Он представил меня своей сестре Гвинет, своему зятю Кристиану, который был слишком увлечен вином и едой, чтобы заметить меня, и Джули, давней подруге Гвинет и Уильяма. Когда мы сели рядом с Джули, что-то в том, как она взглянула на Уильяма, подсказало мне, что когда-то они были не просто друзьями. Как ни странно, никакой ревности я не почувствовала, но опять же, я была не из ревнивых людей. — Как добрался? — спросила Уильяма Джули, сделав вид, что меня рядом нет. — Дорога была ухабистой. — Я положила руку ему на бедро, напоминая о том, что меньше часа назад случилось в машине, и улыбнулась, когда Уильям поперхнулся шампанским. — Но в целом без приключений. Наверное, я все-таки была из ревнивых. — Валентина, откуда вы родом? — спросила Гвинет с теплотой, которая до ее глаз не дошла. — Из городка рядом с Олбани. — Серьезно? — встрепенулась она. — А откуда конкретно? У нас может быть пара общих знакомых. Мой бывший живет там. Он губернатор Нью-Йорка. — Она рассмеялась и оглядела меня — мое лицо, мой наряд и не самые новые туфли. — Хотя вряд ли мы вращаемся в одних и тех же кругах. — Гвинет, — предостерегающе произнес Уильям. — Думаю, ты переборщила с шампанским. — Джули, попроси Уильяма перестать быть таким противным занудой. Я просто пытаюсь растопить лед с… — Она указала на меня хрустальным бокалом с шампанским. — Как, еще раз, ваше имя? За Уильямом сложно поспеть, ведь у него столько подруж… — Гвинет! Достаточно, — твердо сказал Уильям. Меня словно окатили холодной водой. Я не рассчитывала на радушный прием, но услышать такие слова — особенно от сестры Уильяма — было больно. — Идем, милая. Я покажу тебе дом. — Он посмотрел на Гвинет так, словно она была грязью у него под подошвой. — А с тобой я разберусь позже. Она наигранно содрогнулась. — Уже вся дрожу. — Потом переключилась на мужа. — Кристиан, мне скучно. Едем домой. Уильям положил мне на поясницу ладонь, понуждая идти за собой. Слишком ошарашенная для того, чтобы думать, я несколько шагов слепо шла, пока вдруг не осознала, что если сейчас я уйду, если не постою за себя, то она победит. А я не собиралась этого допускать. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Я вернулась к столу и встала напротив них всех. Оглядела их дорогую одежду, их лица, в черты которых было впечатано высокомерие, и гордо вздернула подбородок. — Вы правы. Мы с вами вращаемся в разных кругах. Я родилась в трейлере, в месте, о котором вы, наверное, сочтете ниже своего достоинства даже подумать. Мои мать и отец умерли от передозировки наркотиками, когда мне едва исполнилось три. — Чтобы не задрожать, я стиснула кулаки. — Меня воспитала тетя. Она растила меня, как родную дочь, пытаясь прокормить нас работой официантки. Я люблю ее и никогда не буду стыдиться себя — как бы вы на меня ни смотрели и что бы ни говорили. — Да, у меня нет ни ваших денег, ни громкой фамилии, но я чертовски горжусь тем, чего я достигла. Я закончила школу лучшей из класса, а теперь учусь на полной стипендии в колледже. Можете и дальше меня осуждать, но я повторю: я никогда не буду стыдиться того, кто я есть и откуда я родом. — Я сосредоточилась на Уильяме и его зеленых глазах. — Я люблю вашего брата. И любила бы, даже если бы его звали просто Джон Смит. — Я изменила свое мнение, Уильям. — Его бабушка одобрительно наблюдала за мной с огоньком любопытства в глазах. — Она мне нравится. У нее есть характер. Мой дорогой мальчик, ты сделал правильный выбор. — Я знаю, — сказал Уильям и взял меня за руку. — А теперь прошу нас извинить. Я молча последовала за ним вглубь дома. Он привел меня в спальню на втором этаже и закрыл дверь. Не успела я понять, что происходит, как моя спина оказалась прижата к стене, а Уильям впился в мой рот. Когда мы, глотая воздух, оторвались друг от друга, он нежно взял мои щеки в ладони. — Я люблю тебя, Вэл. — Что? — слабо спросила я. — Что ты сказал? — Я люблю тебя. У меня вырвался всхлип. Вцепившись в его рубашку, я спрятала лицо у него на груди и разрыдалась. — Я д-думала, ты собираешься б-бросить меня, — сквозь слезы пробормотала я и, когда он издал хриплый смешок, шлепнула его по руке. — Грубиян, это ни капельки не смешно. — Я люблю тебя, моя сумасшедшая, необузданная, прекрасная Валентина. — Уильям обнял меня так крепко, что стало трудно дышать, и по одной сцеловал мои слезы со щек. — Ты выйдешь за меня? Мое сердце остановилось. Внутри взорвался целый космос эмоций. Счастье. Благоговейный