— Я не особенно люблю Рождество. Моя улыбка спадает. — Как же такой Снеговик Фрости, как ты, управляет елочной фермой? — Я же говорил тебе вчера. Она принадлежала моему деду. Я оживил ее. — Как парень, который не любит Рождество, оказался здесь? — Хочешь, соберемся у камина, и я снова расскажу тебе о Франческо и Елене? Хотя думаю, что мы еще слишком молоды, чтобы начинать повторять истории. Это то, что недавно начал делать мой отец, — говорит Лука с добродушным смехом в голосе, как будто он не против услышать их снова и снова. — Я действительно хочу собраться у камина, но, что более важно, я хочу знать, почему ты здесь, — уточняю я. Все, что осталось от кривой улыбки Луки, исчезает. Я внезапно ощущаю его властное присутствие. Он смотрит на меня с гранитным лицом, затем проводит рукой по своим длинным волосам, прежде чем агрессивно завязать их в пучок. Мне хочется съежиться в складках дивана. Я не хотела его расстраивать. Он делает глубокий вдох, и я готовлюсь к тому, что он отчитает меня за любопытство. Вместо этого он говорит: — Уйдя из армии, я приехал сюда. Мне показалось, что это правильный шаг. — Звучит так, будто ты был военным героем. — Я пытаюсь придать своему голосу бодрости. — Айви, я не герой. — Эти слова словно сделаны из цемента и несут в себе окончательность, которая не подлежит обсуждению. Но я не сладко-милая сестра, хотя люблю шоколад, зефир и Рождество. Я умная и сообразительная сестра. Я та, кто готов идти на риск, когда это правильно. Тянусь и чешу Птичку за ушами. — Ты не герой? Меня не одурачишь. Ты спас ее. Спас меня прошлой ночью. Лука переводит острый взгляд на меня. Глаза широко распахнуты. Шок смешивается с изумлением. Или нет. Неподалеку доносится низкий рокот. На секунду я боюсь, что он действительно чудовище, зверь или большой плохой волк и рычит на меня. Затем понимаю, что звук исходит от грузовика снаружи. Птичка лает четыре раза. Лука объясняет, что научил ее так делать, чтобы показать, что кто-то пришел на землю. Она хорошая собака. Самая лучшая. — Это, наверное, Расти. — Лука поднимается на ноги, удивительно быстро надевает зимнюю одежду и захлопывает за собой дверь. Я следую за ним, но уже медленнее. Дальше по подъездной дорожке легкая снежная пыль покрывает кузов грузовика Луки. Другой стоит на холостом ходу на подъездной дорожке напротив, так что они нос к носу или, точнее, плуг к плугу. Оба мужчины негромко переговариваются. В кабине другого грузовика маленькая девочка прижимается носом к стеклу и машет мне рукой. Я машу в ответ и подхожу ближе. Когда прохожу мимо мужчин, тот, который не Лука, но с бородой, говорит: — Буря возвращается. Вероятно, мы не сможем вовремя доставить сюда буксир — Для этой штуки или для машины? Это «Мазда». Она назвала ее Ники, — говорит Лука. Они решают, как вытащить машину из пруда. Я протягиваю руку и вмешиваюсь. — Привет, я Айви. Нежеланная гостья Луки. То есть, неожиданная гостья. Незаметно для меня миниатюрная женщина встает по другую сторону от мужчины, который сейчас пожимает мне руку. Она смеется, а затем бросает на Луку свирепый взгляд. — Звучит в точности так, как сказал бы мой брат. Мама бы отлупила тебя за грубость. Другой бородатый мужчина представляется: — Расти Хокинс. Это моя жена, Фрэнки. Я пожимаю ей руку. У них с Лукой похожие черты лица. Но если она маленькая, то он высокий. В любом случае, они определенно брат и сестра. — Мы ожидаем четвертого ребенка со дня на день, так что если бы ты могла сказать погодной машине, чтобы она сделала перерыв, я была бы очень благодарна, — говорит