Пролог – Луррамаа… Единственная обитаемая планета в своей звездной системе. Если верить древним книгам, люди появились на ней чуть больше пятисот лет назад. И, как гласят легенды тех времен, тут же ввели свой собственный календарь, с семидневной неделей, двумя выходными днями, двенадцатью месяцами… Ну захотелось им… Вдруг. А то, что год с календарем не совпадал, так люди глупые были, астрономиев всяких тогда еще не знали. Это потом уже, когда снег летом пошел, догадались спросить мудрецов да старейшин, что, мол, за беда такая, а те и разъяснили, что месяцев должно быть тринадцать, но так как число уж больно несчастливое, пусть будет как было раньше, а между последним весенним месяцем и первым летним надо вставить две недели и иногда еще один день. Для посевных работ очень удобно. А на посевную на это время можно всяких астрономов и прочих философов из городов в деревню выгонять. И крестьянам польза, и в городе воздух чище будет. Хотя врут, поди, откуда у людей, которые только появились, сразу и философы, и разные прочие мудрецы, маги, инженеры. Кто их научил-то всему? Вроде и некому. Ну да с календарем справились, летосчисление наладили, и то хорошо. Теперь не надо было буряк в снег сажать, когда по старому календарю весна вовсю должна была быть, или скотину на мороз в поле выгонять. Стали жить спокойно, без бедствий и волнений. Расселяться по землям непаханым, города-деревни строить. Умнеть опять же начали. Паровую машину изобрели, телектрофоны… И все бы ничего, если бы не комета. Появилась она в небе, как водится, внезапно. И такая была большая и яркая, что даже днем ее было видно. Но астрономы в магические трубы поглядели и сказали, что бояться, мол, нечего, все равно мимо пролетит. И правда, мимо пролетела и пропала. Только хвостом махнула. А Луррамаа, неповоротливая наша, в этот хвост и влетела. Никто и не заметил. А только в те поры осела на планету пыльца золотая. Бо?льшая-то часть в океан угодила, а что-то на континентах застряло. Тяжеленькая была пыль-то эта – одно слово, золотая. Пытались ее в реках добывать, но, кроме обычного золота, так ничего и не нашли. А в землях, где люди обитали, начали всякие странности твориться да неприятности происходить. То птица домашняя летать начнет, то вдруг зерно не один, а пять колосков даст. И хлеб с тех колосков дюже невкусный, как металлом отдает, но свинопотамы ели его, только хруст стоял. И сами становились все больше и больше, пока не стали ломать свинарники да в лес убегать. А потом появились драконы! Но дальше сам в книжке почитаешь, а мне некогда, еще пилить и пилить, до перевала путь неблизкий… Леденец хочешь? Мать сказала у незнакомцев ничего не брать? Это правильно! Будь здоров, прощай тогда… Сказав это, путник обернул длинную бороду вокруг шеи на манер шарфа, сел на свою самокатку и укатил вдаль, крутя педали. А у плетня небольшой горной деревеньки остался стоять, хлопая глазами, паренек лет двенадцати с пустым горшком из-под молока. Скиталец молоко-то выпил, а заплатить забыл… Часть первая Пойди туда, не знаю куда… Глава 1 Ворон-лазутчик – Мак! Мак! – А? Здесь я! – Высокий худой мальчуган обернулся на крик матери. – Ты чего застыл столбом? Кто это был-то? – Прохожий… – протянул Мак. – Точнее, проезжий. Устал с дороги, попросил попить. Я ему молока вынес, а он как давай байки рассказывать, про комету да про драконов… А потом укатил и даже монетку не дал. – Сказочник, значит… – Мать подростка, вечно усталая женщина, со спрятанными под платок волосами, вытерла зачем-то руки потертым залатанным фартуком. – Они любят всякие страсти рассказывать. – Ма, а драконы точно есть? – Пацан почесал рукой лоб, поправил кепку. – Не знаю. Говорят, есть. Я никогда не видела. У нас в горах воздух чистый, всякая нечисть не приживается… – А в долине, внизу, в городе? – Да откуда в городе драконы, – устало усмехнулась мать. – На прошлой неделе газету привозили, ты видел там картинки? Кругом трубы, дымища… Там городские-то в противогазах ходят, не все, правда, – кто-то и так справляется. Ты про драконов у деда спроси, он поболее меня знает. А пока сгоняй-ка на луг, овец проверь. Что-то как-то тихо, не слышно, как Трезорка лает. – Это за речку, что ли? – Мак посмотрел на другую сторону узкой долины. – Да туда идти далеко, до обеда не успею. – Ты давай не пререкайся, вернешься – пообедаешь. Потом… Может быть… Тяжело вздохнув, Мак