Георгий вскарабкался на парапет, повис на руках и спрыгнул футов на десять в кусты. Он свободно мог обойти по берегу, но, будучи мальчишкой, и притом критянином, он чувствовал себя обязанным избрать трудный путь. Его сестра и я наблюдали за ним с выражением подобающего случаю восхищения, а он, вытерев руки о штаны, отважно (и совершенно без надобности) нырнул в куманику и наконец извлек мой чемодан из тайного укрытия. Он вынес его на дорогу, на этот раз простым, обычным путем, и наша троица отправилась в деревню. Ариадна – робость ее прошла – подпрыгивала рядом со мной, не переставая быстро тараторить на местном диалекте, так, что я едва ее понимала. Георгий шел неторопливо, стараясь нести чемодан с показной легкостью. Ребятишки охотно отвечали на мои вопросы, да еще с собственными комментариями, и я не пыталась этому препятствовать. Да, гостиница как раз на этом конце деревни. Да, окна у нее прямо на море, а задняя часть, понимаете, выходит к бухте. Там есть сад, красивый сад на берегу, со столами и стульями, и там подают замечательную еду, «настоящую английскую еду», заверила Ариадна, широко раскрывая глаза, а Георгий поспешил расшифровать все это великолепие. Гостиница принадлежит новому хозяину, я, конечно же, слышала о Стратосе Алексиакисе, раз я приехала из Англии, и он тоже. Он приехал из Лондона, который находится в Англии, и он говорит по-английски так, что не понять, что он критянин. Он очень богатый. Конечно, он… – Откуда ты знаешь? – смеясь, спросила я. – Тони говорит. – Тони? Это кто? – Бармен, – сказал Георгий. – Нет, повар, – поправила Ариадна, – он подает за столом и сидит за стойкой, он все делает. Господин Алексиакис не все время там, понимаете… – Вроде управляющего? – сказала я и вспомнила, что мой информатор-датчанин рассказывал о новом хозяине и его «друге из Лондона». – Этот Тони… – начала я и осеклась, что-то не захотелось мне задавать следующий вопрос, – он тоже приехал из Англии? – Он англичанин, – сказал Георгий. – Да? – переспросила я после небольшой паузы. – Да, ну конечно же! – Это Ариадна. – У господина Алексиакиса была там таверна, огромная таверна, такая роскошная и такая… – А есть сейчас в Айос-Георгиосе еще англичане? – Это естественно было спросить в любом случае, контекст же прямо требовал этого. Я надеялась, что голос меня не выдал. – Нет. – Ответы Георгия становились короче. Лицо его покраснело, на нем заблестели бусинки пота, но я знала, что нечего и предлагать ему отдать чемодан, его гордость – палликари – настоящего мужчины была бы задета. – Нет, – сказал он, перекладывая чемодан из одной руки в другую, – только Тони и английские дамы. То есть вы. – Он с сомнением посмотрел на меня и закончил вопросом: – Говорили, что будут две дамы? – Моя кузина приедет сегодня позже. У меня не было желания пытаться еще что-то объяснять, и, к счастью, они приняли утверждение на веру, впрочем, они не удивились и моему явному чудачеству с чемоданом. В голову мне лезли лихорадочные мысли, и отнюдь не веселые. Я сказала Марку – я прекрасно помнила это, – что, если dramatis personae его пьесы «Убийство» действительно из Айос-Георгиоса, я обязательно наткнусь на их следы почти сразу, ведь деревушка такая маленькая. Но чтобы настолько быстро и в самой гостинице… Я облизала губы. Возможно, я и ошибалась. В конце концов, мало ли кто мог приехать. Я попыталась еще раз: – У вас здесь много приезжих? – Вы первая в новой гостинице. Первая в этом году. – Это сказала Ариадна, изо всех сил старавшаяся доставить мне удовольствие. – Нет, – флегматично возразил ей Георгий. – Еще один. Иностранец. – Англичанин? – спросила я. – Не знаю. Не думаю. – Он был англичанин! – закричала Ариадна. – Толстый, который все ходил смотреть старую церковь в горах? И сделал фотографию, которая была в «Афенс ньюс»? Я уверен, что нет. – Ах этот! Нет, я не знаю, кто он был. Я не его имела в виду, он не был настоящим приезжим. – (Я догадалась, что под «приезжим» Ариадна подразумевала «туриста». Я уже узнала моего приятеля-датчанина.) – Нет, я имела в виду того, который приехал на днях. Ты что, не помнишь? Тони встретил его в гавани, и мы слышали, как они разговаривали, когда шли к гостинице, а ты сказал, что они говорят на английском. – Он тоже не был настоящим приезжим, – упрямо сказал Георгий. – Он как-то днем приехал на каике, останавливался только на одну ночь и рано утром ушел. Я думаю, он ушел по дороге. Лодки не было. – Когда он приезжал? – спросила я. – Три дня назад, – сказала Ариадна. – Это была