— Я украду у тебя свою жену на минутку? — Он улыбается ей, затем сосредотачивается на мне. — Хочу тебя кое с кем познакомить. — Берет меня за руку и начинает вести в сторону бара. — Джиджи. Как всегда было приятно увидеться. — Созвонимся как-нибудь, ладно? — бросаю я в воздух слова, прежде чем последовать за Уильямом. — Конечно. У тебя есть мой номер. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как она с морщинкой, залегшей между бровями, поднимает руку и машет, прощаясь со мной. — Дорогая, все хорошо? — Уильям возвращает мое внимание на себя. Он так близко, что я ощущаю жар его тела. — Ты словно чем-то расстроена. — Просто слегка нездоровится из-за погоды. Уильям, остановившись на середине шага, поворачивается ко мне. Накрывает мою щеку ладонью и большим пальцем потирает скулу. — Хочешь, уедем домой? В его тоне столько неподдельной заботы, что я, не обдумывая свои действия, поворачиваюсь к его ладони и целую ее. Вот, почему я осталась. — Нет, не надо. Сейчас все пройдет. — Моя сильная Вэл. — Он улыбается своей самой неотразимой улыбкой. — Идем. Здесь мои друзья, с которыми я хочу тебя познакомить. Мы присоединяемся к небольшой группе людей. Некоторых я узнаю?, а остальным Уильям меня представляет. Он шутит. Рассказывает анекдоты. Что бы ни исходило из его уст, все взгляды направлены на него. Люди едят у него с ладони. У женщин он вызывает любовь, а у мужчин тайную ненависть и желание быть такими, как он. Я скольжу взглядом по аристократическим очертаниям его носа, по изгибу чувственных губ, рубленой челюсти и скульптурно вылепленному подбородку. Он завораживает. Он больше, чем жизнь. Он запускает в свои светлые волосы пальцы, и на секунду меня берут в плен воспоминания о том, как ветер трепал их в тот день, когда мы поехали к его бабушке. Мне бы радоваться. Ликовать, что он мой. Но пока я смотрю, как мой муж напыщенно смеется над чей-то шуткой, мне приходится повторять себе… напоминать, что я хочу именно это. Я повторяю эти слова и буду повторять снова и снова, пока они не впитаются в мою чертову кожу. Может, тогда я наконец в них поверю. Глава 26. Себастьен Бар при гостинице пуст. Здесь только барменша и я. Протирая тряпочкой стойку, она спрашивает, не принести ли мне еще пива, и я поднимаю полупустую бутылку. — У меня все нормально. Но так ли это? Черт, я больше не знаю. Я расколот надвое. На агонию и на гнев. Сначала я мучительно тосковал по Валентине, теперь же проклинаю ее за то, что ушла, и хочу стереть ее отовсюду. Из сердца, из головы. Я говорю себе, что забуду ее, но эти слова — пустой звук. Память о ней — мой спаситель и мой палач. Мой ад и мой рай. Я фокусирую взгляд на бутылке в руке, потом поднимаю ее ко рту и отпиваю. До Валентины моя жизнь была бесцельной, но сносной. Терпимой. Однако теперь… Мое тело здесь. Оно выглядит целым. Но внутри — пустота. Уйдя, она забрала с собой все. Воздух из легких… Биение сердца… Там, где раньше был смех, теперь тишина. Где ослепительно сияла надежда, стало темно. Она показала мне, насколько прекрасной может быть жизнь, но, черт побери, не научила, как жить, как дышать без нее. И потому я приветствую онемение и жду, когда черная бездна поглотит меня целиком. В конце концов, однажды я там уже побывал. Когда пиво в бутылке заканчивается, я прошу барменшу принести мне еще. Я пью, чтобы забыть, но чем сильнее пьянею, тем яснее вспоминаю ее. Тем острее становится боль. О Валентина… Ну почему и ты, черт побери, ушла от меня? Когда барменша ставит передо мной новую бутылку и забирает пустую, я поднимаю глаза. Она брюнетка с дружелюбной улыбкой. Симпатичная. — Merci. — De rien. — Когда наши взгляды встречаются, она говорит: — Заходит в бар посетитель и, показав бармену на мертвецки пьяного человека, просит: «Мне, пожалуйста, то же самое...». — Смешно, — говорю я без тени улыбки. Она пожимает плечом. — Хотела развеселить вас, но, похоже, не удалось. — С чего у вас возникло такое желание? — Вы уже битый час сверлите хмурым взглядом бутылки в руках. Одну за другой. Неудивительно, что люди боятся сюда заходить, — снова шутит она. — Я здесь уже час? — отзываюсь бесстрастно, замечая впервые, что по ее руке вьется татуировка — цветок орхидеи. Изображение вскрывает меня, точно нож. — Даже дольше. — Она хмурит лоб. — У вас все хорошо? Я изображаю улыбку, хотя все мое существо воет от боли. — Все прекрасно. — Ну ладно. — В ее взгляде сомнение. — Позовите меня, если захотите что-то еще. В бар заходит еще один