Глава 30 Вечернее построение и впрямь было по-настоящему торжественным. Нас, вчерашних рекрутов, которые сдали экзамены, вывели из строя и под барабанный бой поздравили. А потом я оказался среди тех, кто принимал парад. Мимо проходили колонна за колонной, взводы, роты… А я думал о том, что в рядах марширующих находится неведомый киллер, и каким будет его следующий шаг, одному богу известно. Сначала у меня была мысль посоветоваться с Беловым и Санниковым, обратиться в особый отдел, в конце концов. Потом я взвесил всё и передумал. Не факт, что убийцу найдут: вряд ли он такой дурак, чтобы оставить на «звёздочке» отпечатки. Должен понимать, что в случае удачи было бы расследование по полной программе. Ну а чем мне ещё могут помочь? Посадят в подземный бункер с толстыми стенами, наймут охрану с собакой? Не смешно. Устроят охоту на ведьм, начнут песочить всех и каждого? Оч-чень сомнительно, не такая я великая фигура, чтобы ради меня затевать все эти пляски с бубном. Проще сделать так, чтобы я оказался в таком месте, где меня будет трудно достать. Вот только мне в такое место не хочется. А если особист начнёт рыть и докопается до истории с Ольгой… Тогда всплывут на поверхность интимные вещи, и у меня появится новый враг, способный на законных основаниях доставить кучу неприятностей. Оно мне надо? Уверен, что нет. В общем, здравые размышления привели к простому и одновременно грустному выводу: придётся полагаться только на себя. И ждать нового удара: киллерам платят не за попытки, а за результат. И кому я настолько понадобился? Получается, не врал Гвоздь, когда говорил о высоких покровителях. Их есть у него, как говорили в моём мире. После небольшого парада было другое, не менее праздничное мероприятие – ужин. Только на сей раз привычную солдатскую еду разнообразили другие лакомства: к чаю прилагалось пирожное. Банальная трубочка с масляным кремом, но, клянусь своей шляпой, я в жизни не ел ничего вкуснее. Начальство в такой день закрывало глаза на многие вещи, которые обычно считались нарушением дисциплины. Ко мне подходили парни из других взводов и рот. Они жали мне руку, хлопали по плечу, поздравляли, улыбались. Я улыбался в ответ, благодарил, а сам пытался разглядеть среди них моего убийцу. Как-то же он должен себя проявить? Фальшивой фразой, неестественным поведением, чем-то ещё, что насторожит меня и даст понять, что это он. Но либо киллер оказался талантливым актёром, либо психолог из меня так себе. Я не стал выбрасывать «звёздочку», положил её к себе во внутренний карман. Даже не знаю почему, ведь вряд ли мне удалось бы её использовать по назначению. Подошёл наш чемпион – Кострикин. Добродушно ухмыляясь, хлопнул меня по правому плечу с такой силой, что едва не вогнал по пояс в землю, словно былинный богатырь. – А ты ничего так, толковый боец оказался. Когда в командировку поедем, попрошу, чтобы тебя в мой взвод перевели. Мне нормальные ребята позарез нужны. Я улыбнулся. Похвала из уст такого человека значила многое. – Спасибо! Но это уже начальству решать. На мгновение я ощутил налёт грусти. Санников и Белов – унтера, с которыми я успел сдружиться – служат в учебном взводе. После выпуска меня переведут в другой, обычный взвод. Как часто я смогу видеться с ними? Как сложатся мои отношения с новыми сослуживцами? Так много вопросов, и все без ответа. Следующий день после выпуска для вчерашних рекрутов официально считался выходным. Полагалось увольнение. Я встрепенулся. Снова, пусть ненадолго, попасть в город, забуриться в «Камуфляж», оторваться от души. Ведь у меня, благодаря бабушке и дедушке, теперь были деньги, причём довольно значительные. Гуляй – не хочу. Снова подкатить к Ольге. Особист – я знал это точно – заступает на дежурство по батальону, в городе его не будет, так что никто не помешает нам поваляться на койке. После того как я нарочно сделал всё, чтобы порвать отношения с Василисой, снова захотелось женского тепла и ласки. Я чувствовал, как во мне закипает кровь и бушуют гормоны. Природа, она, зараза, такая, против неё не попрёшь. Сунулся к взводному насчёт увала – и получил эпичный облом. – Рядовой Ланской, вынужден вас огорчить: приказом командира батальона вам запрещены увольнительные в город и вообще нахождение вне расположения воинской части. Я впал в лёгкий ступор. – Ваше благородие, а могу я узнать причину этого запрета? – Конечно, – кивнул взводный. – Господин полковник делает это в интересах вашей же безопасности, Ланской. Практика показывает, что стоит вам только покинуть часть, как у вас и, соответственно, у нас начинаются сплошные неприятности. Сидите на жопе ровно, рядовой Ланской. Вам всё понятно? – Так точно. – Тогда можете идти. И да, поскольку отдых вы всё-таки заслужили, я освобождаю вас от занятий и работ. Можете идти. – Слушаюсь! – откозырял я. Известие, что меня сделали «невыездным», меня огорошило. Нет, я догадывался, что какие-то краники после истории с бандитами мне перекроют, но чтобы настолько… Лишить законного увала – это же уму непостижимо! Наверное, в иной, гражданской жизни, я воспринял бы это иначе. Наоборот, расценил бы как заботу обо мне. Подумаешь, не пустили в город, где меня могли съесть злые волки и убить нехорошие дяди. Но когда ты в армии, система ценностей меняется, ты смотришь на вещи под иным углом. И лишение увольнения казалось