– Какова твоя следующая цель… после прохождения в сенат? – На сегодня я уже и так много тебе рассказал, а на миллион недостающих поцелуев нам с тобой потребуется как минимум еще тысяча и одна ночь. Увидимся позже, Вирхиния. Спустя некоторое время слышно, как молотят по воздуху лопасти вертолета, летящего над обширным пространством его маленькой республики. Я спрашиваю себя: как за одну только жизнь этому человеку с храбрым сердцем удастся объединить настолько противоречивые интересы и достичь глобальных целей? – Ну, в его возрасте у него еще все впереди… – вздыхая, я наблюдаю за стаей птиц, теряющейся в безграничности горизонта. Знаю, что являюсь свидетелем целого ряда событий, которые разделят историю моей страны на «до» и «после». Человек, которого я люблю, будет непосредственным участником многих из них. Никто, кажется, еще об этом не догадывается. Интересно, заставит ли меня этот мужчина, преподнесенный богом или судьбой, очень уверенный в себе, амбициозный, увлеченный всем и сразу, каждым своим действием, однажды также сильно рыдать, как сейчас умеет рассмешить. Одно могу сказать точно: у него есть все шансы стать выдающимся лидером. К счастью для меня, Пабло не отличается сказочной красотой, исключительным воспитанием и не относится к светским персонам, он бесхитростен и обладает естественным очарованием. Тогда я признаюсь себе: Эскобар самый мужественный из всех, кого я знаю, неограненный алмаз. Думаю, у него никогда не было такой, как я. Попробую отшлифовать его и научить всему, что знаю, заставив нуждаться во мне, как в воде посреди пустыни. * * * Моя первая встреча с семьей и партнерами Пабло состоится тем же вечером на террасе имения «Асьенда Наполес». Густаво Гавирия Риверо неприступный, молчаливый, скрытный и отстраненный, такой же уверенный в себе, как и его кузен, Пабло Эскобар Гавирия. Чемпион по автогонкам неулыбчив, он явно более зрелый, нежели Пабло, хотя и наш ровесник. Встретившись взглядом с этим маленьким и худеньким человеком, с прямыми волосами и тонкими усами, сразу понимаешь: Густаво не касается темы бизнеса со «штатскими». Он всегда такой наблюдательный. Понимаю, он меня оценивает. Интуиция быстро подсказывает, что Густаво не ищет внимания, как это делает Пабло, а скорее обеспокоен чрезмерными затратами своего партнера на общественные проекты. В отличие от кузена-либерала, Густаво принадлежит к партии консерваторов. Оба пьют ликер в умеренных количествах, заметно, что их мало интересуют музыка или танцы, они очень бдительны – само сосредоточение бизнеса, политики, власти и контроля. Утонченная дива, состоящая в родстве с семьями Ольгинес, Москерас, Санс де Сантамариас, Валенсуэлас, Сулетас, Арангос, Карос, Пастранас, Маррокинес, вращающаяся в самых влиятельных политических и экономических кругах, – последнее ценное приобретение амбициозных боссов, недавно попавших в мир богачей. Очень полезный контакт в области связей. Поэтому, как под гипнозом, за следующие шесть часов ни один из трех мужчин не осмелится даже на мгновение взглянуть за другой столик, на другую женщину или мужчину – никуда. Марио Энао, брат Виктории, жены Пабло, – настоящий знаток и страстный почитатель оперы. Догадываюсь, он хочет произвести на меня впечатление и заинтересовать тем, что абсолютно не вызывает интерес у Пабло и Густаво. Поскольку я знаю: он последний, чьего расположения я хотела бы добиться, невзирая на Карузо, Тосканини или Марию Каллас и на большую привязанность к ним Капоне и Гамбино, я перевожу разговор на темы, которые больше по душе братьям Гавирия. Часами я словно пытаюсь растопить ледяную стену, ослабить оборону чемпиона. Сосредоточенность наконец приносит свои плоды. Почти сто пятьдесят минут я терпеливо веду интервью, еще столько же выслушиваю восторженную лекцию о том, как достичь необходимой точности и концентрации, ведя машину на скорости 250 километров в час, о решениях на грани жизни и смерти, которые нужно принять за доли секунды, чтобы оставить конкурентов позади, прибыв к цели первым. Мы оба знаем, что заручились, если не симпатией, то, по крайней мере, уважением ключевого партнера. Тогда я поняла, откуда у Пабло и его компаньона это рьяное стремление всегда быть впереди планеты всей, переступая через любого, кто встанет на пути. Это, кажется, затронуло все сферы жизни Пабло. Вокруг нас два десятка столов заняты людьми с фамилиями типа Монкада или Галеано, чьи имена сегодня я бы даже не вспомнила. К полуночи, пока мы четверо оживленно ведем беседу, два