— Мхм. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, пряча полные слёз глаза за волосами и натянутой улыбкой. Приподняла тёплую крышку, глубоко вдохнула вырвавшийся из-под неё парок и приняла протянутую Андреем вилку. — Спасибо, — прозвучало тихо. — Тебе и присесть некуда. Саша вжалась в поверхность узкого откоса, всё так же не глядя на Андрея. — Какую будешь: чёрную или белую? — он подал ей ёмкость с булочками. Она неловко подцепила первую попавшуюся, выронила её, проводила соскочивший на пол колобок и заплакала. Не стала закрывать лицо, продолжая стискивать пластиковую вилку и ухватившись за край контейнера. Просто вдавила лоб в стекло и задрожала всем телом. Андрей больше не собирался уходить, даже если Саша снова попросит его об этом. Он разжал напряжённые женские пальцы, одним движением предплечья сдвинул всю еду в сторону и погладил Сашино колено. — Так сильно не хочешь рыбу? Она нечленораздельно икнула, смешав воедино всхлип и смешок. — Подоконник откровений, — проговорил Андрей, привлекая Сашу к себе. Она начала упираться, но он легко преодолел её сопротивление. — Скажи, кто тебя обидел, и я его побью. — Андрей обнял Сашу за плечи и накрыл ладонью её затылок. Она помотала головой, хлюпая носом и вытирая мокрое лицо о его футболку. — Врачи тебя замучили? Саша замерла и наконец сдавленно пробурчала куда-то под ключицу Андрея: — Они же не специально, чтобы помучить… Я как будто в комнате без окон и дверей… Абсолютно всё, каждую мелочь прикладываю на себя. Но чем больше стараюсь, тем меньше результат… — Ты два утра подряд что-то вспоминаешь, — попробовал подбодрить Андрей. — Похоже, с тобой работает именно вариант без принуждения. — Не представляешь, как изматывает такой вакуум… — Саша немного успокоилась, но не пыталась отстраниться. — Я смотрю в окно и думаю, люблю ли август… а лето вообще… босоножки или балетки… что я делала неделю назад... Ты угощаешь меня рыбой, а я ищу в своей дырявой голове её название и хотя бы намёк на вкус до того, как откушу кусочек… Умею ли я готовить? И что, если умею?.. И всё это разрастается огромным комом, который всё равно не может заполнить пустоту здесь! — Она яростно постучала костяшками по темени и не сдержала нового приступа слёз. Андрей отвёл её кулачок и ударил им по своей груди — Сюда. Саша дёрнулась было отнять руку и поднять голову, но тут же снова нырнула под подбородок Славенского. — Колоти лучше по мне, а то заработаешь новую шишку, — прошептал он в светловолосую макушку. Саша перестала вырываться и постепенно затихла. — Всё? — через некоторое время спросил Андрей. Она неопределённо пожала плечами и попыталась отодвинуться. Он не стал её удерживать. Саша низко опустила голову. — Не смотри. Я наверняка опухла и… однозначно испортила ужин. — Рыба и остывшая обычно вкусная. — Андрей сгрёб девушку на руки, как ляльку. Она спрятала лицо за ладонями, застонав с досадой. — Повторяем утренний маршрут, — шутливо прокомментировал Славенский, занося свою ношу в ванную. Он аккуратно поставил Сашу перед раковиной, включил воду, положил рядом полотенце и вышел, чтобы не смущать её ещё больше. Она умылась, даже пальцами ощущая, как тяжело набрякли веки. Не глядя на себя, промокнула глаза. Постояла, выравнивая дыхание и позволяя остаткам влаги впитаться в кожу или испариться самостоятельно. Убрала волосы за уши. Тут же выправила их обратно. Рассердилась, толкнула дверь и, молясь про себя, чтобы Андрей её не перехватил, резво доковыляла до кровати. Неуклюже завалилась на бок и больно закусила нижнюю губу. Славенский её не поймал. Противореча самой себе, Саша вдруг расстроилась ещё сильнее. Она зарылась в подушку, желая провалиться в её недра. Почувствовала осторожное прикосновение тёплых пальцев к своему плечу… и разревелась. Малодушно. Несдерживаемо. Совершенно неразумно. — Я тебя не помню, но ужасно боюсь, что ты уйдешь от меня такой… никчёмной… абсолютно бесполезной... Только не думай оставаться со мной из-за того, что