увёл меня в одну из пустых комнат. – Так, Ланской, сначала ты расскажешь мне, как всё было, а потом мы придумаем, что будешь говорить остальным, – вкрадчивым голосом произнёс он. Ага, нашли дурака… Разумеется, я изложил ему свою версию событий. Только сначала сообщил об обстоятельствах нападения на армейский грузовик. Подполковник тут же помчался звонить, а чтобы ко мне не приставал никто из других ведомств, у дверей выставили вооружённого до зубов бойца из комендатуры. Пока прокурорский вёл телефонные переговоры, я молча сидел на обтянутом кожей диване и раз за разом прокручивал в голове всю историю, начиная с того, как меня забрали с «губы». Судя по оперативности, с которой меня вычислили бандиты, без продажной сволочи в батальоне не обошлось. Ну кто ещё мог выложить информацию, кто именно находился в тот день в увольнении и о том, что я попал на «губу», не говоря уже о том, сколько мне влепили и когда заберут… Не обязательно это был офицер или унтер, хватило бы какого-нибудь писаря из штаба. По идее, работёнка для особиста, только после истории с Ольгой даже заикнуться о ней нельзя. Я боялся не столько за себя, сколько за девушку. Со своими неприятностями как-нибудь разберусь сам, включая самые экстремальные способы. Остальное примерно было понятно: у здешних криминальных авторитетов специфический кодекс чести – урок мне на будущее. С точки зрения обывателя, глупо устраивать разборки с вояками: понятно, что те без ответки не оставят. Гвоздю прилетело бы в любом случае. Но воровские понятия – штука серьёзная. Иной раз, чтобы не потерять лицо, приходится вступать в конфликт со всем миром, даже если знаешь, что не выйдешь из схватки победителем. Тому есть куча примеров из моего мира. Да и вообще, чего башку забиваю чужими проблемами, надо над собственными размышлять. Гвоздь явно не врал, когда сказал, что за ним стоит могущественная сила. И это явно не люди из криминала. Если впишутся, ничего хорошего мне не светит. Военный юрист вернулся. Одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: после известия о нападении на наш грузовик его симпатии целиком на моей стороне, и он будет сражаться за меня до конца. – Господин подполковник, как ребята? Есть выжившие? – задал главный вопрос я. – К сожалению, водитель и унтер-офицер погибли. Ефрейтор Санников жив, сейчас его состоянием занимаются медики. – Подполковник поглядел на меня с участием. – Ты молодец, сынок, отомстил за ребят! Не волнуйся, ничего с тобой не будет: если понадобится, дойду хоть до министра или самого верховного главнокомандующего. Я говорил с командиром твоего батальона, господин полковник скоро лично приедет сюда. Он тоже обещал подключить все свои связи. Но сначала нам необходимо поработать над твоими показаниями, Ланской. – Ваше высокоблагородие, мне очень жаль погибших. Я чувствую свою вину перед ними и членами их семей. Я говорил чистую правду: мужики действительно погибли из-за меня. И если мне было абсолютно наплевать на Гвоздя и его прихвостней, смерть двоих ребят из батальона тяжким грузом легла на мою совесть. Иногда твои действия рикошетом отражаются на других, вне зависимости от того, хочешь ты или не хочешь. Видит бог, я действительно не хотел! Прокурорский кивнул: – Я понимаю тебя, Ланской. Но не надо себя корить: ты проявил себя образцово. Любая сволочь, которая только попробует тронуть военного, должна понести наказание. – Я понимаю это умом, но не сердцем, – вздохнул я. – Не надо раскисать, рекрут. Соберись! От твоих показаний зависит твоё же будущее. Мы все стоим за тебя горой. Итак, я тебя слушаю… Я стал говорить. Подполковник внимательно выслушал, не