— Важно, чтобы я сделал это. Ты знаешь. Я не верю… Я не верю, что Дев выберет правильного человека. И я ни в коем случае не собираюсь отступать в сторону и позволять ему улаживать это. — Его тон не терпел возражений. — Дев может быть уверен, что все решит. Но мне все равно, и я скажу свое слово. Гейб тяжело вздохнул. Момент прошел. — Тебе лучше удостовериться, что твоя гостья вполне понимает, как важно не вымолвить ни слова о том, что случилось тут. — Конечно, — пробормотал Люциан, медленно поднимаясь с кресла. Он вовсе не был удивлен, что его брат знал, что он привел кого-то домой. У этого дома особняка были глаза и уши. Гейб направился к двери. — Я найду Дева. Люциан проследил, как ушел брат, и повернулся к телу своего отца, пытаясь почувствовать хоть что-то. Шок, который он испытал, войдя в комнату, исчез, не успев сформироваться. Человек, который вырастил его, висел на потолочном вентиляторе, а он не мог найти в себе даже крупицу скорби. Двадцать восемь лет он прожил под рукой этого человека и не чувствовал ничего. Даже облегчения. Просто бесконечную пустоту. Он снова посмотрел на вентилятор. Повесился ли Лоуренс? Патриарх семьи пережил бы их всех из чистого упрямства. Но если это не он сам, значит, это сделал кто-то и обставил все как самоубийство. Что было возможно. Случались и более безумные вещи. Он думал о шагах наверху, которые слышал. Этого не могло быть… Прикрыв на секунду глаза, он беззвучно выругался. Это будет долгая ночь и вовсе не веселая. А завтрашний день будет еще дольше. Покидая комнату, он наклонился и поднял край ковра, откатив тяжелый материал подальше от разлившейся по полу жидкости. ГЛАВА 2 Люциан плелся по темной лестнице, преодолевая по две-три ступеньки разом. Прошел мимо своей комнаты и поднялся на третий пролет, оказавшись в закрытом переходе между домом и флигелем. Настенные бра освещали дорогу, давая достаточно света, чтобы видеть на несколько футов вперед. Двигаясь мимо комнат, двери которых не открывались годами и в которые прислуга отказывалась входить под разными дурацкими предлогами, он дошел до конца коридора. Все мышцы вдоль спины напряглись, когда он посмотрел на грязно-белую дверь. Повернув дверную ручку, он почувствовал леденящий холод под ладонью. Дверь плавно открылась. Его окутал аромат роз. Свет в комнате был включен. Горела одна из маленьких прикроватных ламп с кремовым абажуром. Фигура, лежавшая на большой кровати с вручную вырезанными столбиками, казалась невероятно маленькой и хилой. Она совсем не была похожа на прежнюю себя. — Мэдди? — позвал он, и его голос прозвучал резко даже для него самого. На постели никто не пошевелился, не издал ни звука. Было непонятно, проснулась ли она или хотя бы знает о его присутствии. Грудь сдавило так, что никакое количество выпивки и развлечений не смогло бы снять эту тяжесть. Шаги наверху никак не могли принадлежать ей. Он еще мгновение смотрел на постель, на нее, потом шагнул назад, закрывая за собой дверь. Проведя рукой по лицу, он вышел в переход и спустился на этаж. Люциан миновал пустую угловую комнату для гостей, которая располагалась сбоку от его комнаты. Совсем другого рода напряжение сковало его мускулы, когда он рывком открыл дверь своей комнаты. Войдя, он резко остановился. Его гостья поднялась с дивана полностью обнаженной, в одних черных туфлях на шпильках. Матерь божья, его взгляд двинулся вниз, следуя за рукой с красным маникюром, которая скользнула между набухшими грудями ниже, опустившись между бедер. — Ты слишком долго говорил, — заявила она, и когда снова привлекла его внимание к себе, закусила нижнюю губу. — Так что я решила, мне стоит начать без тебя. Звучало, как отличный способ провести время. Часть него хотела захлопнуть дверь за спиной и забыть все то дерьмо, что случилось внизу. Дьявол, он был мужчиной, и перед ним стояла очень привлекательная обнаженная женщина, забавлявшаяся с собой у него на глазах, но… Проклятье. Он не мог себе этого