суббота, – сказал Георгий. – Зачем вы приехали сюда, в Айос-Георгиос? – спросила Ариадна. Я, должно быть, с минуту тупо смотрела на нее, прежде чем с усилиями не меньшими, чем те, что выпали на долю Георгия, выбралась из глубоких вод на безопасную отмель светского разговора. – О, просто в отпуск. Здесь… здесь так прелестно. – Я сделала довольно неловкий жест в направлении усыпанных цветами скал и сверкающего моря, дети тупо посмотрели на меня: им не могло прийти в голову, что пейзаж может быть прелестным. Я предприняла еще один безобидный ход: – Виноград будет в этом году хороший? – Да, хороший. Лучший на Крите. Обычный ответ: конечно же, самый лучший. – Правда? А у нас в Англии виноградников нет и олив – тоже. Они были потрясены. – Тогда что же вы едите? – Хлеб, мясо, рыбу. Я слишком поздно поняла, что хлеб и мясо – еда богатых, но восхищение в их глазах не было омрачено завистью. Если что-нибудь, кроме ума, и пользуется уважением грека, так это богатство. – А пьете что? – спросила Ариадна. – В основном чай. На этот раз выражение их лиц вызвало у меня смех. – Да, но не греческий чай. Он готовится по-другому, он вкусный. И кофе мы готовим тоже по-другому. Это их не интересовало. – Нет виноградников! – сказала Ариадна. – Тони из гостиницы говорит, что в Англии у всех электричество и радио и вы можете пользоваться им целый день и целую ночь, хоть на полную громкость. И он еще говорит, что там очень холодно и полно тумана, люди молчаливы, а Лондон – нездоровое место для жизни. Он говорит, что здесь лучше. – Правда? Да, у вас много солнца, верно? Мы иногда в Англии тоже его видим, но не такое. Вот почему мы приезжаем сюда в отпуск побыть на солнце, поплавать, погулять по вашим горам, посмотреть на цветы. – Цветы? Вы любите цветы? – Ариадна вспорхнула, как колибри, и уже рвала охапками анемоны. Мне пришлось сдержаться. Для меня они были экзотикой, такой же роскошью, как все, что я видела в Кью[11]; для ребенка – сорняки. Но я ела мясо каждый день. Богатство? Может быть. Георгия цветы не интересовали. Он геройски ковылял впереди, еще раз перехватив чемодан из руки в руку. – Вы плавать любите? – Очень. А ты? – Конечно. Никто пока здесь не плавает, еще слишком холодно. Я засмеялась: – Для меня достаточно тепло. Где тут лучшее место поплавать? – Вон там лучше всего. – Он махнул свободной рукой куда-то на запад. – Там бухточка со скалами, можно и понырять. – Ах да, помню, приятель мне говорил, что это самое лучшее место. Далеко туда идти? – В дельфиний залив? Нет, не очень. – Что ты, такая даль! – воскликнула Ариадна. – Просто она еще маленькая, – презрительно сказал брат, – и ноги короткие. А для меня или для теспойнис это недалеко. – Мои ноги ненамного короче твоих, – ощетинилась Ариадна, готовая продолжить схватку. Я поспешила вмешаться, размышляя не без жалости, с какого же возраста теперь приучают критских девочек знать свое место в мире, принадлежащем мужчинам? – Почему вы называете его дельфиний залив? Там на самом деле плавают дельфины? – Да, – сказал Георгий. – Иногда они вдруг выныривают среди пловцов! – воскликнула Ариадна, к счастью забывшая о своей обиде. – А один мальчик был, он ездил на них верхом. – Правда? – Все еще жива древняя легенда и вдобавок известна детям! Мальчик из Байе, тот, о котором писал Плиний?[12] Арион[13] на спине дельфина? Телемах, сын Одиссея? Я улыбнулась Ариадне. – Я никогда не видела дельфинов. Как ты думаешь, они будут играть со мной? Судя по лицу девочки, правда тут боролась с ее желанием любой ценой сделать незнакомому человеку приятное. – Может быть… но они приплывали так давно… Мне восемь лет, а это было еще до того, как я родилась, теспойнис. Люди рассказывают… – Но вы их увидите, – уверенно пообещал Георгий, – если, конечно, погода будет стоять теплая. Лучше всего поехать на каике, где поглубже. Иногда, когда я выхожу порыбачить, мы видим, как они плавают у лодки, бывает, со своими малышами… Забыв мои прежние вопросы, он с удовольствием рассказывал критскую версию вечной рыбацкой байки, пока его не прервала сестра. Она сунула мне в руки огромный букет красных гладиолусов – в наших цветоводческих каталогах их называют византийскими, и луковицы продаются в розницу по пять пенсов штука. На Крите они растут как сорняки, в пшенице. Букет лохматился надерганными впопыхах лиловыми анемонами – сочетание не из удачных – и алыми тюльпанами с заостренными лепестками – разновидность, которая в питомнике Фрэнсис идет по крайней мере по семь пенсов за штуку. – Это вам, теспойнис!