– Вероятно, она желает вам только добра и беспокоится за вас, – разумно предположил Лесли. Оба прихлебывали остывающий чай. Коко не сводила глаз с океана. – Вполне возможно. Но не все способны быть такими, как она. Я и пытаться не хочу, поэтому двинулась в противоположном направлении. Подальше от всех и вся. Мама тоже меня не понимает. Просто я не такая, как они. И всегда была не такой. – По-моему, в этом нет ничего плохого, – примирительно отозвался Лесли, поудобнее устраиваясь в шезлонге. – И я так думаю. Но большинство людей это пугает. Они считают, что все должны быть одинаковыми, и потому мирятся с жизнью и ценностями, которые им не подходят. Жизнь моих близких не годилась для меня, даже когда я была ребенком. – У Хлои я замечаю подобные порывы даже сейчас. – Голос Лесли стал задумчивым. – В отличие от своей матери и меня она не хочет быть актрисой – лучше водить грузовик. Видимо, таким способом девочка заявляет: она личность, такая, как есть, а не такая, как мы. С ее желаниями придется считаться. – Мои родители никогда не считались. Наоборот, даже не сомневались, что со временем я перерасту свои желания. Если вы способны уважать желания дочери уже сейчас, когда ей всего шесть, значит, на родительском поприще вы преуспели. – Задумавшись об этом, Коко улыбнулась. – Мама хотела, чтобы мы обе появились на балу дебютанток. К тому времени Джейн уже заявила о своей ориентации и включилась в борьбу за права сексуальных меньшинств. Мама почти сразу отстала от нее, очевидно, побоялась, как бы Джейн не явилась на бал не в платье, а в смокинге. Зато одиннадцать лет спустя мама не отставала от меня, а я сказала, что лучше ледоруб в печенке, чем выезд на бал. Я была убеждена, что вся эта затея пропитана снобизмом и в корне неверна, что это пережиток прошлого, что на такие балы ездят лишь для того, чтобы найти мужа. В тот год на Рождество я укатила в Южную Африку, где помогала прокладывать канализацию в маленькой деревушке – на мой взгляд, это увлекательнее любого котильона. Мама долго бушевала, а потом полгода не разговаривала со мной. Отец был гораздо терпимее, но даже он не простил мне отчисления из школы права. По-видимому, у родителей имелись свои представления о нашем будущем. Джейн не вписывалась в них, но на это смотрели сквозь пальцы, потому что она добилась громкого успеха, а для родителей это всегда было мерилом всех достоинств. А меня слава никогда не прельщала и не будет прельщать, – заявила она так уверенно, что Лесли испытал невольное восхищение. – Ваши близкие в конце концов ко всему привыкнут, – мягко пообещал Лесли, хотя после рассказов Коко уже начинал в этом сомневаться. И убедился, что она не из тех, кто будет всеми силами оправдывать чужие ожидания, даже если считает их ошибочными. Она верна себе и никогда не изменит своим убеждениям. Эта ее черта пробудила в Лесли глубокое уважение. – Кстати, мне нравится ваша акварель на мольберте. Смотрится умиротворяюще. – Я редко рисую, – объяснила Коко. – А рисунки обычно раздариваю. Для меня это просто отдых, хобби, чтобы расслабиться. Лесли получил очередное подтверждение, что его собеседница разносторонне талантлива, и порадовался за нее, мысленно пожелав скорее найти себя. Признаться, он завидовал ее свободному поиску. Порой он страшно уставал лицедействовать и чувствовал, как осточертело ему все это безумие. Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем, пока наконец Лесли не задремал. Коко унесла обе чашки в дом и упаковала вещи, которые решила взять с собой в город, а когда вернулась на террасу, оказалось, что ее гость уже не спит. – Здесь кто-нибудь купается? – спросил он, кивнув на берег. Солнце разморило его, он выглядел сонным и ленивым. – Бывает. – Она улыбнулась. – Иногда акулы нападают на купающихся у самого берега, поэтому не всякий рискует войти в воду, а она здесь холодная. Купаться лучше в гидрокостюме. Кстати, если надумаете, у меня как раз есть гидрокостюм вашего размера. Йен был ростом с Лесли, только шире в плечах и спортивнее. Его старые гидрокостюмы Коко по-прежнему хранила в гараже вместе с дайверским снаряжением. Она подумывала отдать их, но так и не собралась. Вещи Йена приглушали одиночество и тоску, казалось, что он не умер, а надолго уехал, но когда-нибудь обязательно вернется. – Нет уж, с меня хватит предупреждения, что здесь водятся акулы, – усмехнулся Лесли. – Я большой трус и не боюсь признаться в этом. Однажды на съемках мне пришлось плавать в кадре вместе с акулой. Конечно, ее выдрессировали и вдобавок накачали транквилизаторами. Но я все равно предпочел, чтобы дублер снимался вместо меня во всех рискованных сценах. Кроме постельных – для таких съемок я давно уже как следует выдрессирован и даже не нуждаюсь в успокоительном. Его шутка насмешила Коко. – Вообще-то и меня смелой не назовешь, – призналась она так смущенно, что Лесли поспешил воскликнуть: – Вы серьезно? По-моему, если кто здесь и смел, так это вы! И это не напрасный риск, а умение смело принимать важные решения. Вы отвергли традиции своей семьи, выступили против целой системы. По сути дела, вы просто вышли из игры и сделали это храбро, с достоинством. Несмотря на все давление со стороны близких, вы поступили так, как считали нужным, и не изменили себе. Вы потеряли любимого, но не захлебываетесь жалостью к себе – вы продолжаете жить. Вы остались здесь, живете одна в странном крошечном поселке. Не страшитесь одинокой жизни, не боитесь оставаться наедине с собой. Вы сами придумали себе работу, которая вас полностью устраивает, хоть и оскорбляет чувства ваших родных. На все это нужна смелость. Только тот, кто смел, решается стать не таким, как все, Коко. А вы сумели, не ударив в грязь лицом. Я преклоняюсь перед вами. Его слова казались Коко музыкой, она с благодарностью выслушала это признание, отметив, что об ошибках Лесли ни словом не упомянул. Он высоко оценил принятые ею решения и выбранную жизнь. Коко расцвела застенчивой улыбкой. – Спасибо. И я преклоняюсь перед вами, Лесли. Вы не боитесь признавать свои ошибки и говорить о них. Для знаменитости, да еще из мира кино, вы на диво скромны. Этот мир мог превратить вас в наглого подонка, но вы сумели остаться настоящим, несмотря ни на что. – Если бы не сумел, от меня отреклись бы родные, – честно объяснил он. – Может, только потому я и остался верен себе. Мне приходилось встречаться с ними и быть собой. Приятно чувствовать себя кинозвездой и видеть, как все вокруг готовы расшибиться в лепешку, лишь бы угодить тебе. Но в конечном счете ты всего лишь человек – хороший, плохой… Неловко видеть, как в моем бизнесе люди ставят себя в дурацкое положение, а таких, поверьте, масса. И когда я наблюдаю за собой, чаще всего замечаю не удачи, а ошибки. Может, в каком-то смысле, – добавил он, без тени усмешки глядя на Коко, – врожденная неуверенность в себе – благо. – После этих слов она засмеялась. – Но в вас я не заметил неуверенности. – Ее сколько угодно, просто я слишком упряма. – Коко вздохнула. – Я все время пытаюсь понять, кто я и чем хочу заниматься. Мне известно, каким путем я пришла к тому, что имею сейчас, и почему. Но выяснить, в какую сторону меня тянет теперь, пока не удается. Может, вообще не придется что-то менять – я еще не решила. – Со временем разберетесь. По крайней мере сейчас у вас богатый выбор. Перед вами открыты все двери. – Мне больше по душе те, в которые я уже входила. Вот только пока не знаю, какую хочу открыть следующей. – Все мы временами испытываем подобное чувство, а глядя на окружающих, думаем, что уж они-то наверняка знают все ответы. Однако они просто делают вид. Им известно не больше, чем нам. Или же их мирок тесен и замкнут. В