обливающихся потом парня, вооруженные автоматами, подходят к нам, возвращая нас в окружающую реальность. – Жена Фулано ищет его, – обращаются они к Пабло, – а он тут с подружкой. Вот незадача, хозяин! Эта женщина – настоящая бестия! Она пришла с двумя подругами и требует, чтобы мы их впустили, что делать? – Скажите сеньоре, пусть научится вести себя как настоящая леди. Ни одна уважающая себя женщина не будет бегать за мужчиной, будь он мужем, другом или любовником, и уж тем более ночью. Пусть благоразумно отправляется домой, там дождется его возвращения со сковородкой и скалкой и надает ему хорошенько, но сюда она не войдет. Спустя некоторое время парни возвращаются и сообщают Пабло, что женщины настроены войти, потому что он их знает. – Знаю я таких фурий… – говорит он, вздыхая, как будто внезапно вспомнил какой-то эпизод, глубоко опечаливший его. Потом, не колеблясь и не стесняясь моего присутствия, приказывает: – Два раза выстрелите в воздух рядом с машиной, если они проедут знак «СТОП», наставьте на них оружие, а если поедут дальше, – стреляйте на поражение, ясно? Слышится четыре выстрела. Я прихожу к выводу, что парни снова придут, только на этот раз как минимум с тремя трупами, и задаюсь вопросом: чей четвертый. Почти двадцать минут спустя они возвращаются, взъерошенные и взмыленные, тяжело дыша. Их лица, руки и предплечья покрыты царапинами. – Какая схватка, шеф! Их не испугали даже выстрелы! Они били нас кулаками и пинали, видели бы вы их тигриные когти! Пришлось попросить двух приятелей помочь вытащить дамочек под прицелом. Что ждет этого беднягу, когда, хорошо подвыпивший, он вернется домой! – Да-да, вы правы, приготовьте ему комнату, пусть переночует здесь, – приказывает Пабло, вновь проявляя мужскую солидарность к своим бедным товарищам. – В противном случае завтра нам придется его хоронить! – Просто «пайсас» очень смелые. Храни нас, Дева Мария! – говорят, покорно вздохнув, три «ангелочка», сопровождающие меня. Как «Алиса в Стране чудес», я продолжаю открывать мир Пабло, узнав, что многих из крепких и богатых мужчин колотят жены… И, дайте угадаю, почему. Я спрашиваю себя, кто та, другая фурия, которую Пабло так хорошо знает, и что-то мне подсказывает, это – не его жена. Однажды в воскресенье мы решили поразвлечься с группой друзей Пабло и Густаво и покататься на пневмотраке «Роллигон». Смотря по сторонам, сваливая деревья гигантским ковшом, я тоскую по своим веселым друзьям. По тому, как мы смеялись семь месяцев назад, ностальгирую по моим «beautiful people», среди которых я всегда находилась как рыба в воде. С ними я чувствую себя непринужденно в любой точке мира, общаясь на любом языке. Правда, у меня нет времени долго по ним скучать, потому что, после удара по стволу, черное пятно, диаметром в метр, с ревом несется на нас, как локомотив. Может, потому что бог приберег для меня необычную судьбу, за доли секунды я скатываюсь с «Роллигона» в свободном падении, падая в очень высокую траву. Я замираю и вновь осмеливаюсь нормально вздохнуть только четверть часа спустя. Кажется, миллион жалящих ос преследует группу из двадцати мужчин, живущих за счет наркоторговли. Чудом ни одна меня не укусила. Когда через час, благодаря сиреневому платью, помощники Пабло находят меня, они рассказывают, что некоторых гостей пришлось госпитализировать. В последующие годы я проведу в объятиях Пабло много часов. Однако по причинам, которые откроются мне только век спустя, с тех пор мы с ним уже не вернемся в «Наполес», чтобы повеселиться в компании друзей. Туда, где я три раза была на волосок от смерти, и чуть не умерла от счастья. Только однажды, чтобы прожить самый прекрасный момент в жизни, нам удастся беззаботно провести время в этом раю. Здесь он когда-то вырвал меня из лап водоворота и из объятий другого мужчины, чтобы я принадлежала только ему, не исследуя незнакомые мне дотоле закоулками моего воображения. Все это – уже забытые времена, воспоминания о сантиметрах кожи, в которых тогда заключалось все мое существование. Одиннадцать лет спустя эти мужчины в возрасте Христа уже мертвы. Да, тот репортер из «Indias» пережил их всех. Если бы кому-то сегодня пришло в голову нарисовать портрет Алисы в Зазеркалье, он бы увидел бесконечно отражающиеся и многогранные повторения картины «Крик» Мунка. С руками, закрывающими уши, чтобы не слышать жужжания бензопил и мольбы тех, кого пытают; рев бомб и стоны умирающих, взрывы самолетов и всхлипывание матерей – с открытым ртом, в беспомощном