Она покачала головой: – Я не знаю, как быть. Я люблю тебя, но не хочу, чтобы вся эта грязь испортила нам жизнь. – И я не хочу. Но другие как-то справляются. Надо просто подойти к делу с умом и приложить старания. Хорошо еще, что ты не имеешь отношения к шоу-бизнесу. Это нам на руку. Пока нас никто не беспокоит, будем ловить момент и наслаждаться им, сколько бы он ни продлился. Им и вправду до сих пор везло, но на всякий случай они не забывали об осторожности. Лесли не ездил за покупками в центр города, ни в один местный магазин не заходил дважды. Продуктами они запасались в «Сейфуэе» поздно вечером, специально для этих походов Лесли надевал бейсболку и темные очки. Все выходные они проводили в Болинасе и даже прогулки по пляжу совершали лишь в те часы, когда он становился пустынным. Лесли не мог позволить себе такую роскошь, как свободные появления на публике, – это обстоятельство его жизни оставалось неизменным. Он приехал сюда, прячась от одной женщины, а теперь скрывался с другой, доблестно пытаясь защитить и уберечь их любовь от внимания окружающих. Безусловно, это нелегко, но Лесли знал правила игры, и пока никто не разнюхал, что он живет в Сан-Франциско, им ничто не угрожало. Как он постоянно повторял, пока что все в порядке. Однако оба знали, что вечно так продолжаться не может, что рано или поздно им придется сделать шаг навстречу неизбежности и всем минусам положения знаменитой кинозвезды, влюбившейся в обычную женщину. Коко заранее боялась и ненавидела их, несмотря на всю любовь к Лесли. – Я просто не хочу, чтобы все кончилось, – печально объясняла она, – лучше бы все шло так, как сейчас. – Возможно, в будущем что-то изменится, но мы постараемся и впредь вести уединенную жизнь. Ничто не кончится, если мы не захотим, – строго растолковал Лесли. – Что будет дальше, решать нам. – Он поцеловал Коко и снова заверил ее в любви. О разлуке ему было страшно подумать. Он хотел провести с Коко всю оставшуюся жизнь. Как устроить эту жизнь, уже другой вопрос. Лесли твердо намеревался сделать ради Коко все, что потребуется. Он так и не снял жилье в Лос-Анджелесе, решив пожить с Коко в Сан-Франциско до середины сентября, то есть еще два с половиной месяца. В октябре начинались съемки его нового фильма, в сентябре предстояла предсъемочная суета с примеркой костюмов. После десяти запланированных съемочных дней в Лос-Анджелесе он должен отбыть в Венецию не меньше чем на месяц и вернуться в уже освобожденный арендатором дом. Пока жилье в Лос-Анджелесе было ни к чему: Лесли вполне хватало Коко и дома, где они жили сейчас. Незадолго до Четвертого июля он предложил провести в Болинасе целую неделю. Для этого Коко требовалось найти кого-нибудь, кто смог бы гулять с собаками. Об отъезде она известила всех клиентов за две недели и выяснила, что одна из молоденьких подружек Лиз, лесбиянка, готова выгуливать собак. Эрин была очень милой, ей требовалась работа, за неделю Коко успела обучить ее тонкостям своей профессии. Впервые за два года Коко предстояло отойти от дел на целую неделю. Они с Лесли ждали этого с нетерпением. В Болинасе он чувствовал себя так, словно жил там всегда. Он даже начал купаться в океане, заимствуя для этой цели гидрокостюм Йена, хотя и побаивался акул. Сильная жара пересилила его опасения. Глядя, как он выходит из воды в знакомом мокром гидрокостюме, Коко испытывала сложные чувства. По очертаниям фигуры она понимала, что перед ней не Йен, но пока Лесли не снимал наконец маску, сердце Коко билось в тревожном предвкушении. При виде улыбающегося лица Лесли ее охватывала радость. Коко понимала, как любит его, и вместе с тем признавала, что никто не займет места, принадлежащего Йену, хотя ее сердце теперь было отдано Лесли. Вдвоем они часами валялись на песке, искали ракушки, собирали камушки, выбирались на рыбалку, готовили еду, читали, болтали, смеялись, играли