перебивая, и после короткой паузы, во время которой он размышлял, сказал: – Как первая версия – сойдёт. Но ты явно чего-то не договариваешь… – Господин подполковник, я говорил как на духу. – Ну-ну, – ухмыльнулся он. – Ладно, мне плевать, о чём ты темнишь: после того, что ты сделал, я готов закрыть глаза на любые проступки. Лично мне сдаётся, что ты наплёл мне с три короба. Как мне кажется, не тебя сюда привезли, а ты сам сюда приехал, чтобы отомстить за товарищей. Видя мою не особо убедительную попытку оправдаться – дескать, всё происходило ровным счётом так, как я описал, – подполковник махнул рукой. – Лучше тебе помолчать, Ланской! Опытный опер расколет тебя в два счёта. В твоей версии куча логических дыр и несостыковок, они видны даже невооружённым глазом. Я же ведь прав: ты приехал сюда ради мести? – пристально посмотрел на меня юрист. Я удручённо кивнул. – Молодец! – внезапно похвалил подполковник. – Это было глупо, но… правильно! Ты действовал как настоящий солдат спецбатальона. – Я ещё только рекрут… – запротестовал я, но собеседник снова меня прервал: – Нах… эти формальности, сынок! Ещё раз скажу: ты достоин чести служить в батальоне! И я не позволю штатским пиджакам сломать тебе жизнь. Я, конечно, переговорю с кем нужно, но нужно сделать всё так, чтобы в деле комар носу не подточил. Так что давай вместе пройдёмся по слабым местам в твоих показаниях, покумекаем, что в них изменить. Это в твоих и моих интересах. Договорились? – Так точно! – воспрянул духом я. Иметь в союзниках такую фигуру – просто подарок судьбы. Подполковник не хуже адвоката помог отшлифовать мою версию. – Сразу говорю: идеала нам не добиться, но главное, чтобы всё выглядело более-менее правдоподобно. – А что если экспертиза до чего-нибудь докопается? – осторожно спросил я. – В экспертизе тоже работают люди, и эти люди не захотят со мной ссориться, – заверил подполковник. – Если факты не будут совпадать с твоими показаниями, тем хуже для этих фактов. Они просто исчезнут из материалов дела. – Он нахмурился: – Сразу хочу предупредить: при других обстоятельствах ты бы у меня в тюрьме сгнил. Более того, никакого карт-бланша на будущее у тебя не будет. Вляпаешься по новой – будешь сидеть! Мы друг друга поняли? – Поняли, – вздохнул я. То ли подполковник дёрнул за нужные ниточки, то ли те, кто меня допрашивали, тоже сочувствовали мне, но дальше всё шло как по маслу. Говорили в исключительно уважительном тоне, без наездов или рукоприкладства. К моему удивлению, даже жандармский ротмистр ограничился поверхностной беседой и глубоко не копал. Лишь в конце разговора посмотрел на меня так, что я почувствовал себя инфузорией-туфелькой под микроскопом лаборанта. Но больше всего мне запомнился короткий разговор с комбатом. Я не слышал, чтобы хоть кто-то за глаза называл его «батей» или «батяней»: здесь не было знаменитой песни «Любэ», и вообще, некоторая фамильярность нижних чинов в отношении старших не допускалась. Да и взгляд его меньше всего походил на отеческий. Ощущения у меня были, мягко говоря, неуютные. – Скажи мне, Ланской, почему у меня из-за тебя сплошные проблемы и головная боль? – первым делом спросил он. Я стоял перед ним по стойке смирно, застёгнутый на все пуговицы. Душный воротник сдавливал дыхание, которое и без того от волнения стало прерывистым. Во рту пересохло, голову будто зажали в тисках. Ничего, кроме фразы, которая приводила в бешенство генералиссимуса Суворова, как назло, на ум не приходило. – Не могу знать, ваше высокоблагородие. – Это-то и хреново, – сурово повёл бровью полковник Булатов. Он настолько соответствовал своей фамилии, что казалось, будто