должен… не смей... Глава 14 — Я никуда не уйду, если сама не прогонишь, — Андрей вклинился между сдавленным всхлипом и судорожным выдохом, пока Саша безуспешно пыталась обуздать нервный срыв. «Неизбежный и за который ей уже стыдно, как и в прошлый раз», — подумал Славенский. — Что касается долга… — Он убрал руку с её плеча, собираясь присесть на кровать. Однако не успел распрямиться, как Саша внезапно обернулась, оставшись лежать на боку, но вывернув назад шею и широко распахнув покрасневшие глаза. Слёзы прибывали и стекали проторёнными дорожками по вискам и щекам. С прошивающим насквозь оголённым отчаянием голубой взгляд встревоженно метнулся следом за отстранившимся Андреем, совершая то, на что не решились бы ни её рука, ни чувство собственного достоинства, — удержать. Он невесомо провёл подушечкой большого пальца по мокрой скуле, стирая влажные потёки, на место которых сразу приходили новые. — Дурочка, — прозвучало ласковым признанием, от которого у неё колко защипало в носу, глазах и горячо захолонуло в груди. Не отрывая взгляда от переставшей моргать Саши, Андрей наклонился к ней и поцеловал накусанные губы. Уверенно, неторопливо, но в то же время легко и нежно, не надеясь ни на что в ответ. Тем неожиданнее стала её реакция, мгновенно лишив Славенского равновесия и любых здравых мыслей. Саша крепко обняла Андрея за шею, приняла его поверхностное поглаживание, сразу превращая совсем не в невинный поцелуй. Никаких робких полукасаний и мягких надавливаний. Без прелюдии. Поражающе призывно. Кончик её языка прошёлся по его нижней губе, тронул зубы и выманил его язык, чтобы немедленно завальсировать в паре, на секунду замедлиться, плотнее оплетая друг друга, и отдаться набирающему темп танцу. Губы требовательно захватывали, вжимались и расплющивались в одуряющем порыве. Распробовать. Узнать. Наверстать. С гулким причмоком Саша чуть сдвинулась, жадно глотнула воздуха и с едва слышным «ещё» снова сама приникла к губам Андрея. Только теперь он перехватил ведущую роль, напористо, с захлёстывающим желанием, стирая любые сомнения, которые высыхали вместе с размазанными каплями слёз. Славенский не заметил, что почти забрался на кровать, навалился на Сашу и обрамил её голову, вдавив руки в подушку с обеих сторон. Бряканье со стороны входа, громкое аханье и смущённо-восхищённое «Ну знаете ли, мои хорошие, что-то вы чересчур увлеклись!» заставили Славенского оторваться от Саши, нависнуть над ней на пару возвращающих в сознание вдохов, оттолкнуться и встать на пол. Александра ему не препятствовала, позволяя выскальзывать из её объятий, а своим пальцам обоюдно скользить по его коже, но и никакого внимания на вошедшую медсестру не обращала. Часто дышала через приоткрытые сочно зарозовевшие губы и, не мигая, смотрела расфокусированным взглядом прямо в глаза Андрея, видя в них отражение собственного развихрившегося возбуждения, которое он и не думал скрывать. Они оба понимали, почему она плотнее сводит ноги и подтягивает их к животу, и что буквально несколько секунд назад в женское бедро упиралось явно не скоропалительно выросшее третье мужское колено. Враз слетели с катушек — вот что в унисон передавали друг другу их взгляды. Забылись, растворились, отключились и выпали из реальности… В другое измерение, где так хорошо, что стряхивать с себя эти ощущения казалось равносильным сдиранию вместе с кожей. Как упоительно она его целовала. Как упоительно он её целовал. Потрясение. Сумасшествие. Озарение. Никак невозможно разлепить взгляды и заставить себя усмирить зашкаливающий пульс. Кровь шарашит током по венам. Тела разъединились, но остаются связанными совсем иначе. Хочется закричать окружающему миру сделать шаг назад, заткнуть уши, чтобы не слышать его доводы от противного, и опять примагнититься к губам, которые знают нечто большее. Чему не нужны объяснения и оправдания, потому оно само в себе и причина, и следствие. Что-то, что не требуется вспоминать. О чём не надо напоминать. Оно