в карты и подолгу спали. Некоторое время Лесли посвятил старой машине Коко и, к ее изумлению, заставил двигатель работать тише и ровнее. Для этого понадобилась помощь Джеффа. Когда Лесли вернулся домой после очередной его консультации, Коко рассмеялась: он перепачкался так, что даже на щеках остались грязные полосы, а ладони совсем почернели. И выглядел довольным, как мальчуган, которому разрешили весь день возиться в песке. Четвертого июля соседи пригласили их на барбекю, и Лесли охотно принял приглашение. – А если тебя кто-нибудь узнает? – встревожилась Коко. До сих пор они действовали мудро и осторожно, и эта тактика оправдывала себя, позволяя вести идиллическую жизнь, наслаждаться покоем и оставаться незаметными. – Твои соседи уже знают, кто я такой. Распускать слухи они не станут. – Такая уверенность показалась Коко излишней. – Не все, но некоторые соседи увидят тебя впервые. – Если нам будет не по себе или ситуация выйдет из-под контроля, мы уедем. Но для разнообразия было бы совсем неплохо поучаствовать в местном празднике. В конце концов Коко согласилась. Они явились к месту празднования чуть позже, когда стемнело, проскользнули незаметно и взяли по бутылке пива. Лесли присел на бревно и разговорился с каким-то мальчуганом, с виду ровесником Хлои. Пришедшая за ним мать изумленно застыла, увидев Лесли. Новость мгновенно облетела всех присутствующих. На праздник собралось человек пятьдесят, многие были потрясены, узнав, что сам Лесли Бакстер потягивает пиво рядом с ними, но никто не просил у него автограф, никто не надоедал ему, и волнение быстро улеглось. Лесли включился в увлекательную беседу трех местных жителей о рыбалке и быстро подружился с детьми – с ними он умел обращаться. Джефф переглянулся с Коко и подмигнул, а затем подсел к ней поболтать. – Славный малый, – негромко заметил он. – Когда мы впервые встретились у мусорных баков, меня чуть удар не хватил. А оказалось, он самый обычный парень, такой, как все. И нисколько не задается, хотя мог бы. Ты выглядишь довольной, Коко. Рад за тебя. – Джеффа и вправду радовало и счастье соседки, и дружба с Лесли, с которым они возились с машинами за домом. – Спасибо. – Коко улыбнулась. Давно уже Джефф не видел ее такой, а сама она за всю жизнь не чувствовала себя лучше. Еще никогда ей не было так уютно, и спокойно на своем месте, никогда собственные поступки и отношения не вызывали у нее столь непоколебимой уверенности. Казалось, только теперь она наконец стала взрослой. – Ты не уедешь в Лос-Анджелес? Полагаю, нет, – добавил Джефф, и Коко покачала головой: – Нет, я остаюсь здесь. А он будет ездить по делам. Джефф кивнул, надеясь, что у них все сложится удачно. Лесли поговаривал о покупке дома в городе, но не сейчас, позднее, когда все узнают о них и станет ясно, как быть дальше. Ни в коем случае не дворец, как у Джейн, обещал он Коко, просто красивый удобный дом, например, старинный особняк в викторианском стиле. Дом на берегу манил его, но ездить в Лос-Анджелес было бы удобнее из города. На всякий случай Лесли продумывал запасные варианты, хотя и понимал, что принимать окончательное решение еще рано. Он готов на все, Лишь бы им было удобно, готов из любви к Коко тратить время, силы и деньги. От нее требуется только согласие изредка идти на компромиссы, в основном связанные с его жизнью кинозвезды, а также мириться с поездками в Лос-Анджелес. А Коко по-прежнему жила как во сне. Остаток праздничной недели прошел без приключений, после барбекю они почти не встречали новых знакомых, даже когда бродили с собаками по пляжу. Никто не пытался следить за Лесли, фотографировать его, сообщать о нем в прессу. Местные жители оказались выше этого и признали за Лесли право прятаться в Болинасе, как делали многие другие. Более надежное укрытие трудно было найти. После шести недель съемок в Нью-Йорке Лиз понадобилось вернуться