этом случае им легче. Но если манит большой мир, это и увлекательно, и порой чертовски страшно. – Эти слова он произнес совсем просто, не боясь выказать страх и неуверенность. – Да, – согласилась Коко, – страшно. А вы? Что вы намерены делать дальше? Найти новый дом и вернуться в Лос-Анджелес? И начать все сначала, с новой женщиной? Этот вопрос она оставила при себе, однако он вертелся в голове у обоих. Коко задумалась: интересно, сколько раз можно начинать заново, знакомиться с людьми, с кем-то сближаться, давать судьбе шанс, стремиться вперед, а потом разочаровываться и расставаться? Рано или поздно это занятие должно наскучить. Даже двух чудесных лет, проведенных с Йеном, ей хватило, чтобы до сих пор не собраться с силами для очередной попытки. Может, ей труднее просто потому, что их отношения с Йеном были идеальными? А если раз за разом выбираешь не ту женщину, на сколько неудачных попыток хватит духу? Коко могла лишь предполагать, сколько распавшихся романов осталось у Лесли в прошлом. В сорок один год создание новых отношений наверняка стало для него давно опостылевшей игрой. Именно об этом он думал, когда она решилась задать вопрос. – Пожалуй, подыщу себе что-нибудь на время. Через шесть месяцев дом снова будет мой, через четыре начнутся съемки новой картины. Для этого мы поедем в Венецию. К моменту возвращения нынешние арендаторы уже покинут мой дом. Пока что сойдет и отель, но там живешь на виду. К тому же в отеле мисс Психопатка без труда доберется до меня, если не одумается за две недели. Но сдается мне, у нее скоро появится новая жертва. Она не из тех, кто способен долго прожить без мужчины. Что касается остального, – продолжал он отвечать на невысказанный, но подразумеваемый вопрос, – я склонен повременить. После такой встряски мне нужна передышка. Такая жестокая ошибка не может пройти даром. – Лесли бессознательным жестом прикоснулся к синяку на щеке. Свой мобильник он оставил в городском доме, чтобы хоть на время отдохнуть от сообщений с угрозами. Лесли больше не желал говорить с этой женщиной, хотя знал, что рано или поздно их пути опять пересекутся. И отнюдь не стремился приблизить этот день. – Мимолетные романы мне пока ни к чему. Я, наверное, уже хочу или настоящих отношений, или вообще никаких. А эти интрижки, пока не подвернется что-то посерьезнее, отнимают уйму сил и заканчиваются скандалом. Да, они увлекают минут на пять, но на то, чтобы разгрести последствия, тратишь чертовски много времени. Как после той катастрофы с кленовым сиропом в день нашего знакомства. – Лица обоих озарились улыбкой. – Точно так же приходится приводить свою жизнь в порядок и после неудачного романа, только удовольствия от этого никакого. Да и устранить хаос не так-то просто. Бывшая подруга уже сообщила Лесли, что собирается уничтожить все вещи, оставленные им в ее доме. Затем известила его, что с вещами уже покончено. К счастью, обошлось без невосполнимых потерь, но все-таки это оскорбляло и вызывало досаду. Задумавшись, Лесли вдруг рассмеялся. – Выходит, я теперь бездомный. Новое ощущение. Обычно я не живу вместе с подругами, тем более у них дома. Очевидно, на этот раз меня подвела излишняя самоуверенность. Моя бывшая поначалу играла на редкость убедительно, значит, как актриса она гораздо выше меня. За первые наши три месяца ей полагается «Оскар». Нелегко получать такой щелчок по носу в сорок один год. Впрочем, оказаться в глупом положении можно в любом возрасте. – Жалко, что все так вышло, – посочувствовала Коко. Ей и вправду было жаль Лесли. Ничего подобного с ней, к счастью, не случалось, и она надеялась, что не случится никогда. Но в Голливуде подобным скандалам никто не удивлялся, особенно с такой заманчивой добычей в главной роли. Коко припомнила, как часто отец посвящал всю семью в подробности личных драм клиентов, рассказывал о разорванных отношениях, драках, дележе состояния, явном или тайном мошенничестве, попытках самоубийств. Такой жизни Коко не желала и потому сбежала, хотя трагедии происходили и в большом мире, но не так публично, не столь часто, как на территории, принадлежащей людям вроде Лесли Бакстера. Романы кинозвезд обычно оказывались скоропалительными и быстротечными, они вспыхивали, подобно фейерверкам, и заканчивались потоками грязи. Коко не завидовала Лесли. Он сам заварил эту кашу, неверно выбрав подругу, и теперь наверняка усвоит суровый урок. Ему еще повезло отделаться небольшим синяком. – Мне тоже, – негромко откликнулся Лесли. – Жаль, что я так сглупил. Жаль, что вы потеряли друга. На снимках с ним у вас счастливое лицо. – Да, я была счастлива. Но иногда даже хорошему приходит конец. Судьба. Ее трезвый взгляд на вещи вновь вызвал у Лесли восхищение. До сих пор Коко ничем не разочаровала его. Она оказалась удивительной, и он радовался, что согласился спрятаться у Джейн. Иначе они могли бы никогда не встретиться, тем более что Коко считала себя в семье белой вороной, а Джейн не распространялась о ней в разговорах с друзьями. Гораздо больше Джейн интересовала собственная жизнь. Коко представлялась Лесли кроткой голубкой в семействе коршунов и орлов. Он мог лишь догадываться, как тяжело ей было взрослеть в таком окружении. Но как не странно, на характере Коко это не отразилось, она не ожесточилась, просто недоумевала и в конце концов улизнула из семьи. Связь с родными она поддерживала до сих пор, но соединяющие их узы слабели с каждым днем. Такое впечатление сложилось у Лесли, несмотря на готовность Коко играть роль прислуги для сестры. Но если бы не их случайная встреча в доме Джейн, они не познакомились бы никогда. Почти весь день они нежились на залитой солнцем террасе, изредка переговариваясь. Лесли дремал, Коко дочитывала книгу. Из последних запасов, найденных в холодильнике, они соорудили бутерброды, а недоеденное забрали в город с собой, чтобы не пропало. После того как вещи были погружены в машину, а дом заперт, Коко повезла гостя на общественный пляж в Стинсон, чтобы показать живописную полосу белого мелкого песка. Пляж растянулся на несколько миль, чистый песок вперемешку с ракушками подступал к самой воде. В полосе прибоя бродили морские птицы, над головами кружили чайки. Коко то и дело наклонялась за красивыми камушками, подбирала их и совала в карман, как делала всегда. Прогулявшись по пляжу, они присели на берегу и засмотрелись на лагуну, где по другую сторону узкой бухточки виднелся Болинас. Наконец они побрели к машине, а собаки носились вокруг, то убегая, то снова возвращаясь. Дважды мимо них галопом пронеслись всадники, но в целом пляж был немноголюдным. Лесли удивился, услышав от Коко, что сегодняшний день – не исключение. Больше народу здесь собирается лишь в самые жаркие дни, а обычно не насчитать и горстки купальщиков, рассеянных по нескольким милям побережья. Этот берег совершенно оторван от внешнего мира, и, сидя в машине, направляющейся к утесам, Лесли вдруг понял, что не прочь отдохнуть здесь недельку. Солнце уже садилось, заканчивался необыкновенный день. – Одобряю всецело и полностью, – заявил он, когда Коко принялась вновь вписываться в крутые повороты дороги, на этот раз по внешнему краю скал, что окончательно потрясло Лесли. Ей удавалось даже объезжать многочисленные выбоины на дороге, которых опасались большинство водителей и потому выбирали другие пути. Этот стиль вождения Лесли счел эффектным, но немного рискованным. – Что вы одобряете? – спросила Коко. Собаки уже уснули, обессиленные после долгой прогулки по пляжу и погонь за лошадьми. Салли все пыталась согнать их в стадо, но упрямые животные не слушались. Пришлось довольствоваться преследованием птиц, причем неуклюжий Джек вечно