крике, которому только четверть века спустя удастся вырваться из горла, с распахнутыми от ужаса и испуга глазами, под красным небом охваченной пламенем страны. Правда и в том, что огромное поместье до сих пор существует, но магия из сновидения исчезла почти так же быстро, как появилась. Там нам мимолетно удалось познать самые восхитительные проявления свободы и красоты, самые прекрасные чувства: радость и великодушие, страсти и нежности. От чарующего неба осталась только ностальгия земных ощущений: цвета, ласки, звезды и смех. В асьенде «Наполес» вскоре развернется легендарная драма, которая навсегда изменит историю моей страны и ее международных связей. Но, как в первых экранизациях книг «Хроника объявленной смерти» или «Дом духов», теперь этот проклятый рай населяют лишь призраки. Молодые мужчины уже давно умерли. Об их любви и ненависти (когда они еще не были призраками), их занятиях и несбыточных мечтах, их схватках и войнах, победах и поражениях, их наслаждении и боли, их союзниках и соперниках, верности и изменах, их жизни и смерти повествует остаток истории, время или место которой я бы ни за что не отважилась изменить. Все началось с простого гимна, возвышенного текста и совершенного ритма, который однажды принесло к нам с юга… Часть II Дни ужаса и великолепия О, боже, если б ты мог обитать не только на золотистом древе, но и в терзаниях моего сердца! Старый поэт цитирует Роберта Фроста в «Ночи игуаны» Нежность револьвера Пабло Эскобар принадлежит к той маленькой привилегированной группе людей, которые с детства точно знают, кем хотят стать, когда вырастут. Паблито никогда не мечтал стать пилотом, пожарным, доктором или полицейским. – Я мечтал только об одном – стать богатым, богаче, чем медельинская семья Эчаваррия, чем все колумбийские богачи. Любой ценой, любыми средствами и способами, которые предоставит судьба. Я поклялся себе: если в тридцать лет у меня не будет миллиона долларов, я покончу жизнь самоубийством. Выстрелю в висок, – признается он мне однажды, пока мы поднимаемся в «Learjet», стоящий в частном ангаре аэропорта Медельина рядом с остальным его парком. – Я скоро куплю себе «Jumbo»[38], обустрою его как летающий офис: несколько спален, ванны с душем, гостиная, бар, кухня и столовая – что-то типа летающей яхты. Так мы с тобой сможем путешествовать по миру незаметно, чтобы никто нам не мешал. Уже в самолете я решила осведомиться, как мы будем незаметно передвигаться в воздушном замке: Пабло отвечает: «По возвращении ты узнаешь как». Отныне и впредь, каждую нашу встречу, он будет устраивать мне незабываемые сюрпризы. Сегодня Эскобар заметил нечно любопытное: по мере того, как он раскрывает мне свои секреты, мои тайны тоже потихоньку становятся явью. Больше всего это заметно по глазам. Когда я узнаю что-то новое, мои счастье, радость и энтузиазм заставляют его почувствовать, будто он только что выиграл автогонку, а я – призовая бутылка шампанского. – Тебе когда-нибудь говорили, что ты самая пьянящая в мире, Вирхиния? – Всегда говорят! – счастливо восклицаю я, потому что знаю: отбросив скромность, мы оба нашли идеальную пару. С этого дня, чтобы утаить самые сокровенные секреты, придется закрывать глаза. – Ты сможешь докопаться до них оооочень медленно… с помощью особой открывашки для шампанского «Perrier Jouet Rose»! Пабло убежден: в этом нет необходимости, ведь для следующего сюрприза ему понадобится связать меня и даже сковать наручниками. Широко улыбаясь, я отмечаю, что меня никогда еще не связывали и не пристегивали наручниками. Спрашиваю: может, он садист, как в фильмах. – Я очень испорченный садист, в тысячу раз хуже, чем в фильмах ужасов. Тебе разве об этом не говорили, родная? – шепчет он мне на ухо. Потом берет меня за подбородок и пристально вглядывается, как будто я – глубокий колодец, в котором он ищет способ удовлетворить свои самые сокровенные желания. Я ласкаю его и говорю: «Мы – идеальная пара, потому что я мазохистка», – он целует меня, отвечая, что всегда это знал. Настал день сюрприза. Пабло заезжает за мной в отель к десяти часам ночи. Как всегда, машина с четырьмя охранниками следует за нами на безопасном расстоянии. – Не могу поверить, что такая женщина, как ты, не умеет водить машину, Вирхиния, – говорит он, срывая машину с места. – На сегодняшний день только душевнобольные не умеют этого делать! Отвечаю: любой полуграмотный шофер может водить автобус с пятью передачами, а я почти слепая, с интеллектуальным коэффициентом 146. Вместо