А позднее задумалась: как это я сразу догадалась насчет Стюарта? И почему вздрогнула, услышав, что он женат? Нет, тут все не так очевидно. Одно дело – если он просто «женат»: стоит ли удивляться, тем более по прошествии десяти лет? И совсем другое – если он женат на американке: потому-то я и вздрогнула. Все это весьма туманно, но вдруг, на какой-то миг, все прояснилось. – Почему именно сейчас? – спросила я в четверг, когда Оливер собирался в бар на встречу со Стюартом. – Что значит «почему именно сейчас?». Уже шесть часов. А мы договорились на полседьмого. – Да нет: почему сейчас? Почему Стюарт прорезался именно сейчас? После такого долгого отсутствия. Десять лет спустя. – Думаю, помириться хочет. – (Не иначе как я вытаращилась на него с недоуменным видом.) – Как говорится, прощения ищет. – Оливер, это мы перед ним виноваты, а не он перед нами. – Да ладно, – безмятежно сказал Оливер, – много крови утекло с тех пор. Потом он издал нечто похожее на клекот и захлопал крылышками-локтями, как цыпленок, – таким способом он обычно сообщает: «я полетел». Однажды я позволила себе заметить, что цыплята не летают, но он сказал, что в этом отчасти и заключена соль шутки. СТЮАРТ: Я небольшой поклонник тактильных контактов. Нет, разумеется, одно дело – рукопожатие и совсем другое – секс: противоположный край спектра. Есть еще предварительные ласки, которые мне тоже по нраву. Но хлопки по плечу, приветственные объятия, удары по бицепсам, вся эта интерактивная сфера поведения человека – которая, если вдуматься, ограничивается мужским поведением, – увы, не по мне. Впрочем, в Штатах это не играло роли. Окружающие принимали меня за своего соотечественника, но стоило мне произнести: «К сожалению, я просто зажатый бритт», как они сразу въезжали, начинали хохотать и с новой силой хлопать меня по плечу. И это было нормально. А Оливер вечно норовит положить тебе ладонь на запястье. Использует любую возможность пройтись под ручку. При встрече расцелует в обе щеки, но самое милое дело – это облапить с обеих сторон, поближе к вискам, женское лицо и сплошь облобызать – от такого зрелища меня просто воротит. А он в этом видит себя. Будто хочет доказать, что он тут самый раскованный, этакий герой-любовник. Так что в момент нашей встречи после десятилетнего перерыва меня совершенно не удивила его реакция. Встав со стула, я протянул руку, он ее пожал, но отпускать не спешил и левой рукой поглаживал мне предплечье. Легонько стиснул локоть, чуть сильнее – плечо, добрался до моей шеи, на которую тоже надавил, и под конец взъерошил мне затылок, словно акцентируя мою седину. Увидев такое приветствие на киноэкране, вы бы заподозрили, что Оливер – мафиозо, который усыпляет мою бдительность, чтобы его сообщник беспрепятственно подкрался ко мне сзади с удавкой. – Что тебе взять? – спросил я. – Пинту «Череполома», мой старый друг. – Знаешь, я не уверен, что здесь подают «Череполом». Но у них точно есть «Белхейвен Ви Хеви». Или ты предпочитаешь «Пелфорт Эмберли»? – Стю-арт. Шутка. «Череполом». Шутка. – Ну ладно, – сказал я. Он спросил у бармена, какие вина продаются по бокалам, несколько раз покивал и заказал большую порцию водки с тоником. – А ты ничуть не изменился, дружище, – сообщил мне Оливер. Да, в самом деле, разве что на десять лет постарел, поседел, избавился от очков, сбросил десять кило по специальной методике и, кроме того, перешел на американскую одежду и обувь. А так – да, все тот же старина Стюарт. Может, конечно, он имел в виду внутреннюю сущность, но для таких выводов ему еще далеко. Вам, кстати, тоже. – «Non illegitimi carborundum»[27], – посоветовал он, но мне показалось, что его-то как раз и потоптали некие выродки. Волосы у него были прежней длины, такого же черного цвета, но лицо несколько увяло, а льняной костюм (один в один, что характерно, с тем, который он носил десятью годами ранее) пестрел от пятен и клякс: десятилетие назад в этом, наверное, просматривалась некая богемность, но теперь – только неряшливость. На ногах у него были лакированные черно-белые штиблеты. Сутенерские туфли – правда, стоптанные. Так что выглядел он именно как Оливер, только опустившийся. Но с другой стороны, изменился, наверное, я сам. А он, весьма вероятно, остался прежним – просто виделся мне теперь иначе. Он поведал, что произошло с ним за минувшее десятилетие. На первый взгляд представил все в розовом цвете. Джиллиан после их возвращения в Лондон вполне преуспела. У них две дочери – родительская гордость и радость. Квартира в престижном, динамичном районе. Да и у самого «в работе пара кинопроектов». Что, впрочем, не позволило ему в свой черед заказать выпивку для нас обоих (уж простите, что заостряю внимание на таких подробностях). Не скажу, что он засыпал меня вопросами, но в какой-то момент полюбопытствовал, как там моя «Зеленая бакалея». Я сказал, что она… приносит доход. Меня не с ходу осенила такая формулировка, но я хотел, чтобы Оливер услышал именно это. Можно ведь было сказать «увлекательное занятие», или «непростая штука», или «трудоемкое дело», или «порядочная холера» – да что угодно, однако вопрос его был поставлен так, что я выбрал слово «доход». Он покивал, но с некоторой обидой, будто узрел прямую связь между теми, кто добровольно отдает свои деньги за лучшие органические продукты «Зеленой бакалеи», и теми, кто не желает отдавать свои деньги Оливеру на поддержку «пары кинопроектов». Как будто мне, поборнику принципа доходности, впору стыдиться такой несправедливости. А я, видите ли, не стыжусь. И еще кое-что. Вы замечали, что в некоторых случаях дружеские отношения застревают в той точке, где начались? К примеру, в семье, где женщина в глазах старшего брата остается «младшей сестренкой», хотя давно вышла на пенсию. Так вот, между нами с Оливером такого не случилось. Ну, то есть в пабе он по-прежнему обращался со мной как с младшей сестренкой. Для него все осталось как раньше. Но для меня-то – нет. Через некоторое время я перебрал в уме кое-какие вопросы, которых он не задал. В былые годы меня бы это немного задело. Сейчас – нет. Нисколько. Интересно, заметил ли он, что я не спрашиваю о Джиллиан. Рассказ его я выслушал, но сам с вопросами не лез. ДЖИЛЛИАН: Софи делала уроки – и тут домой пришел Оливер. Он был нетрезв – не то чтобы вдрызг пьян, но, видимо, пропустил пару стаканчиков на пустой желудок. Сценарий не нов: мужчина возвращается домой и ожидает, что за одно это ему поставят памятник. Потому что в подкорке у него сидит холостяцкая жизнь, когда приятный вечер мог беспрепятственно длиться до утра. От этого он начинает проявлять некоторые признаки… даже не знаю чего… агрессии, досады, которые вызывают у тебя ответную досаду: ведь ты, в конце-то концов, не запрещаешь ему ходить по барам и даже не стала бы возражать, приди он еще позже, хоть к ночи, поскольку тебе порой хочется спокойно провести вечер наедине с детьми. Обстановка мало-помалу накаляется. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь