— Я думала… когда я уехала… Я думала, что… — Что я больше никогда не захочу тебя видеть? Я киваю. — Моя милая дурочка, — хрипло говорит он. — Я приехал, потому что нуждаюсь в тебе. Потому что без тебя я ничто. Я приехал, потому что люблю тебя. Слышишь? Люблю. — Он целует меня — нежно, страстно, бездумно. — Я люблю тебя, — повторяет, целуя снова и снова, пока во мне, освещая меня изнутри, взрываются маленькие фейерверки. — И никуда больше не денусь. — О, Себастьен. — И я — со всем, что я есть, — отвечаю на поцелуй, поглощая его слова, дыхание, ласки, пока они благословляют меня. Сердце, полегче, прошу себя я. Но оно повторяет: вот оно. Это жизнь. Это любовь. Чувствуй все это. И верь в него. Верь. Мы слепо добираемся до кровати, ложимся и превращаемся в сплетение рук и языков. Одежда слетает с нас вместе со страданиями, с прошлым, с обманом… и мы остаемся обнажены. Его сердце бьется рядом с моим. Во рту взрывается его вкус. Мы целуемся до тех пор, пока не начинает жечь губы, а потом целуемся немного еще. В жизни, полной конечных моментов, я нахожу бесконечность в нем и в нашей любви. Когда мы прерываемся, чтобы вздохнуть, он накрывает меня своим телом. Потом приподнимается на локтях и смотрит на меня голодными, сияющими глазами. Окидывает взглядом мою голую грудь с покрасневшими, твердыми кончиками, а я ласкаю его твердую плоть, чувствуя, как ее жар просачивается в ладонь. — Ты мне нужен, — хрипло шепчу ему, обхватывая его бедра ногами. — Подожди. Хочу на тебя насмотреться. — Он отбрасывает с моего лица прядь волос. — Боже, как ты прекрасна. — Проводит по скуле пальцем, и по моей спине бежит невыразимо приятная дрожь. — Как и ты, — срывающимся голосом отвечаю, впитывая глазами силу его мощных мышц и великолепие черт лица. Он словно торнадо, которое призывает покинуть укрытие, выйти наружу и стать свидетелем его разрушающей красоты. — Днями и ночами я молился о том, чтобы ты вернулась ко мне. Я представлял тебя танцующей на моей кухне, лежащей в моей постели. — Себастьен соскальзывает чуть ниже и, втянув в рот мой торчащий сосок, играет с ним языком, а после кусает. Сквозь мое тело волна за волной проносится острый восторг. Я беру его за руку и тяну ее себе между ног, где он нужен мне больше всего. — Расскажи мне еще… — Я закрываю глаза, облизываю пересохшие губы, а его большой палец тем временем начинает выводить на моем клиторе восхитительно-медленные круги. Боже, этот мужчина знает, что делает. Я издаю стон, а он снова поднимается вверх и смеется мне в ухо. — Я представлял, как заполняю тебя. Как трахаю до тех пор, пока не помечаю каждый уголок твоего тела. Он погружается двумя пальцами в мое влажное естество, и я ахаю от интенсивности этой безжалостной, но божественной ласки. Трепещу, а он начинает вторгаться в меня — с каждым разом все сильнее и глубже. Когда я, сходя с ума от желания, оказываюсь на самом краю, он проводит языком по моей шее. — Я представлял, как заставляю тебя кончать — ртом, пальцами, членом, — и как тебе все это нравится. Как ты упиваешься каждой секундой. И это всего лишь начало того, что я планирую с тобой сделать. Перестав ощущать его ласку, я издаю полусмешок-полустон. Он накрывает мою щеку ладонью, его пальцы, смазанные моей влагой, блестят, и мне нравится запах своей одержимости им. Я беру его за затылок и, притянув ближе к себе, ощущаю на коже сладость его дыхания. — Сделай меня своей, Себастьен. — Я трусь о него, покрывая его твердокаменный член своей страстью. — Я твоя. Мое тело, руки, душа… все мое существо принадлежит только тебе. Он целует меня с такой страстью, словно мой рот — это воздух, необходимый ему, чтобы жить. Потом, отстранившись, сжимает мой подбородок, заставляет посмотреть на себя и, приподнявшись на локте, проводит по моей промежности членом. — Повтори еще раз. Себастьен касается моего клитора членом, а потом одним глубоким, сильным толчком входит в меня. Стонет и кусает меня за плечо. Сильно кусает. И я, вскрикнув от боли и наслаждения, запрокидываю голову назад. — Повтори. Он