отставал. Он так устал, что едва доплелся до машины и теперь раскатисто храпел. Звуки, доносящиеся сзади, вызывали чувство умиротворения. – Одобряю ваш выбор местожительства, – пояснил Лесли. – Это на случай, если вам потребуется чье-то одобрение. Вообще-то я вам завидую. Коко улыбнулась, обрадованная его словами. – Спасибо. – Она уже поняла, что гость почувствовал красоту прибрежного поселка и преимущества жизни, которую она вела. Он вовсе не считал ее хиппи или чудачкой, а ее дом – сараем. Все увиденное он воспринял как дружеские объятия, как частицу самой Коко. Все вокруг как нельзя лучше подходило ей. Просто Коко ничем не походила на Джейн, а родные не желали с этим мириться. Все они были сделаны из одного теста, а Коко – соэсем из другого, и это обстоятельство радовало Лесли. В молчании они проехали через Милл-Вэлли и влились в воскресный поток машин на мосту «Золотые Ворота». Дальше Коко свернула к Пасифик-Хайтс и спросила, не хочет ли Лесли заехать куда-нибудь за ужином. Ему никуда не хотелось. Минувший день полностью насытил его, долгая прогулка по берегу помогла отвлечься, и Лесли даже вздремнул в автомобиле на обратном пути? Коко вела машину молча. Она не забывала, кто ее спутник, но воспринимала его известность уже гораздо спокойнее, не то что при первом появлении Лесли на кухне, и теперь оба они чувствовали себя друг с другом совершенно непринужденно. Коко замечала это и удивлялась. Лесли заговорил об этом еще на пляже – по его словам, такое с ним случалось редко, обычно в присутствии малознакомых людей он скован. А с Коко ему так легко, будто они давно знакомы. За два дня успели подружиться. – Может, я лучше приготовлю омлет? Не сочтите за нескромность, но он у меня получается неплохо. А вашим вкладом будет аппетитный калифорнийский салат, – предложил Лесли. Коко засмеялась. – Кулинарка из меня никакая. Питаюсь в основном салатами да изредка рыбой. – Это сразу видно, – тоном комплимента ответил он. Коко и вправду казалась подтянутой, тоненькой и легкой. Даже в мешковатых футболках она выглядела стройной, впрочем, так же как и ее сестра, которая была десятью годами старше. Лесли следил за собой, но чтобы оставаться в форме, ему приходилось ежедневно посещать тренажерный зал, а перед каждыми съемками еще и заниматься с инструктором. От этого зависел заработок, а терять его Лесли пока не собирался. Он выглядел моложе своих лет, за последнее десятилетие его фигура почти не изменилась, но сил и времени отнимала предостаточно. Особенно досаждало Лесли пристрастие к мороженому. – Омлет будет очень кстати, – сказала Коко, когда старый фургон взбирался на холм по Дивисадеро. От вершины холма до дома на Бродвее было рукой подать, к приезду собаки так и не проснулись. – Всем на выход! – громко объявила Коко, чтобы разбудить их. Лесли забрал из машины привезенные припасы, а Коко – большую плетеную сумку с запасом чистой одежды, почти такой же, как оставшаяся в доме Джейн. Коко всегда одевалась одинаково – в разноцветные или белые футболки и джинсы. Этой одеждой у нее был забит весь стенной шкаф, а после смерти Йена она и вовсе потеряла интерес к нарядам, тем более что никто не видел ее, никому не было дела до ее внешности. От одежды Коко требовала не много: выглядеть опрятно, согревать, не сковывать движений на прогулках. Ей жилось намного проще, чем Лесли: выходя из дома, он всякий раз должен был помнить, что он звезда, и выглядеть соответственно. Он вскользь упомянул, что теперь ему придется целиком менять гардероб, но не сейчас, со временем: пока его почти никто не видит, а выходить в свет он не намерен. Избавленный от необходимости думать об одежде, он вздохнул с облегчением, особенно когда вспоминал, что папарацци не найдут его. Никто не знает, что он в Сан-Франциско, кроме Коко, ее сестры и Лиз. А для остального мира Лесли