отдал матери пустую крынку и поплелся, заплетаясь нога за ногу, вниз по дороге, к неширокому каменному мостику через бурный ручей, весной превращающийся в ревущий и пугающий стремительный поток, но сейчас по причине жаркого лета обмелевший и тихо журчащий по камушкам. На поднимавшемся вдоль дороги вверх склоне, у самого края леса, сгрудилось небольшое стадо овец. Это сразу удивило Мака: обычно овцы разбредались во все стороны, а охранявший их огромный волкодав носился кругами, собирая их обратно. Поднявшись на склон и подойдя ближе, пацан удивился еще больше. Овцы не просто сбились в кучу, они все как одна стояли смирно и уставились куда-то в небо. Мак тоже посмотрел наверх, но ничего не заметил. – Эй, вы чего это? Трезорка, а ты где? Большой пес, волкодав как по внешнему виду, так и по призванию, лежал в тени ближайших кустов. Заметив мальчика, он повернул было к нему свою огромную голову, но тут же отвернулся и тоже уставился в небо, ворча и поскуливая. – Да что с вами со всеми? Мальчуган посмотрел по сторонам и обернулся в сторону деревни. Дорога, резко сворачивающая на каменный мостик и уходящая дальше через несколько домиков, скопившихся на ровном месте и притворявшихся маленькой деревней, выше по ущелью, забиралась все время вверх до самого перевала, который прятался где-то далеко в горах. Горный поселок вырос в свое время на месте старой сторожевой заставы, когда-то охранявшей путь через эти места. На развалинах башен построили с десяток неказистых глинобитных домиков, несколько сараев, амбары. Все это расположилось вокруг небольшой сельской площади с традиционным колодцем. Новые жители разбили вокруг деревни сады, а ниже по течению ручья, на заливаемых каждую весну полях, распахали общинные земли. Жили дружно, работали вместе, урожай делился на всех. Весеннее половодье приносило с гор камни, по дороге на порогах перемолотые в бурый или розовый песок, оседавший на полях после отхода воды. Дедушка Мака брал как-то несколько щепоток для исследований, и тогда пацан в первый раз услышал заклинание магии земли: «Фосфаты!» Мак не знал, как это действовало, но урожаи на заливных полях были обильными. От далекой кузницы доносились звуки звонких ударов. Работа кипела, время обеда еще не пришло. Мак подошел к собаке, тут ему пришла в голову мысль, что надо бы тоже лечь, чтобы разглядеть, что же там такое интересное для овец в небе. Поймав идею за хвост, подросток тут же ее и осуществил, плюхнувшись в высокую мягкую траву. Улегшись поудобнее на спину, он закинул одну руку за голову, второй рукой поправляя задравшуюся на пузе майку, и принялся вглядываться в бескрайнее темно-синее небо, на котором сегодня не было ни облачка. Пару минут ничего не происходило, но потом Мак заметил какую-то черную точку, летавшую где-то очень высоко вперед-назад. «Птица, что ли, какая-то? А овцам-то какое до нее дело?» Внезапно со стороны леса и возвышающихся за ним высоких гор в поле зрения Мака появилась огромная, распахнувшая большие крылья тень. Горный орел, хранитель небес, проверял свои владения. Орлы никогда не нападали на деревню и не трогали овец, но охотились за грызунами и даже воевали с молодыми волками, тем самым помогая собакам охранять скотину. Но этот орел парил так высоко, что было сразу понятно, что сейчас он просто наслаждается полетом, озирая окрестности. Огромная птица и маленькая черная точка стремительно сближались. Орел, видимо, тоже ее заметил, он вдруг сложил крылья и одним стремительным взмахом резко бросился навстречу. Фигуры в небе слились в одну. Маку даже почудился яростный крик и звук удара, но, конечно, на самом-то деле он не мог ничего расслышать на такой высоте. Орел отвернул в сторону и продолжал парить как ни в чем не бывало. Некоторое время больше ничего не происходило, а потом парень заметил черную точку. Нет, небольшой черный комок, который становился все больше и больше! Нет, это была птица, она падала прямо на него! – А-а-а! – Удар, черная мгла скрыла свет, мальчик потерял сознание. …Тревожно блеяли овцы, где-то рядом рычал, лаял и бесновался пес. Мак пришел в себя, открыл глаза, увидел перед собой перекрывающие небо и солнце черные полосы. Мальчик испуганно вскочил, отбрасывая с лица комок перьев. Голова закружилась, но это быстро прошло. Трезорка в паре шагов от него лаял, ворчал, подпрыгивал от возбуждения на месте, но не приближался. Послышался