вторгается глубже. — Я принадлежу тебе. Сильнее. — Еще раз. Все сильней и сильней. — Я принадлежу тебе. Он замирает, мои мышцы сжимаются вокруг него. — Бог послал мне тебя, чтобы ты меня исцелила. — Он берет мои волосы в кулаки. — До встречи с тобой я расстался с надеждой. Себастьен на миг закрывает глаза. Потом открывает, и я вижу в них блеск непролитых слез. — Ты спасла меня. Пока я поглаживаю его щеку, плотина сладких эмоций ломается, и я тону в нежности к этому человеку. Крепче обвив вокруг него свои ноги, я сцеловываю его слезы, целую его рот, его грудь. Всюду, куда только могу дотянуться. Желая запечатлеть в памяти его и этот момент. — Я так сильно люблю тебя, прекрасный мой человек. Для меня есть и будешь всегда ты один. Только ты. — Черт, Валентина. — Он зарывается в мою шею лицом, и мы пропадаем в бешеном ритме нашего секса. Своим телом во мне он изгоняет всех моих демонов. Больше не сдерживаясь, возносит нас к звездам — до самого рая. Мы падаем и разбиваемся, а после возрождаемся на простынях. Он трахает меня точно варвар, снова и снова объявляет своей — крестит меня святостью своего тела, своих поцелуев, своей любви. На его языке — мое имя, на моем — его вкус. Мы кончаем. И ощущая, как в меня проливается его семя, как кожа пылает от его ласк, я чувствую себя как никогда целой. Живой. *** Себастьен Ночью я просыпаюсь от ощущения поцелуев. Я открываю глаза и вижу, что Валентина с мягкой улыбкой наблюдает за мной. — Привет. — Привет. Мы поворачиваемся друг к другу лицом. Я подношу к ее губам руку и, очерчивая их, впервые замечаю в ее облике перемены. Она осунулась. Похудела. Под глазами залегла краснота. — Я, должно быть, заснул. — Да, ты устал. — Ты спала? Она качает головой. Вздыхает. — Когда я вернулась, то столько раз просыпалась посреди ночи после снов о тебе, и… — кончиком пальца она рисует на моей груди сердце, — в общем, в такие моменты мне было больнее всего. — Я здесь, Валентина. — Я обнимаю ее, целую в шею. Мне хочется стереть эти воспоминания, забрать себе ее боль. — И никуда не уйду. Она прячет лицо у меня на груди и кивает. — Похить меня. Увези туда, где мы сможем начать все сначала. Где нет прошлого и нет будущего, лишь настоящее. Где мы будем только вдвоем. Твое тело станет моим убежищем, моим домом. Хорошо? — Прошлое больше не сможет коснуться тебя. Проходит несколько секунд тишины. — Я знаю. Я не позволю ему. — Она колеблется. — Я хочу объяснить… то, что случилось в Париже… — Не сейчас. — Я беру ее руку, подношу к губам и целую. — Ты не обязана… — Нет, пожалуйста. — Она умоляюще стискивает мои пальцы. — Позволь мне объяснить. Я хочу раз и навсегда оставить все это в прошлом. — Хорошо. — Уильям приехал в Париж и попросил простить его и дать ему второй шанс. Он казался таким несчастным, убитым. А я, дурочка, не разглядела, что он обманывает меня. Понимаешь, я долгие годы жила в окружении лжи и ничего другого не знала. А может, осознанно оставалась слепой, потому что открыть глаза было страшно. Не знаю. Еще я чувствовала себя такой виноватой. Она опускает глаза на наши переплетенные пальцы. — Я подумала, вот он мой муж, страдающий от моих рук, пока я влюблялась в тебя. Это заставило меня почувствовать себя недостойной. Нечестной. Я подумала, что предала его. Я больше не любила его, но какие-то чувства и обязательства, годы жизни между нами остались. По крайней мере, мне так казалось. Я не хотела уезжать от тебя. Но чтобы загладить вину перед Уильямом, чтобы искупить все ошибки, вернулась домой. Когда она говорит, что, возможно, еще любила его, то от ревности у меня багровеет перед глазами. Так, что хочется вдарить кулаком по стене. Но ее следующее предложение разгоняет гневный туман у меня в голове. Я хмурю брови. — Что значит «тебе так казалось»? — Сейчас я до этого доберусь, и ты поймешь, в чем ирония. — Она издает печальный смешок. — Я вернулась обратно. В Гринвич, в свою прежнюю жизнь. И какое-то время все складывалось неплохо, хоть у меня и не лежало к этому сердце. — Почему? — Ты знаешь, почему.