она. Я хихикаю. — Поздравляю. Когда дело касается погодной машины, то я за то, чтобы отключить ее от сети. Из-за этой штуки моя машина оказалась в пруду. — Уф. Это ужасно. Рада, что ты в порядке. — Она наклоняет голову. — Что ты вообще здесь делала? Вы, ребята, знали друг друга раньше? — Она адресует этот вопрос своему брату. — Нет, — отвечает он категорично. — Технически, мы познакомились в закусочной. Лука съел одну из моих зефирок. Фрэнки приподнимает брови. — Я так понимаю, она растопила твое ледяное сердце. Мое бьется о ребра. — Вряд ли, — бормочет Лука. Фрэнки закатывает глаза, как будто знает истинную природу своего брата. Чудовище снаружи, мягкий и податливый внутри, но не в середине. Нет, этот мужчина состоит из одних мускулов. — Выходить из теплого, уютного дома не было приоритетом, но у меня есть пожертвования для семей военных, которых ты поддерживаешь. К тому же дети хотели увидеть Зио Баббо Натале, — говорит она Луке. Двое из них машут через лобовое стекло. Мы с Фрэнки подходим ближе, оставляя мужчин работать над грузовиком. — Баббо кого? — спрашиваю я, узнав из рассказа Луки о его семье, что Зия означает тетя, поэтому Зио должно означать дядя. — Я уже прозвала Луку мистером Зефиром, Снеговиком Фрости, Охотником, Дровосеком-одиночкой и Чудовищем, поэтому мне очень хочется узнать, какие еще прозвища могут быть у такого серьезного, прямолинейного парня, как он. — «Зио Баббо Натале» по-итальянски означает «Дядя Санта Клаус». Я стараюсь, чтобы дети говорили на двух языках. Когда приходит Лука, и они собираются у камина, он рассказывает им дикие истории о приключениях Санты. — Она хихикает. Я качаюсь на своих ботинках. — Не могу представить, чтобы Тот-Кто-Ненавидит-Рождество сделал это. — Лука грубоват снаружи и... я собиралась сказать, что в душе он плюшевый мишка, но... — Она вздыхает. — Зефир тоже подходит. Хотя, в последнее время я беспокоюсь о нем. Здесь, в доме, совсем один. — У него есть Птичка. — А ты? — спрашивает Фрэнки. Я резко вдыхаю. — Ты спрашиваешь, есть ли у него я? Ее глаза сверкают. — Нет, я имела в виду, одинока ли ты? — О, да. Я очень, очень одинока. Самая одинокая. Необычайно одинока. Фрэнки улыбается, открывая дверь грузовика. — Это Чарли, Стелла, а Рафаэль сидит сзади в своем автокресле. Как только заводится двигатель грузовика, ребенок засыпает. В остальное время он бодрствует. Все время. Малыш не дремлет, пока мы не в машине. Фрэнки говорила о том, что ледяное сердце Луки тает. Мое тоже тает при виде этих очаровательных детей. Я представляю, что когда-нибудь у меня будет семья, но для этого сначала нужен парень. Затем обязательства, которые перерастут в брак. Я не могу представить, что это случится в ближайшее время. — Ты один из эльфов Санты? — спрашивает Чарли писклявым, детским голосом. Фрэнки шепчет: — Он выискивает эльфов. Вон тот дядя Санта сказал, что они шныряют вокруг, оставляя угощения во время метели. — Она не один из эльфов Санты, — раздается сзади меня глубокий звенящий голос. Несмотря на холод в воздухе и в словах Луки, меня охватывает тепло, когда он наклоняется ко мне через плечо, взъерошивая волосы детей. Его жар похож на летнее солнце. Полуночное солнце за полярным кругом. То, которое освещает Северный полюс несколько месяцев подряд, чтобы у эльфов было много света, пока они делают игрушки. Я оборачиваюсь. Мы с Лукой стоим лицом к лицу. Я пытаюсь скрестить руки перед грудью, но места нет, так как он наклонился, чтобы поприветствовать племянницу и племянника. — Откуда ты знаешь, что я не один из эльфов Санты? — спрашиваю я.