слабый клекот, раненая птица, упавшая на Мака, пыталась расправить крылья. Сейчас она не казалась страшной и опасной, и подросток нагнулся, подняв ее левой рукой. По лицу потекли теплые капли, Мак машинально вытер лицо тыльной стороной ладони и заметил кровавые следы. Птица при падении расцарапала ему лицо, хорошо еще, что глаз не зацепила. Волкодав попятился, шерсть его стояла дыбом. Не отводя взгляда от птицы, он продолжал скалиться и рычать, но попыток приблизиться не делал. Пес, при всей его былой невозмутимости и свирепости, выглядел испуганным. Мак попробовал расправить птице сломанные крылья. На первый взгляд, это был черный ворон, но только на первый. Одно крыло у него было обычным, а второе – наполовину металлическим, с прикрепленными по краю маховыми перьями. Послышалось странное поскрипывание, птица с трудом повернула голову. Вместо левого глаза из головы торчала стеклянная линза в металлической оправе. Она слегка выдвинулась, навелась на подростка, что-то щелкнуло внутри головы ворона, за стеклом мелькнули створки сработавшего объектива. Мак знал, что такое дагерротип, – заезжий бродячий торговец как-то показывал карточки и саму камеру для съемок, но никогда раньше парень не видел такого маленького объектива, да и пластинка для изображения не поместилась бы птице в голову. Тем временем ворон поднял голову еще выше и чуть не ткнулся клювом Маку в лицо. – Ты чего, успокойся, – только и успел произнести подросток, но в это время птица плюнула, попав мальчугану чем-то едким и жидким прямо в расцарапанную переносицу. – Ай! – Мак выронил птицу от неожиданности и принялся оттирать непонятную жижу с лица, но только больше ее размазал, попадая во все новые царапины. Лицо жгло, кожа горела, надо было бежать к ручью отмываться. Мак подхватил дохлую птицу – признаков жизни она больше не подавала, – решив занести ее деду: тот любил собирать всякий техномагический мусор по окрестностям. Трезорка вроде успокоился, хотя продолжал ворчать. Пацан махнул ему рукой – мол, продолжай нести службу – и побежал вниз по склону. В голове все еще шумело, но передвигаться это не мешало, а помыть лицо хотелось все сильнее. Бросив ворона на берегу, Мак бухнулся на колени прямо перед ручьем и, зачерпывая холодную прозрачную воду, принялся с наслаждением тереть лицо, стараясь смыть жгучую боль. Вода помогла: кожа перестала зудеть и чесаться, неприятные ощущения утихли и стали совсем незаметны, только царапины саднили да наливающийся вокруг глаз и носа синяк на пол-лица начал пульсировать толчками. Сначала набегал жар, потом неприятная, но терпимая боль, потом отпускало на минуту и начиналось сначала. Слезы сами собой выжимались из глаз, но тут уже Мак ничего не мог сделать, требовалась помощь опытного медика. «К матери в таком виде нельзя, надо к деду идти», – решил подросток, догадываясь, что именно скажет ему мама, когда увидит в таком виде, да еще и с дохлой птицей в руках. А дед жил рядом с мостом, на окраине, в домике с башенкой, заканчивающейся полукруглым куполом. Давным-давно дедушка приехал в эту горную деревеньку на посевные работы, и ему так тут понравилось, что через пару лет он вернулся, да так здесь и остался. Промышлял знахарством, бродил по округе, собирал камни, корешки, ржавое железо, оставшееся после старых войн. Вот к деду Мак и побежал – не к кузнецу же идти: тот только зубы лечил одним, только ему доступным способом, дергал быстро. – Дед, деда! – позвал мальчуган, заходя в дом. – Что, что? Уже вечер? – Старик любил подремать после утренней рюмочки, иногда даже пропускал обед, но вечером неизменно поднимался на свою башенку, замерял силу и направление ветра и еще что-то, бормоча непонятные Маку слова и записывая все в толстую тетрадь. Мак считал, что это магия воздуха, только было непонятно, зачем дед отправлял свои тетрадки в Столицу проезжавшими иногда почтовыми пародилижансами. Неужели столичным магам так были нужны эти каракули? – Так, кто здесь? Мак, ты, что ли? Святая Маа, что у тебя с лицом? – Сухонький старик с большим горбатым носом, по внешности типичный маг, как считал пацан, только тщательно скрывавший свои способности, уставился на подростка. – У меня вот! Упала прямо на меня! – Мак вытянул вперед дохлую ворону. – О! Да неужели! – Дед засуетился, цапанул со стола, заваленного бумагами и разными приборами, большую оправу и нацепил ее на голову, сразу