— Дина Алексеевна, как всегда, дала всем копоти! Вы бы слышали, как она пела! Дина, ты чего для нас не поешь? Дина удивленно оторвалась от экспертизы. — Так у нас же никто не играет, да и повода как-то не было. — Но согласись, что это странно — все опера знают, что ты поешь, а я — твой непосредственный начальник — впервые об этом узнал только вчера! — Опера знают потому, что ездят со мной на МП. А с тобой мы же не ездим вместе. — На Бэллу Нечипоренко ездили! — Ну, разве что на Бэллу. Но, если помнишь, там не до песен было. — Конечно, кошмар-то какой! — в памяти Муслия всплыли воспоминания об обожженном кислотой трупе задушенной женщины, с откромсанными волосами… — Ладно, на Новый год мы сообразим междусобойчик и ты нам споешь. Кстати, моя жена была просто в восторге. Кажется, она теперь будет даже к тебе ревновать. — Даже не знаю, что мне теперь лучше — радоваться такому известию или остерегаться. Андрей просто был расстроен тем, что не видел и не слышал выступления своей наставницы. — Я помню до сих пор, как Вы пели цыганский романс — «Не страшась пути»! — А ты-то откуда мог слышать Дину Алексеевну? — совсем уже возмутился Валера. — Мы вместе ездили на МП, и там ее очень просили… — На самом деле песня из кинофильма «Жестокий романс», называется «Мохнатый шмель», — поправила Андрея Дина. — Да какая разница! Там слова такие: «Пойдем не страшась пути, хоть на край земли, хоть за край»! Я тогда еще о Вас подумал, что эти слова прямо для Вашего кредо подходят. Ведь это Вы идете, не страшась выбранного пути… — Спасибо, Андрей. Немного напыщенно, но по сути — правильно. И не только в отношении меня, но и — Валерия Михайловича, и — тебя, и всех нас. Мы вынуждены идти, не страшась пути, потому что нам деваться больше некуда. Нам всем надо пройти предназначенный нам путь. — Золотые слова мудрой, я бы даже сказал — несгибаемой, женщины! Где моя припрятанная бутылка шампанского? Эти слова — замечательный тост для нас всех! — Муслий достал из сейфа новогоднюю заначку. Андрей опять подумал о том, что это просто счастье — оказаться в начале профессионального пути рядом с такими значимыми личностями. Его однокашники-шалопаи попали под руководство заурядных специалистов, и не видят сейчас ничего интересного в выбранной профессии. А Дина Алексеевна научила его получать интеллектуальное удовольствие от результатов своего труда! А теперь она еще и дала понять, что кроме работы может существовать другой интересный мир. Тихорецкий ощутил прилив сил. Значит, в Новом году все будет прекрасно! Он станет самостоятельным врачом, получит путевку в жизнь, будет начальником своего отделения… Будущее было светло и прекрасно, как у героев его любимого Чехова, которого сейчас почти никто не читает. Вот только огорчало его то, что рядом с ним не будет такого светлого человека и замечательной женщины, как Гнатенко. Значит, надо было упиваться моментом общения с ней сейчас, пока это было возможно. По радио зазвучал модный шлягер, и Андрей, повинуясь непреодолимому желанию, поцеловал ей руку и пригласил на танец. — О-о-о! Ваша популярность, Дина Алексеевна, растет не по дням, а по часам! — восторженно закричал Муслий, и последовав примеру интерна, вытащил из-за стола лаборантку Юлю. — А почему бы и нет, в конце концов?! — поддалась Дина и протянула руку Андрею. И половина коллектива экспертизы закружились в медленном танце… За окном начался снегопад. Крупные, просто сказочные, снежинки медленно летали в воздухе, и казалось, что все очутились в царстве Снежной королевы. Детишки высыпали на улицу и принялись лепить снежки. Игорь Гнатенко возвращался с работы и сокрушался о том, что даже в канун Нового года в КБ так и не выплатили обещанную зарплату. А Дина и Валера медленно танцевали, надеясь, что Новый год станет для них более спокойным и стабильным… … Игорь Литвинец задумчиво провожал взглядом мутные волны холодной Темзы. Все здесь, в Лондоне, было ему чужим. Мрачные здания, невозмутимо-безучастные жители… Конечно, спасибо его бездетному дяде, здесь он увидел адекватный уровень жизни. Узнал, как можно жить в другом обществе… И общечеловеческие ценности, вроде бы, в их культурах были одинаковыми, а все-равно, чувствовалась огромная пропасть между нашим и их миром … Но если бы с ним рядом был родной человек, которому он бы мог доверять все свои мысли, и который бы заботился о нем, Игорь бы летал над землей ради такого человека! Если бы рядом с ним была незабываемая Дина… Тогда, на автовокзале, он ждал ее до самой последней минуты, надеясь, что она сейчас покажется на платформе. Заняв место в автобусе, он ощутил горькое разочарование. Но потом понял, что по-другому и быть не могло. Если бы она не была такой порядочной, то он бы и не влюбился в нее. У него было много увлечений, но только раз в жизни ему встретилась на пути Женщина, ради которой он был готов на все, даже — воспитывать ее детей! Игорь чувствовал, что такая исключительная женщина не сможет долго жить в захолустном Подольске. Ничего, пройдет какое-то время, подрастут дети, она ощутит тягу к простору и ей захочется покинуть мелкий городишко… И тогда он встретит ее победителем жизни! У него есть все для этого: капитал дядюшки и его обещание со временем сделать его управляющим своего бизнеса, руки и смекалка, а так же огромное желание заработать состояние для любимой женщины и достать для нее звезду с неба!.. Владимир Моргунов Она