посетитель. Когда он садится в дальнем конце помещения, барменша уходит принять заказ, и внезапно я ощущаю настойчивое желание поговорить с ней. Может, это заставит насмешливый призрак Валентины умолкнуть и даст короткую передышку от того ада, в котором я продолжаю тонуть. Вернувшись, барменша вежливо улыбается мне, затем вновь принимается методично полировать бокалы. — Можно задать вам вопрос? — спрашиваю я. Чтобы как-то занять руки, я ковыряю ногтем бутылочную этикетку. — Да, конечно. Я упираюсь взглядом в стену разноцветных бутылок у нее за спиной и начинаю шаг за шагом вспоминать события того дня, выискивая момент, когда все полетело к чертям. Я расстался с Валентиной возле ее квартиры, положив к ее ногам свое сердце и душу. Ей надо было идти на работу, а мне — отвезти кое-какие картины. Вечером мы планировали встретиться. На обратном пути из галереи мне позвонила Софи. Ее няня в последний момент сообщила, что не сможет приехать, и ей было нужно, чтобы я ее выручил и присмотрел за детьми, поскольку она собиралась к врачу. Я согласился. Я и помыслить не мог, что, вернувшись домой, уже не найду Валентину. Я пошел искать ее. Пять минут стучал в дверь, потом сдался, сел у порога и стал ждать. Я верил, что она скоро придет. Может, она задерживалась на работе. Софи обмолвилась, что видела ее утром, и у нее была масса дел. Но прошел час, потом два, и дурное предчувствие вонзило в меня свои зубы. Я приказал себе успокоиться. Не волноваться. У ее отсутствия должно было быть объяснение. Чтобы не доводить себя до безумия, я решил вернуться к себе и дождаться утра. Я спущусь вниз, и она будет там. И все опять станет нормально. Но спустившись наутро вниз, я нашел там не Валентину, а риэлтора с командой уборщиков, уничтожавших ее следы. Прикрывшись добрососедской заботой, я спросил, что произошло с Валентиной. И риэлтор сказал, что квартира снова сдается. Что женщина, жившая здесь, уехала в Штаты без планов вернуться назад. Меня прошибло холодным потом. Она уехала от меня. Без объяснений. Даже не попрощавшись. И я, как последний жалкий ублюдок, стал ждать, когда она вернется ко мне. Часы превращались в дни, дни превращались в недели. В итоге я сдался. Ударился в пьянство, приводил в свою постель женщин — разных, случайных, — трахая их, чтобы забыть. Я горько смеюсь. Я так старался ничего не испортить, не торопил Валентину. Черт, я даже не трахнул ее. И все равно потерял. Какая ирония. Прежде окрыляющая любовь к ней стала моей тюрьмой. Спираль вниз приносит лишь кратковременное облегчение. Но по ночам, окруженный запахом секса, с кислым вкусом пива на языке, я больше не могу дурачить себя. Ничего не работает. Ничего не спасает. Я все равно чувствую боль. Острую, беспощадную боль. Когда Поппи и наш нерожденный ребенок погибли, я не верил, что смогу без них жить. Меня лишали рассудка скорбь, отрицание, гнев. Я осознанно совершал рискованные поступки, думая, что если Поппи не может быть рядом, то я сам приду к ней. Как-то раз я решил, что с меня хватит, и сел, держа в руке нож. Я устал. Я больше не мог терпеть эту проклятую боль. Я все чаще задумывался о том, как это будет просто — положить своей жалкой, никчемной жизни конец. Но ощутив острый укол ножа, я осознал, что не смогу этого сделать. Поппи хотела бы, чтобы я боролся за жизнь. Чтобы я был тем мужчиной, которого она полюбила. В ту же самую ночь я обратился за помощью. Не всем выпадает удача получить второй шанс, но я его получил. Небеса послали мне Валентину. По крайней мере, я так считал. И как бы глубоко я ни погружался в разврат, я все равно не могу ее отпустить. Время от времени — вот как сейчас — я проигрываю в голове всю цепочку событий. Пытаюсь найти признаки ее лжи. Какие-то знаки, указывающие на то, что пережитое нами было самообманом. Если б я что-то нашел, было бы просто возненавидеть, забыть ее. Но сердце твердит мне, что наше чувство было реальным. Что ее вынудила уехать какая-то значительная причина. — Так что у вас за вопрос? — вытягивая меня из задумчивости, произносит барменша. Я часто моргаю, уставившись на нее, и тогда она открывает бутылку, наливает шот виски и вручает стаканчик жидкой храбрости мне. — За счет заведения. Выпейте, а потом говорите. — Ваше здоровье. — Я залпом выпиваю, наслаждаясь тем, как алкоголь обжигает мне горло. — Спасибо. — Я невесело усмехаюсь. Она пожимает острым плечом. — Поработаешь здесь — волей-неволей научишься парочке трюков. Кто она? — Что, до такой степени очевидно?