позволить, поэтому сфокусировался на ее носике, решив, что туда смотреть безопасно. — Дорогая, мне совсем не хочется этого делать… Она набросилась на него, словно тигрица в джунглях. Буквально перепрыгнула целый фут или даже больше. Выйдя из ступора, Люциан поймал ее. Он не мог позволить ей упасть на пол. Длинные ноги обвились вокруг его бедер, и теплые ладони опустились на щеки. Прежде чем он успел хотя бы вздохнуть, она накрыла своими губами его и принялась страстно целовать, разжигая в нем желание. Она явно пригубила бурбон. Он чувствовал его вкус. Обхватив стройные бедра девушки, он оторвал ее от себя, как обертку с конфеты, и поставил на ноги. — Иисусе, — прорычал он, отступая. — Ты что, бегом занималась в колледже? Она шагнула вперед, нахмурившись, когда он обогнул ее и наклонился, поднимая кружевные трусики, затем схватил ее платье. — Что ты делаешь? — Хотя я и ценю восторженные приветствия, тебе придется уйти. — Он протянул ей одежду. Она опустила руки. — Что? В поисках терпения, которого у него обычно не было, он сделал глубокий, длинный вдох. — Мне жаль, милая, но ты должна идти. Кое-что случилось. Ее взгляд метнулся к двери за его спиной, и он готов был поклясться перед богом, что за ней стоял один из его братьев… — Что случилось? — спросила она требовательно. — Ничего, что касалось бы тебя. — Когда она не взяла одежду во второй раз, он бросил ее на диван перед ней. — Слушай, мне жаль, что так случилось, но ты должна уйти отсюда немедленно. Она раскрыла рот, но не сделала ни шагу, чтобы собрать вещи, разбросанные на диване. — Ты не можешь выставить меня отсюда. — Он что, говорил на другом языке? — Что бы ни происходило, я могу подождать… — Ты не можешь ждать, и у меня действительно нет на это времени, — оборвал он резким тоном. Она пристально смотрела на него несколько секунд, потом поджала губы. — Да ты издеваешься надо мной? Это абсолютная чушь. — Ее голос стал визгливым, и Люциан понял, что получил ответ на предыдущий свой вопрос. Ее красота вовсе не была глубокой. — Ты притащил меня сюда, завел, а теперь выгоняешь? — Завел тебя? — он засмеялся. — Женщина, да я тебя едва касался. — Не в этом дело. — Сама разбирайся со своими проблемами. Но ты либо выйдешь отсюда голой, как в день своего рождения, либо наденешь свои проклятые шмотки. Лично меня это не колышет. — Он шагнул к ней, давая понять, что сыт по горло этим разговором. — И у меня есть подозрение, что водитель, которого я вызвал для тебя, не захочет видеть твою обнаженную задницу на своем сиденье. Она вспыхнула, когда он развернулся и пошел к бару. — Ты хотя бы знаешь мое имя? О, черт. Он налил себе выпить, предчувствуя, что вот-вот случится что-то плохое. — Меня, между прочим, зовут Синди, засранец, — рявкнула она. Опрокидывая в себя очередной бокал, он не без удовольствия отметил, что хотя бы приблизительно угадал ее имя. Затем повернулся к ней. Синди натягивала на бедра черный огрызок кружева. — Ты хотя бы представляешь, сколько мужчин буквально умерло бы, лишь бы оказаться сейчас на твоем месте? — Уверен, список будет длинным, — ответил он сухо. Взяв платье с дивана, она пристально посмотрела на него. — О да, ты говоришь так искренне. — Она просунула голову в вырез. — Ты хотя бы знаешь, кто я? — Я прекрасно знаю, кто ты. — Ты не знал даже моего имени, так что в этом я сомневаюсь. — Схватив свою сумочку с прикроватного столика, она откинула на спину белокурые волосы. — Но ты узнаешь, кто я, когда я разделаюсь… — Она резко замолчала, когда он неожиданно метнулся к ней и обхватил ладонью ее затылок, как уже делал это раньше. — Тот факт, что я не помню твоего имени, еще не значит, что я не знаю доподлинно, кто ты есть. — Ты так думаешь? — прошептала она, опуская ресницы. — Ты ходячий, дышащий трастовый фонд, который привык получать все, чего он когда-либо хотел, от своего отца. Ты не понимаешь слова «нет», и у тебя совершенно отсутствует здравый смысл, когда дело доходит до самосохранения.