в Лос-Анджелес по делам. К тому времени найти кого-нибудь, кто присмотрел бы за домом и собакой вместо Коко, так и не удалось. Об этом Лиз и Джейн даже не заикались, и Коко подозревала, что ее сестра никого даже не искала. Но Коко была целиком занята своими отношениями с Лесли и не думала роптать. Лиз намеревалась провести в Лос-Анджелесе несколько дней, а Джейн удерживали на съемочной площадке дела. Из Лос-Анджелеса Лиз позвонила домой, выяснила, что ее присутствие в Сан-Франциско не требуется, потому и не стала приезжать. Ей хватило известия о том, что Лесли все еще живет у них в доме. По крайней мере у Коко есть компания, хотя вряд ли они с Лесли вообще разговаривают друг с другом. По мнению Джейн, Лесли был не способен подружиться с ее сестрой, а тем более начать ухаживать за ней. Зато у Лиз порой мелькали подобные подозрения: в конце концов, Лесли и Коко привлекательны, умны, приятны в общении и живут под одной крышей. Джейн высмеяла ее предположения: – Хватит тебе придумывать сюжеты для мелодрам и сериалов! Лесли Бакстер ни за что не увлечется женщиной, которая выгуливает чужих собак, даже если она моя младшая сестра. Поверь, Коко не в его вкусе. Джейн была так убеждена в своей правоте, что Лиз не стала возражать. Но ей показалось странным, что теперь, когда бывшая подруга Лесли живет с рок-звездой и угроза миновала, сам Лесли Бакстер по-прежнему остается у них в доме. Лиз питала к Коко больше уважения, чем Джейн: для старшей сестры Коко была все еще ребенком, вдобавок непослушным. Но Лиз видела, кто скрывается под этой маской, а Джейн даже не пыталась разглядеть. Возможно, Лесли это удалось. Эта мысль не давала Лиз покоя. Как всегда во время приездов в Лос-Анджелес, Лиз навестила свою «вторую маму». Эту обязанность по отношению к матери подруги Лиз выполняла с удовольствием. Она порадовалась, застав Флоренс в прекрасной форме, казалось, та даже посвежела и похорошела. Но, подъезжая к особняку в Бель-Эйре, Лиз разминулась у самых ворот с молодым мужчиной и обменялась с ним улыбками. С виду он был ровесником Джейн. Незнакомец сел в серебристый «порше», припаркованный возле дома, и укатил. У Лиз вдруг возникло странное ощущение, что мужчина намерен вернуться, как только она уедет. Зайдя привести себя в порядок в ванную Флоренс, Лиз заметила мужской кашемировый свитер на плечиках и две зубные щетки в стакане. Она упрекнула себя в чрезмерной подозрительности, но за шампанским в саду, привычным для обеих ритуалом, не удержалась и поддразнила мать Джейн. Отеки после очередной подтяжки наконец спали, Флоренс помолодела не меньше чем на пятнадцать лет. Ее фигура стала еще более стройной. – Это не твоего приятеля на «порше» я встретила возле дома? – шутливо осведомилась Лиз и растерялась: Флоренс вдруг изменилась в лице и поперхнулась шампанским. – Я… конечно, нет. Ну что ты такое говоришь! Я… я… – Она осеклась, взглянула на Лиз и разрыдалась, окончательно сбив ее с толку. – Умоляю, только не говори Джейн и Коко! Нам так хорошо вместе. Я думала, это ненадолго, но мы вдвоем уже почти год. Да, понимаю, это абсурд. Он думает, что мне пятьдесят пять. Я сказала, что родила Джейн в шестнадцать, что само по себе звучало ужасно. Ему тридцать восемь. Понимаю, это постыдное признание, но это любовь. Я любила Базза, но его уже нет. А Гейбриел – прелесть. Для своих лет он очень зрелый человек. Лиз не сразу вспомнила, что следовало бы закрыть рот и не таращиться во все глаза на Флоренс. Та часто секретничала с Лиз, более склонной к сочувствию и добродушной, чем Джейн, но до подобных откровений дело никогда не доходило. – Флоренс, если ты счастлива… – осторожно заговорила Лиз, не зная, что сказать и даже не догадываясь, что могло побудить мужчину сойтись с женщиной намного старше его. Его намерения всерьез встревожили Лиз. Она понимала, что Джейн, узнав обо всем, придет в ярость, да и Коко скорее всего тоже. – Чем он занимается? Актер? Симпатичный незнакомец вполне мог быть актером, при этой мысли подозрения Лиз усилились. – Режиссер и продюсер. Снимает авторское кино. – Флоренс назвала два фильма, имевших немалый успех. Значит, он по крайней мере не жиголо, охотящийся за ее деньгами. – Нам так хорошо вместе! Теперь, когда Базза нет, мне часто бывает одиноко, девочки здесь больше не живут. Не могу же я все время писать или играть в бридж! Большинство моих подруг еще замужем, а я всегда и везде оказываюсь лишней… Лиз понимала, как трудно сейчас Флоренс, – гораздо труднее, чем предполагала ее старшая дочь. Флоренс еще не вышла из возраста, когда хочется общения и даже секса, хотя думать об этом Лиз было неловко. А Джейн об этом даже слышать не захочет. – Ты скажешь Джейн? – с беспокойством спросила Флоренс, глядя на задумчивое лицо собеседницы. – Если ты не хочешь, не скажу. Флоренс не совершила никакого преступления, никому не причинила вреда. Она в здравом уме и не рискует здоровьем. У нее просто роман с молодым человеком, точнее, с мужчиной на двадцать четыре года моложе ее. Но с другой стороны, почему бы и нет, черт возьми? Кто они такие, чтобы указывать Флоренс? Какое они имеют право решать, что ей можно и чего нельзя? Или внушать ей чувство вины. Увы, Джейн наверняка именно так и поступит, порой она бывает непреклонной. Лиз любила ее, но прекрасно знала все слабости, недостатки и причуды, а умение понять ближнего никогда не было сильной стороной Джейн. – Ты сама должна сказать дочерям, – мягко предложила Лиз. – Думаешь? – Да, – честно ответила Лиз. – Но только когда наступит подходящий момент. Если это ненадолго, извещать их вообще незачем. Однако если этим отношениям суждено стать длительными, ты имеешь полное право быть любимой и пользоваться поддержкой близких. Они будут рады узнать о переменах в твоей жизни. – Джейн взбесится, – несчастным голосом выговорила Флоренс. – И мне так кажется, – не стала скрывать свои опасения Лиз. – Но со временем она успокоится. Она не вправе указывать тебе, как жить. И я постараюсь напомнить ей об этом. – Спасибо! – с горячностью воскликнула Флоренс. Лиз и прежде случалось выступать на ее стороне, причем не без успеха. Но на этот раз обе знали, что их ждет буря. – Насчет Коко я бы не стала беспокоиться, – добавила Лиз. – Она добрая душа и в отличие от Джейн никого не стремится осуждать. Дочери хотят тебе только добра. – Но вряд ли захотят, чтобы у меня был молодой любовник. Деньги тут ни при чем, – поспешила заверить Флоренс Лиз в надежде, что та передаст ее слова Джейн. – Я ведь говорила, что ему следует жениться и обзавестись детьми. Но он уже в разводе, его ребенку два года. Мы очень счастливы. Правда, мы вряд ли поженимся, – виновато добавила она, понимая, как абсурдно это звучит. – Знаешь, будь ты мужчиной, – сказала Лиз, вдруг разозлившись и в то же время сочувствуя Флоренс при виде ее смущения и стыда, из-за которых той пришлось врать дочерям, – будь ты мужчиной, ты могла бы на каждой вечеринке появляться с девушкой, которая тебе в дочери годится, сколько угодно нежиться рядом с ней у бассейна в отеле «Беверли-Хиллз», похваляться перед своими детьми, своим парикмахером, своими соседями. Могла бы снова жениться и иметь ребенка. Будь ты мужчиной даже десятью годами старше, а он – женщиной десятью, а то и двадцатью моложе, вашим отношениям никто не удивился бы, напротив, тебе бы завидовали. Если что и отвратительно, так это двойной стандарт, из-за которого ты считаешь необходимым прятаться и врать, а мужчина в том же положении готов кричать о своем счастье на каждом углу. Флоренс, это твоя жизнь. Мы живем только раз. Поступай так, как считаешь нужным, лишь бы ты была счастлива. До знакомства с Джейн я была замужем и могла бы до сих пор оставаться замужней женщиной. Мне не хотелось, чтобы все вокруг знали, что я лесбиянка. Я так старательно изображала респектабельность, так стремилась угодить всем вокруг, что чувствовала себя несчастной. Мой лучший поступок – развод с мужем и переезд к Джейн. Теперь я наконец-то живу той жизнью, о которой всегда мечтала. Знаешь, если бы Базз был жив, он наверняка так и сделал бы, нашел бы себе женщину еще моложе твоего друга. – И она подняла бокал с шампанским, чтобы выпить за женщину, которая приходилась ей родственницей по любви, хотя и не по закону. – За тебя, Флоренс, и за Гейбриела. Долгих вам лет и безоблачного счастья! Обе не выдержали, разразились слезами и долго плакали обнявшись. Немного успокоившись, Флоренс позвонила Гейбриелу и обо всем рассказала. Она хотела познакомить его с Лиз, но та считала, что с ее стороны будет некрасиво знакомиться с ним в отсутствие Джейн. В такой встрече было бы что-то от заговора, а это неизбежно вызвало бы подозрения Джейн. Лиз пообещала встретиться с Гейбриелом в другой раз, как только о нем узнают Джейн и Коко. Немного погодя Лиз собралась уходить, и на пороге женщины вновь обнялись. – Спасибо тебе, – благодарно произнесла Флоренс. – Ты такая добрая, порядочная! Моей дочери несказанно повезло. – Мне тоже, – улыбнулась Лиз и поспешила к лимузину, который доставил ее сюда. По дороге они разминулись с возвращающимся «порше». Лиз опустила стекло и помахала Гейбриелу, тот растерянно улыбнулся в ответ. «Добро пожаловать в семью», – мысленно произнесла Лиз. Лимузин направлялся в аэропорт. Лиз даже представить себе не могла, каким грандиозным скандалом обернется известие Флоренс, когда она наконец соберется с духом и откроется Джейн. Придется приложить все старания, чтобы смягчить удар, но характер Джейн был давно известен Лиз. Придется терпеть ее гнев. Хорошо еще, если недолго. Глава 7 Только через две недели, в конце июля, Флоренс наконец набралась смелости позвонить Джейн. Старшую дочь она решила поставить в известность первой. Как и следовало ожидать, Джейн словно обезумела. – Что-о?! У тебя близкий друг? С каких это пор? – Мы встречаемся уже почти год, – объяснила Флоренс притворно-невозмутимым тоном. Перед этим разговором она выпила три бокала шампанского. – Он очень мил. – Чем он занимается? – приступила к допросу Джейн. – Он продюсер и режиссер. – Я его знаю? – Джейн все еще не могла прийти в себя. – Как его фамилия? Наверное, у него своя продюсерская компания? Если он ровесник Флоренс, это очевидно. Наверняка заметная фигура в бизнесе, может быть, даже кто-то из давних знакомых. И все-таки это очень странно… Джейн не любила, когда мать разговаривала с ней таким тоном, как сейчас. – Гейбриел Уайсс. Порывшись в памяти, Джейн удовлетворенно кивнула: пока опасаться нечего. Эта фамилия широко известна. – Я знакома с его сыном, которого назвали в честь отца. Он снял пару отличных фильмов. Но я не знала, что его отец тоже продюсер. – Его отец не продюсер, а нейрохирург, и он умер десять лет назад. Мы говорим отвоем знакомом. – Флоренс вдруг расхрабрилась. Момент истины настал, шампанское ударило в голову. В тот день Гейбриел сказал: что бы ни случилось, что бы она ни услышала, он любит ее, и в их поступках нет ничего плохого. Любить человека, разница в возрасте с которым значительна, не противозаконно. Флоренс напомнила себе об этом. Ей шестьдесят два, но Гейбриел считает, что пятьдесят пять. Флоренс просто не хватило духу сказать ему правду. – Погоди-ка, мама, – озадаченно произнесла Джейн. – Тому Гейбриелу Уайссу, которого я знаю, двенадцать лет. – Уже нет. Он твой ровесник, через месяц ему исполняется тридцать девять. – А тебе? – безжалостно спросила ее дочь. – Шестьдесят два? Почти шестьдесят три? Смешно, правда? Не просто смешно, я бы сказала, омерзительно, когда женщина твоих лет встречается с мужчиной намного моложе себя. Ему-то от этого какой прок? Нужны деньги на новый фильм?