восторг. Изумление. И любовь. — А как же твоя семья? Они не обрадуются. — Мне все равно. — Не знаю, Уильям. Я не вписываюсь в твой мир. Мы слишком разные. — Почему? — Ну… Посмотри на себя. И посмотри на меня. — Милая, я смотрю и, поверь, ты — все, что я вижу, все, чего я хочу. Валентина, ты меня любишь? Я поцеловала его в грудь — прямо в сердце. — Конечно, люблю. Он поцеловал меня затяжным поцелуем, заставляя забыть обо всех тех причинах, по которым у нас могло не сложиться. — Тогда скажи «да», Валентина. Я никому и никогда не позволю причинить тебе боль. — Обещаешь? — Мне был ненавистен прозвучавший в моем голосе страх, но я не могла поверить, что все это на самом деле происходит со мной. — Да, любовь моя. Обещаю. Годы спустя он нарушил то обещание, которое было для меня важнее всего. *** Я кручусь и ворочаюсь, накрывшись подушкой, но она не спасает. Я все равно слышу музыку, которая гремит в квартире вверху. Дотянувшись до тумбочки, я беру телефон. Бога ради, уже больше одиннадцати. Я со стоном откидываюсь на спину и, уставившись в потолок, думаю, не позвонить ли в полицию. Впрочем, я сразу же отметаю эту идею. Я ведь даже не знаю их номер. Я затыкаю уши и закрываю глаза. Но, как и подушка, это жалкое подобие защиты от шума не помогает. В конце концов я бросаю попытки заснуть и пару минут наблюдаю за тем, как от басов трясутся хрустальные подвески на люстре. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Ну все. С меня хватит. Я отбрасываю в сторону одеяло, соскакиваю с постели, хватаю свой кашемировый кардиган и, готовая устроить скандал, отправляюсь на поиски тех, кто мешает мне спать. Мне плевать, что я не знаю французский и даже еды заказать себе не могу, не говоря уже о том, чтобы пожаловаться на соседей. Как-нибудь справлюсь. Ваша гребаная musique играет чересчур громко, vous меня поняли? Я зла. Я устала. И совершенно трезва. Не дожидаясь лифта, я поднимаюсь по лестнице и теперь стою напротив квартиры, где живет хулиган. Стянув вокруг себя кардиган, точно броню перед битвой, я поднимаю руку и громко стучу. Пока мне открывают, я пытаюсь представить, кто может быть по ту сторону двери. Наверное, это подросток, который в отсутствие родителей закатил вечеринку, или пожилой человек с плохим слухом. При этой мысли я немного смягчаюсь. Меньше всего я ожидала, что мне откроет Себастьен. Мои глаза округляются, и я сглатываю. Полуголый Себастьен. Боже мой, ты прекрасен. Он дерзко мне ухмыляется, пытаясь не рассмеяться. — Благодарю. Боже. Пожалуйста, пусть я не произнесла это вслух. Умоляю тебя. Ну пожалуйста. — Я что, произнесла это вслух? — Да. Ну конечно. Я стесненно откашливаюсь и меняю тему. — На вас нет рубашки. Его взгляд вместе с моим скользит по его обнаженному торсу, по мышцам на широкой груди. Справа ее покрывают пятна краски разных цветов, и еще чуть-чуть есть на выступах пресса. Он бесподобен. Покраснев так, словно меня окунули в огонь, я закусываю губу и, сжав кулаки, еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться идеальной глубокой V между косточками его бедер или дорожки волос, исчезающей за ремнем. Все в нем от умопомрачительных рук до рельефных мускулов на золотистой груди кричит: он мужчина, мужчина, мужчина. Настоящий мужчина. Забудьте о падших ангелах. Он — Царь Преисподней, демонстрирующий, насколько волшебно и невыразимо приятно будет с ним согрешить. Я представляю, как стою перед ним на коленях, покорная раба у его ног, пока мой рот, мой язык, мои пальцы исследуют каждый дюйм его порочного тела. Осознав, куда движутся мои мысли, я краснею еще сильней. Он улыбается медленной, пьянящей улыбкой и снова поднимает глаза на меня. — Да, похоже, что нет. — Он лениво опирается локтем о косяк. — Валентина, я могу вам чем-то помочь? От интонации, с которой он произнес мое имя, у меня по спине бежит восхитительный холодок. Качнув головой, я делаю вдох. Женщина, возьми себя в руке. Тебе сколько? Семнадцать? — Я не могу заснуть. Он наклоняется — лишь чуть-чуть, но клянусь, я могу чувствовать исходящее от его тела тепло. — Я могу придумать несколько очень занимательных способов решения вашей проблемы, — говорит он, во взгляде и голосе — откровенный порочный призыв. — Да. В смысле, нет, — заикаюсь я, проклиная свою неуклюжесть. — Я не об этом. Я насчет вашей музыки. Она не дает мне заснуть. Хотела спросить, не могли бы вы ее немножечко приглушить? — Зависит от вас. — Каким образом? — хмурюсь я.