вождения автомобиля он скорее пригодится, чтобы вбивать в голову 10 000 лет цивилизации и запоминать получасовые репортажи за пять минут, так как я не могу разглядеть телесуфлер. Пабло спрашивает, во сколько я оцениваю его коэффициент IQ. Отвечаю: где-то 126. – Нет мадам, мой подтвержденный минимум – 156, не обольщайся! Утверждая, что это нужно еще подтвердить, я прошу притормозить до скорости мысли. На 180 километрах в час мы, конечно, будем невероятно умными, но умрем раньше времени. – Мы оба знаем, что не боимся смерти, не так ли, всезнайка? Сейчас увидишь, что тебя ждет, раз ты такая независимая. Сегодня я в очень плохом настроении и уже устал от телохранителей, что следуют за нами повсюду, они не отстают ни на минуту, уже надоели. Думаю, есть только один способ оторваться от них. Видишь другую сторону шоссе, там, внизу, слева от меня? У тебя пристегнут ремень, да? Тогда держись крепче, через тридцать секунд мы будем там, на встречке. Если не выйдет, увидимся в следующей жизни, Эйнштейн! Раз… два… трииииии! Автомобиль вылетает и катится по склону, покрытому пыреем. Сделав переворот, сопровождаемый тройным сальто, машина замирает несколькими метрами ниже. Я два раза очень больно ударилась головой, но не проронила ни слова. Пабло приходит в себя за секунды, машина со скрежетом сдает назад. Эскобар продолжает ехать по противоположной стороне дороги в направлении своей квартиры. Через пару минут мы вносимся в гараж, как болид, дверь за нами закрывается, и автомобиль резко тормозит в нескольких миллиметрах от стены. – Уфффф! – говорит он, облегченно вздохнув. – Сейчас мы уж точно оторвались, но, очевидно, завтра мне придется уволить этих парней. Представляешь, что могло бы случиться, если бы кто-то вроде меня решил нас похитить? Я улыбаюсь про себя, но храню молчание. Мне больно, но я не собираюсь доставить ему удовольствие и говорить то, что он хочет услышать. Никто не сравнится с Эскобаром в хладнокровии. Мы поднимаемся в пустой пентхаус, я замечаю камеру напротив входа в спальню. Сажусь на стул с низкой спинкой, а Пабло, скрестив руки, останавливается напротив. Угрожающим тоном с леденящим выражением глаз он произносит: – Ну, теперь ты видишь, у кого здесь самый высокий коэффициент IQ и кто настоящий мужик, да? А если начнешь жаловаться или сделаешь хоть одно неверное движение, пока я готовлю тебе сюрприз, я разорву надвое твое платье, запишу на камеру происходящее и продам видео прессе, понятно, Мэрилин? Так как я держу свое слово, начнем с того… что свяжем тебе глаза. Думаю, нам также понадобится моток скотча… – добавляет он, напевая «Feelin’ Groovy» группы «Simon and Garfunkel», надевает мне черную повязку на глаза, крепко связав ее двойным узлом. – И наручники… куда же я их положил? – Ну уж нет, Пабло! Мы договорились: ты только свяжешь меня. Я практически сломала себе шею, не имеет смысла надевать наручники на мертвый груз, весом с пушинку. Относительно того, чтобы заткнуть мне рот, ты бы хоть подождал, пока восстановится кровообращение! – Согласен, я надену на тебя наручники, если только попытаешься вырваться, поскольку хорошо знаю, на что способна пантера с претенциозностью гения. – А я не смогла бы вырваться, потому что представляю, на что способен преступник с заносчивостью шизофреника. Вслед за паузой, которая, кажется, длится вечность, он внезапно говорит: – Посмотрим, правда ли, что у слепых очень острый слух… Слышу, как два его ботинка падают на ковер. Вслед за этим – комбинация цифр сейфа, который открывается после четырех поворотов, затем – безошибочно узнаваемый звук шести пуль, вставляемых в барабан револьвера, одна за другой, и щелчок оружия, снимаемого с предохранителя. Все погружается в тишину. Секунды спустя он стоит за спиной, берет левой рукой мои волосы и водит по шее дулом револьвера, снова и снова нашептывая в ухо: – Знаешь, участников моего «профсоюза» называют «волшебниками», ведь мы творим чудеса? Итак, поскольку я король этих чародеев, только мне известна секретная формула, чтобы собрать воедино твое тело, сводящее меня с ума, и обожаемую мной головку. Абракадабра… Давайте представим, что обрамляем бриллиантовым ожерельем… эту лебединую шею… Такую тонкую… Такую хрупкую, что я голыми руками мог бы сломать ее пополам… Абракадабра… Один круг… Два… Три… Как вы себя чувствуете? Отвечаю, что бриллианты холодные и делают мне больно. На мой взгляд, они очень маленькие – он обещал совсем другое, а так как это импровизация, то и вовсе не считается.