опять мяукала 1 Савичев ясно расслышал мяуканье. Он уже не спал — музыку ведь хорошо слышал и слова песни тоже слышал. На прикроватном столике древний транзисторный приемничек поскрипывал. И Савичев вовсе не сквозь сон, отчетливо разбирал слова песни: «It's good to touch the green, green grass of home». Том Джонс голосил, певец юности Савичева. И тут на фоне музыки мяуканье. Точнее, звук был, скорее, похож на «пик», а не на шаблонное «мяу». Вообще кошки мяукают по-разному — иные просто хрипло рычат, а иные выдают такой мяв, будто передразнивают горластых женщин. А вот кошка Савичева деликатно произносила «пик», когда желала привлечь к себе внимание. Частенько, едва начинало сереть за окном, она покидала постель, на которой спала в ногах хозяина или даже под одеялом, потом обделывала свои делишки на горшке, возвращалась к кровати и говорила «пик». В переводе на человеческий язык это означало: «Эй, мама, пожрать бы не мешало!» Да, именно так — «мама». Савичев взял Нину Риччи — вот такое он ей имечко дал! — крохотным котенком. У бывшей своей сослуживицы взял, которая в шутку спросила: «Ну что, Вася, готов ты стать матерью?» Савичев сказал, что готов. Мама-кошка смотрела на него ревниво, тревожно и зло, когда он Риччи в лукошко прятал, предварительно в старый свитер завернув. Сегодня Нина Риччи опять напомнила о себе. Савичев пробормотал: «Bad, bad sign» — то есть, «Плохой, плохой знак». То ли название песни Джо Кокера вспомнил, то ли в появлении Риччи в самом деле плохой знак усмотрел. Нет уже Нины Риччи, больше года, как нет. Савичев резко сбросил ноги с кровати, суеверно касаясь ковровой дорожки сначала правой ногой, прошел по привычному утреннему маршруту: туалет-ванная-кухня. Не спеша попивая кофе из большой глиняной чашки, смотрел из окна на поля и леса, пока что не очень заметно отмеченные уже закончившимся августом и едва успевшим начаться сентябрем. Хорошо хоть, что сумасшедшая жара спала. Кошка. Мяукала. Как давно он ее не навещал? Уже больше месяца. Это плохо. Совсем захандрил. В пятьдесят пять нельзя так рассупониваться. «Старый стал, ленивый». Через четверть часа он уже брел между деревьев. Узкая полоска саженой рощицы подходила почти к самому дому, на противоположном конце лесопосадки проходила дорога, за ней простиралось поле. А за полем вставал большой смешанный лес. В том лесу Савичев и похоронил свою кошку. Далеко от дома, километра за три от него. Если учесть, что его дом стоял на самом краю микрорайона, то такое удаление спасало место вечного покоя Нины Риччи от любителей пикников. Или почти спасало. На прогулки и пробежки Савичев всегда выходил рано утром. Это объяснялось тем, что в присутствии людей он ощущал дискомфорт. Савичев приближение живых существ чувствовал на таком расстоянии, которое позволяло ему встречи с ними избежать. С четверть века назад и чуть позже этот дар — Божий, конечно же — несколько раз спасал его от гибели. Спецназовец Савичев чуял приближение двуногих животных, готовился к встрече с ними и выходил победителем. Спецназовцы то ли так называемой профессиональной деформации личности подвергаются, то ли в спецназ набирают исключительно пессимистов и мизантропов. Савичев в спецназе двенадцать лет прослужил. Ни в светлое будущее человечества, ни в доброе начало в людях он не верил. Даже до того, как его в спецназ перевели, не верил. Знак, вырезанные на стволе дерева соединенные латинские N и R, он без труда нашел. Двадцать шагов от начала тропинки, ведущей в глубину леса, потом идти перпендикулярно ее направлению. Пройти метров тридцать, чтобы увидеть еще на одном стволе соединенные литеры латиницы. Чуть дальше — сломанное дерево, крона которого уперлась в землю. Подход к дереву преграждает густой кустарник. Раздвигая ветви кустарника, Савичев добрался до дерева. На небольшой — метр на полтора примерно — плешке даже опытный глаз сейчас не найдет невысокий плоский холмик, засыпанный преждевременно опавшей от жары листвой. Савичев похоронил кошку в коробке из-под импортной обуви. И коробка за полтора года, похоже, не сгнила. Потому и могилка не просела. — Привет, диверсантка, — тихо произнес Савичев, присаживаясь на корточки. Риччи отличалась вспышками необъяснимой ярости, вдруг ни с того, ни с сего начинала царапаться и кусаться. Вроде бы объяснялось это «полудикой» породой — не совсем чистая «ангора». — Что, диверсантка, затаилась, спряталась? Эх, ты… Ну, на что это похоже? Он так всегда укорял кошку, когда она впивалась зубами в его руку — «ну, на что это похоже?» Только тут, около могилки, под сломанным деревом, Савичев чувствовал себя по-настоящему одиноким. Начинал разговор с кошкой и почти после каждой фразы повторял: «Молчишь? Ну, на что это похоже?» Но сейчас он не успел начать привычный монолог. Его по-звериному чуткий слух уловил внезапно возникший звук. Звук усиливался. Похоже, его источник приближался. Автомобиль? В такую рань? Кто-то едет порыбачить? Но с той стороны на машине не проехать к озерам. Лес здесь густой, колеи нет, только тропинки. Впрочем, в той стороне, откуда звук доносится, есть поляна, довольно большая. Отсюда до поляны — метров сто или чуть больше. А попасть на нее на машине можно только с асфальтированной дороги, по просеке. На пикник кто-то выбрался? Место, конечно, подходящее, но время… Охотники? Звук прекратился. Тишина стояла прозрачнейшая, нарушаемая только шорохом падающих листьев.