Бакстер просто исчез. Он обрел свободу, которой дорожила и Коко. Свободу и покой. Ощутив вкус блаженства, которым наслаждалась она, Лесли по достоинству оценил его. Жить так, как Коко, было бы очень легко. Пока она отключала сигнализацию, Лесли зажег свет по всему дому, Коко оставила сумку у лестницы, вдвоем они отнесли продукты на кухню, собаки следовали за ними по пятам в ожидании ужина. Покормив их, Коко накрыла на стол, разложила безупречно чистые французские салфетки Джейн и элегантное столовое серебро, а Лесли достал все необходимое для омлета. Спустя полчаса, успев сделать по его желанию салат с заправкой, как для «Цезаря», Коко зажгла свечи, и они в дружеском молчании съели простой ужин. Как и обещал Лесли, омлет оказался восхитителен. – Какой прекрасный день! – произнес он со счастливой улыбкой. За ужином они болтали о разных пустяках. День на берегу океана освежил обоих, завершением трапезы опять стало мороженое «Дав». – Хотите посмотреть кино? – спросила Коко, когда посуда была вымыта. Лесли чуть нахмурился. – Я бы лучше поплавал – вчера пробовал воду в бассейне, и оказалось, она совсем теплая. В Лос-Анджелесе я каждый день занимаюсь на тренажерах, но сегодня что-то разленился. – Он усмехнулся. У Джейн имелся свой тренажерный зал, оборудованный по последнему слову техники, где она ежедневно занималась под руководством инструктора. Коко обходилась без тренировок так же, как и Лиз, которая вечно жаловалась на лишний десяток фунтов, но даже не пыталась избавиться от них. Джейн была перфекционисткой во всем, в том числе и в отношении к своей внешности. – Мне хватает ежедневных прогулок с собаками, – заметила Коко. – А я за день так насмотрелся на океан, что не прочь поплавать. Коко взглянула на него и невольно улыбнулась: Лесли нередко напоминал ей об Йене, и даже его британские гримасы были совсем как у Йена. Рядом с Лесли Коко чувствовала легкость с оттенком грусти. – Надеюсь, в бассейне нет акул? – Раньше никогда не попадались, – заверила его Коко, а Лесли предложил ей составить ему компанию. Обычно она не пользовалась бассейном сестры, но сейчас согласилась. Они разошлись по спальням, чтобы через пять минут встретиться у бассейна, над которым Коко включила свет. Крытый бассейн (в Сан-Франциско нередко стояли промозглые холода) впечатлял своими размерами. Джейн занималась плаванием ежедневно, а Лиз – от случая к случаю. В бассейне они провели почти час. Коко плавала из конца в конец бассейна, Лесли некоторое время наблюдал за ней, а затем, не желая отставать, последовал ее примеру. Он выдохся раньше и был вынужден признать, что Коко не просто моложе, но и в лучшей форме. – Бог мой, да вас хоть на Олимпиаду посылай! – восхищенно воскликнул он. – В Принстоне я была капитаном женской команды по плаванию, – объяснила она. – А я в юности занимался греблей, но сейчас не выдержал бы и нескольких минут. – О, я тоже входила в гребную команду, правда, всего год, на втором курсе, и терпеть ее не могла. Плавать оказалось проще. С ощущением приятной усталости они выбрались из бассейна. Лесли был в синих плавках, Коко – в простом черном бикини, подчеркивающем фигуру, но не чрезмерно сексуальном. Несмотря на свою привлекательность, она даже не пыталась с Лесли флиртовать, уже успев оценить дружеские отношения между ними. Закутавшись в толстые махровые халаты, которые Джейн держала наготове возле бассейна, они направились в душ, роняя капли воды на ковры. Спустя несколько минут уже вымывшийся, но еще не успевший сменить купальный халат Лесли заглянул в спальню Коко и застал ее во фланелевой пижаме. Она как раз ставила фильм – на этот раз не с ним, чтобы лишний раз не смущать его. Накануне вечером, увидев себя на огромном экране, он сконфузился. – Хотите, посмотрим вместе? Это самый обычный женский фильм – я к таким давно пристрастилась.