превращаясь в гномика – часовых дел мастера с огромной линзой на одном глазу и выдвижным окуляром на другом. Он схватил ворона и распластал его на столе, безжалостно смахнув на пол часть мешавших бумаг. – Имперский лазутчик! Давненько я таких не видел! – Старик засуетился вокруг птицы, расправляя ее крылья и засовывая какие-то палки с намотанной ватой в клюв. – Деда! – Мак даже обиделся: дедушка совершенно перестал обращать на него внимание и, казалось, тут же забыл о ранах на лице парня. – У меня как бы это… кровь идет и болит все! – А? Что, сильно болит? – Гномик-часовщик отвлекся от предмета своих исследований и тут же преобразился в заботливого дедушку. – Так, стой смирно, сейчас мы все отремонтируем! Старик обсыпал лицо подростка какой-то серой пудрой, похожей на обычную муку. – Сейчас боль пройдет, царапины затянутся, только не расчесывай, а на носу-то какая неприятная ссадина! Вот, смотри, я сам делал, целебный пластырь! Льняная полоска, пропитанная воском, подложка из перемолотого подорожника и пчелиного меда. Сейчас прилепим! Ну, все, через пару дней даже следов не останется, а пластырь потом можешь съесть, он, когда засохнет и отвалится, по вкусу леденец напоминает… – Да ну тебя, дед, все ты со своими шуточками! – отмахнулся Мак. – А что это за ворон, ты сказал, что видел таких раньше? – Видал, видал, – подтвердил дед. – Они в последнюю войну сопровождали имперские шагоходы, знаешь про такие? – Э… нет, – на всякий случай соврал Мак. – Да и война-то была когда, лет тридцать назад? И Империи никакой нет уже давно. – Ага, давненько… А насчет Империи ты не прав, она хоть и далеко за горами да за пустыней, но все еще существует. – Дед освобождал на столе место, не переставая рассказывать. – Шагоходы те огромные были, паровая машина для них слабовата оказалась, ходили медленно, зато огневая мощь у них была ужасная, дома сносили одним залпом. А чтобы их не подстерег никто в засаде, выпускали таких вот воронов. Те вокруг летали и разведку местности проводили. Откуда, говоришь, у тебя эта птица? – А? – очнулся Мак. – Ее орел сбил. – Хранитель, значит… – задумчиво произнес дед. – Ну его для этого и… Но не стал договаривать, а вновь занялся своим делом. Развернул на столе мелкоскоп, соскреб на стеклышко то, что достал палкой с ваткой из клюва, и начал настраивать окуляры, крутя многочисленные винтики. – А ты имперского шагохода не видел поблизости? – неожиданно спросил вдруг дед. – Кто? Я? Нет! – поспешил ответить Мак: не сознаваться же, что подглядывал за стариком, когда тот вместе с кузнецом обнаружил скрытую пещеру с замурованной внутри гигантской машиной. В деревне об этом никто никогда никому не говорил, и парень тоже счел разумным помалкивать о находке. Сейчас, после рассказа деда, Мак подумал было – а не выпустила ли та машина ворона, – но она стояла в пещере много лет и была совершенно мертвой, покрытой ржавчиной и потеками от капавшей сверху воды. – А через деревню кто проходил? – Так эта… сказочник проезжал на самокатке. Остановился, дай, говорит, попить, я молока принес, он выпил, рассказал про комету, про драконов, потом сел в седло и уехал, не заплатил даже. А потом мама вышла – иди, говорит, на луг, проверь, что-то тихо стало, как бы с овцами чего не вышло. Я пошел, они в небо все глядят, даже Трезорка. – Мак торопливо рассказывал обо всем, что с ним случилось, а дед, как ни странно, внимательно слушал. – Я там лег, чтобы тоже посмотреть, а тут орел как налетит, а эта как упадет! И прямо мне на голову – бах! А я… – Понятно, – прервал его старик, – хорошо, что не в глаз, а то ходил бы кривой до конца дней. А сказочник как выглядел? – Да обычный. – Мак попробовал припомнить странника. – Мантия с широкими рукавами, шляпа такая, колпак с полями. Он еще бороду вокруг шеи обернул, когда уезжал… – Надо же, где-то я такое, кажется, встречал… – Дед вроде тоже пытался что-то вспомнить. – Птица сразу сдохла? – Сразу, – поторопился ответить Мак. – Только глазом щелкнула. И сразу э-э-э-э… Мак изобразил умирающую птицу, раскинув руки как крылья и свесив набок голову с высунутым языком. – Ага, это хорошо, – успокоенно произнес дед и вернулся к мелкоскопу. – И что тут у нас? Ну надо же! – А что там, деда! Ну дай посмотреть! – Подростку тоже было интересно. Старик с неохотой оторвался от прибора и с сомнением посмотрел на парня. – Ты же все равно ничего не поймешь?