глубоко внутри, на кончиках пальцев и в смешанном дыхании. Застопорившаяся на входе медсестра неловко загрохотала принесённым подносом, не решаясь ни пройти дальше, ни покинуть палату. Саша вздрогнула и откинулась навзничь на подушку. Андрей поморщился, засунул руки в карманы джинсов, немного ослабляя натяжение плотной ткани, и обернулся. — Оставьте нас ненадолго. — Паци-ентке… — начавшись возмущённо на первых слогах, слово и повелительная интонация затухли на последних. — Я вас очень прошу. — Только просьба Андрея походила на приказ, который давил, не оставляя выбора, как и однозначный взгляд Славена, не располагающий ни к необременительному флирту, допускаемому прежде, ни, тем более, к возражениям. Медсестра прижала к себе злополучный лоток с лекарствами, выставляя его в качестве своеобразного щита. Видимо, против личных заблуждений. Весь её облик выражал недоумение: отчего приятный и чуть недосягаемый мужчина вдруг предстал перед ней настолько осязаемо чужим и недоступным, что хотелось стереть собственные предыдущие поползновения с ним заигрывать?.. Ведь он сам потворствовал им скупыми улыбками и дорогими конфетами! Неужели показалось… и он весь здесь исключительно для этой белобрысой худой девчонки? Женщина стушевалась и попятилась в коридор, очнувшись, лишь когда сама же захлопнула за собой дверь. Разозлилась и, швырнув поднос на дерматиновую сидушку узкой лавки у стены, помчалась на поиски врача, чтобы нажаловаться на произвол, который внаглую устраивают всякие залётные пупы земли. Андрей дождался, когда закроется дверь за медсестрой, чьё лицо расцвело гневными красными пятнами обманутых ожиданий. Удостоверился, что ширинка больше не грозила лопнуть, подошёл и защёлкнул хлипкий замок. Дал себе ещё секунду, чтобы окончательно прийти в себя, вернулся и встал в изножье кровати. Саша приняла сидячее положение, почти совладав с дыханием. Несмотря на выступивший на щеках румянец, она не отвела глаз, встретив нечитаемый взгляд Славенского, и внезапно одарила его улыбкой. Вроде бы обыкновенной, просто растянув, не размыкая, губы, но такой счастливой, что желание Андрея пнуть себя, коря за непростительную молниеносную дезориентацию, растаяло в самом зачатке. — Надеюсь, мы прояснили, что дело не в долге? — криво улыбнулся он, продолжая явственно ощущать Сашин вкус. — Ты ответил очень убедительно. — На мгновение улыбка стала шире, подсветив всю Сашу изнутри. — И не сводится к жалости? — уточнил Андрей, наблюдая за преображением Александры из зарёванной потеряшки в женщину, только что получившую самый лучший комплимент, в искренность которого она действительно поверила. — Не сводится. — Блеск иного рода в её глазах, никак не связанный с недавними горькими слезами, вторил сказанному. — Хотя я как раз ничего не имею против жалости, в смысле сострадания. Не жалеют тех, на кого плевать. Было бы странно, если бы ты меня совсем не жалел в такой ситуации. Даже если самой себе я кажусь сейчас ничтожно жалкой, то ты меня жалеешь по-хорошему, потому что… — Саша запнулась, но не переложила на Славенского возможность вставить подходящее определение и добавила сама: — Тебе не всё равно. Несмотря на законченность фразы, возникшая пауза красноречиво повисла между ними непроизнесённым коротким «любишь». Саша надеялась и боялась его услышать, не зная пока, как принять, и что она сама чувствует к Андрею. Славенский же не мог обрушить на неё такое признание, считая, что оно обяжет Александру, а он уже превысил все допустимые лимиты вмешательства в её жизнь и незаслуженно, по странному стечению его умалчивания и её незнания, получал Сашино безусловное расположение. В затянувшейся тишине она ждала, что он заговорит. А Андрей вдруг чётко понял, что непременно нужно сделать, не откладывая до завтра. Каковы бы ни были последствия, необходимо действовать. — Если хочешь, уедем отсюда прямо сейчас. Саша одновременно удивилась, растерялась и обрадовалась его предложению. — Но как?.. Куда?..