сделан из металла. И сочувствия в нём было не больше, чем в куске железа. – Военный прокурор вытащил тебя из такого дерьма, что ты бы в нём захлебнулся. Ты хоть понимаешь, насколько обязан ему? – Не дожидаясь моего ответа, Булатов продолжил: – Все считают тебя героем, Ланской. Как же, ты молодец, героически сражался с бандитами, пристрелил криминального авторитета, отомстил за своих. И они правы, ты вёл себя достойно. Мне, как офицеру и командиру, импонирует твоё поведение… Однако я смотрю на вещи под другим углом. С удовольствием похвалю тебя и окажу честь, пожав руку, но, – голос полковника стал ещё суровей, хотя казалось, больше некуда, – не думай, что после этого в части все будут целовать тебя в жопу и спускать любые выходки. До экзаменов ты остаёшься рекрутом, проходящим курс обучения. И никаких поблажек! А теперь то, что обещал. Твою руку, рекрут! – Булатов улыбнулся. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – щёлкнул каблуками я, выполняя приказ. Рукопожатие показало, что комбат у нас ещё о-го-го! Чуть не раздавил мне пальцы, пока я стоически терпел эту муку. – У следствия к тебе пока нет вопросов. Если понадобишься, вызовут повесткой. А пока поехали в часть, сынок. Уже второй человек так назвал меня, и я вдруг с ужасом осознал, что армия становится для меня и домом, и семьёй. Правда, где-то через полчаса мне пришлось совершить новое открытие. Автомобиль Булатова отъехал от ворот военной прокуратуры, где меня держали на время допросов, и, проехав полгорода, внезапно остановился возле одноэтажного строения, стилизованного под деревенскую избу. На нём висела вывеска «Ресторан ”Самовар”». Само собой, хоть в прокураторе меня и кормили, но плох тот солдат, что откажется пожрать. Однако я не ожидал, что меня повезут к ресторану, причём явно не из дешёвых, и потому с любопытством посмотрел на полковника. – Значит так, Ланской, – сказал тот, не оборачиваясь с переднего сиденья. – Иди в ресторан, тебя там ждут. Даю на всё про всё, – он посмотрел на часы, – сорок пять минут. Ступай. С недоумением и нарастающей тревогой я вышел из автомобиля и пошагал к ресторану. Вдруг батя-комбат продался тем самым кренделям, о которых говорил Гвоздь, и меня специально выдернули из прокуратуры, чтобы грохнуть? Вроде, как мне казалось, полковник не из таких, но что мне о нём известно? Да и разговаривал я с ним в первый раз, прежде видел только на плацу во время разводов. Я невольно поёжился, представив, что нахожусь на мушке у снайпера. Сейчас он сделает поправку на ветер, выждет удобный момент и нажмёт на спуск, а потом покинет позицию, растворившись среди улиц города… Как плохо, когда у тебя богатая фантазия, а в багаже воспоминаний куча киношных боевиков! Взрывоопасная смесь, скажу вам. Теперь я знал, что чувствует осуждённый на казнь, идя на эшафот. Так себе впечатления… Подошёл к дверям – возле них стоял улыбчивый зазывала в крестьянском наряде века эдак двадцатого: картуз, рубаха-косоворотка, тёмные домотканые штаны и хромовые сапоги. Он с улыбкой посторонился, давая мне пройти. – Добро пожаловать в «Самовар». У нас самая лучшая кухня в городе! Выстрела так и не последовало. Убьют внутри? Бандиты любят устраивать разборки в злачных заведениях. К чему бы им отступать от традиций? На подгибающихся ногах я прошёл через вход, остановился и сиротливо замотал головой. Ко мне тут же подскочил молодцеватый официант с прилизанными волосами и перекинутым через руку полотенцем. – Добрый день! – широко улыбнулся он, словно дорогому гостю. Я прикинул – на убийцу вроде не похож. Наверное, действительно официант, и от него ножичка в спину можно не ожидать.