не заботой, а наказанием, причём незаслуженным. К тому же после недавней истории с покушением я не был уверен, что в части мне будет безопасней, чем в Череповце. Полный гнетущих дум, я поплёлся в казарму (отныне мне, как полноправному солдату, было необязательно совершать все перемещения бегом). С личного разрешения взводного мне разрешалось валяться на кровати в дневное время. В другое время я сделал бы это с превеликой охотой: желание есть и желание спать были постоянными спутниками с первого дня службы. Но сегодня в сторону заправленной грубым шерстяным одеялом койки даже смотреть не хотелось. Я сел на табурет и, прислонившись головой к спинке кровати, задумался. Даже глаза закрыл. Мысли лезли разные, в основном обидного характера. Я ощущал, как меня переполняют злоба и раздражение ко всему серому, зелёному и армейскому. Хотелось схватить табуретку, на которой сижу, расколотить её к такой-то матери, отпи-нать ни в чём не повинные кровати, повалить их, напиться, устроить мордобой и прочие акты вандализма. – Лан, ты чего такой смурной? Я открыл глаза и увидел перед собой Санникова. После того как мне довелось его выручить (о втором случае он даже не подозревал, считая, что ему просто повезло и бандиты о нём забыли, когда похитили меня), наши и без того хорошие отношения переросли в искреннюю дружбу. – Да так… – неопределённо протянул я. – Из-за увольнения расстроился? – Новости по казарме распространялись со скоростью света. Я обречённо кивнул. Санников хмыкнул: – Нашёл из-за чего переживать. Неужели так в город хочется? – Не то слово, – вздохнул я. – Ну, это дело поправимо, – хохотнул он. Я с удивлением уставился на него. – Это как? Комбат лично приказал меня в увал не пускать. Думаешь, взводный осмелится нарушить его приказ? – А кто говорит про увольнение? – снова непонятно улыбнулся он. – Блин, я тебя вообще не понимаю! – Да чего тут непонятного? В самоход пойдёшь. – Чего?! – Мои глаза округлились от удивления. – В самоход, говорю, пойдёшь. Я с дежурным по роте побазарю – он всё организует, чтобы тебя прикрыли. Думаешь, ты тут первый или последний?! Когда нельзя, а очень хочется, нормальные пацаны идут в самоход. Ты, Лан, не бзди: не знаю насчёт города, но в части тебя никто не запалит. Дежурный отметит тебя в журнале, на вечерней поверке за тебя крикнут. В общем, всё будет тип-топ. Ты, главное, сам в городе проблем не поимей. – Но я буду в форме. Патруль поймает – и всё, звездец котёнку! – Я, блин, ни хрена не понял: ты в город хочешь, или как? – нахмурился Санников. – Хочу, мля! – Вот, слышу слова не мальчика, а мужа! – обрадовался Санников. – На случай патруля у нас всё тоже продумано. Ты же не в форме пойдёшь, а в гражданке. – Стоп! – вспомнил я. – Ты же сам говорил: это западло! – Западло, когда в официальном увольнении переодеваешься, а когда в самоходе, сам бог велел. – Причудливы твои дела, господи, – хмыкнул я, удивляясь своеобразным вывертам солдатской психологии. – Запомни, Лан, в батальоне дураков нет! – поднял указательный палец правой руки ефрейтор и тут же дополнил: – А вот придурков хватает! Никакая сила не могла остановить меня в этот момент. – Что надо делать? – Пошли в каптёрку, посмотрим, что из штатского можно тебе подобрать, – оглядев меня с ног до головы, изрёк Санников. Оказывается, в каптёрке, в особом несгораемом сейфе хранился огромный запас «гражданки». Покопавшись в ворохе белья, можно было найти на любой вкус и размер. – Главное, выбирай что-то неяркое и незаметное, – посоветовал Санников. – Чем меньше будешь бросаться в глаза, тем лучше. Оно, конечно, причесон у тебя типичный солдатский, но и на этот счёт есть армейское средство. – С этими словами ефрейтор нахлобучил мне на голову что-то вроде бейсболки с большим козырьком. – Увидишь кого знакомого, нахлобучивай кепку на глаза, чтобы ни одна зараза не опознала. – Понял, – кивнул я. Для первого незаконного выхода в город я облачился в серые спортивные штаны и тканевую куртку с капюшоном. Можно было запалиться на солдатском казённом нижнем белье, поэтому Санников велел надеть хлопчатобумажные трусы и майку из той же коллекции гражданской одежды. – Слушай, как-то негигиенично. Вдруг до меня кто-то уже носил, – попробовал возмутиться я, однако Санников меня прервал: – Конечно, носил. Но потом хорошо постирал. И ты так сделаешь, когда вернёшься с увала. Иначе такой пистон получишь, что башка в эти трусы провалится. – Ты, мля, прямо меня успокоил, – побурчал я, но всё-таки надел нижнее бельё. На ноги удалось подобрать стоптанные, но хорошо сидевшие на ноге спортивные туфли – местный аналог кроссовок, не такой воздушный и раздутый, как в моём мире. Санников устроил мне смотр и остался доволен увиденным. – На чухана, конечно, похож, а не на солдата, зато ни одна собака в форме не докопается. Я думал, что покидать расположение части придётся через забор. В принципе, это было вполне реально, несмотря на пущенную поверх него колючку-путанку. Но всё оказалось гораздо прозаичней: Санников пошептался с унтером, дежурившим на КПП, тот кивнул и приказал пропустить меня. – Всё, Лан! Счастливого отдыха! – напутствовал меня Санников. – Только чтобы завтра утром вернулся. – Дерьмо вопрос, – заверил я и пробкой выскочил через КПП в гражданскую жизнь. Остановившись, развернулся и помахал ему рукой. – Спасибо!