К Коломне подошло объединенное войско, ведомое ханом Тохтамышем Гераем. Под его рукой было войско донских, волжских и уральских казаков, большая и малая орда, астраханские татары, а также черкесы и прочие союзные владетели северного Кавказа. Ну и, само собой, османский отряд поддержки в пять тысяч янычар и семьдесят различных орудий. Суммарно не понять. Но намного больше ожидаемых сорока-пятидесяти тысяч. Тьма тьмущая. То есть, неопределенно до хрена. Так вот. Когда это огромное войско стало подходить к окскому льду, Романов, Голицын и Шереметьев подняли большую часть поместного войска и увели. Да ни куда-нибудь. А в стан к Гераю, где уже имелись поместные. Многие из тех, кого Мстиславский так и не смог поверстать по той или иной причине. Как это выяснилось? Просто. Мстиславского чуть позже попытались уговорить сдаться на милость нового Великого Государя, царя и хана Тохтамыша Газы Герая. Князь отказался. Нет, не потому, что такой верный. Отнюдь. Дмитрий прекрасно понимал мотивацию Мстиславского. Ему просто под рукой Герая ничего не светило. Не убьют – уже неплохо. А так – да. Чем дальше продвигалась реализация реформ, тем сильнее дворяне были против них. Ведь теперь было недостаточно происхождения, чтобы возвышаться и продвигаться. Поначалу-то многие помещики восприняли этот подход с особым энтузиазмом. Но ровно до того момента, как им на пятки стали наступать конкуренты из других сословий. Военные успехи да, какое-никакое, а промышленное развитие их мало волновали. Своя рубашка была ближе к телу. А на горизонте замаячили перспективы ее потери. Причем не иллюзорные. Вот и оказалось, что тех помещиков, кому «попирание старины» пришлось не по душе, вышло на удивление много. – Что было дальше? – Ничего хорошего, – грустно буркнул князь. – Османы подкатили свои пушки и начали методичный обстрел саней, за которыми укрылись стрельцы. При «Единорогах» была только картечь, а эти били ядрами. Не дотянешься. В семь десятков стволов они разворотили все за час-полтора. Стрельцы побежали. А татары лавой бросились за ними. Рубить. – А поместные? – Впереди неслись, – скривился Мстиславский. – Выслужиться явно хотели перед новым господином. – А тебе как удалось уйти? – Как стрельцы побежали, так и стал гусар уводить. Мы же с ними в тылу стояли. Стрельцов уже было не спасти. – А немцы? – Они тоже стояли в тылу. В них ядром только пару раз попали. Я им приказал отступать к Москве, но как там вышло – не знаю. Видел только, что немцы бегом бросились к ближайшему лесу. За ними часть стрельцов устремилось. Может и ушли. – Ясно, – сухо ответил Дмитрий, обдумывая текущий расклад. – Злишься Государь? – Осторожно поинтересовался князь. – На тебя? – Да. – Нет. – А на кого? – На себя. Ваше единодушие было странным. Они ладно – знали все. А ты? Или тоже знал? – Не знал. – Тогда чего поддержал их? – Так здраво звучало. Чего не поддержать? – Да уж. Столько людей глупо положили. – Что делать будешь? К Москве отходить? – Зачем? – Удивился Дмитрий и прищурился, взглянув на Мстиславского. – Как зачем? – Мы пойдем другим путем, – усмехнулся Император. После чего повернулся к дежурному. – Приказ по лагерю. Сворачиваемся. Спешно. Подготовка к марш-броску. – Есть, – козырнул дежурный и вылетел на улицу. – Повоюем, – как-то особенно кровожадно улыбнувшись, произнес тому в спину Государь. На самом деле он не был ни разу уверен в успехе кампании. Слишком уж много людей оказалось у противника. По паническим настроениям Мстиславского и его гусар – все сто тысяч. Да еще и семьдесят пушек, которые, наверняка увеличились за счет трофейных 3-фунтовых «Единорогов». Очевидно же – шли брать Москву. И возьмут, если Дмитрий ничего не предпримет. Сколько у него было людей? Шесть батальонов линейной пехоты. Рота гренадеров. Рота штурмовиков. Рота егерей. Дивизион кровавых гусар. Эскадрон рейтар. Два дивизиона полковой артиллерии. Батарея полевой артиллерии. Ну и теперь еще и неполные пять сотен крылатых гусар. То есть, примерно четыре тысячи пехоты, тысяча кавалерии и сорок два орудия. Прилично. Но капля в море по сравнению с войском, что привел Герай. Да, у Дмитрия пехота была прекрасно обучена, опережая в плане тактики и техники своих противников на голову, но десятикратное, а то и двадцатикратное превосходство в живой силе и двукратное в артиллерии – это очень и очень опасно. Хотя, конечно, не фатально. Вон, при Роркс-Дрифт англичане встретились с зулусами без всяких пушек, не говоря уже о пулеметах. Сколько их там было? Полторы сотни. А противника? Около четырех тысяч. И ничего. Победили. – Государь, – напряженно произнес Петр Басманов. – Что? – Произнес Дмитрий, сфокусировав взгляд на нем. – Боишься? – Боюсь, – после нескольких колебаний, сказал тот. – Мы все боимся, – поддержал его Мстиславский. – Сила совершенно невиданная. Как ее побить? – Взять оглоблю – да по хребту. – Чего, прости? – Петя, тебе не кажется, что ты повторяешься? – Но… – Там, под Смоленском ты тоже говорил, что врагов слишком много и нужно отступать. Или забыл уже? – Такое не забудешь. – Правильно. А тут что? Снова их много? – Но их действительно много… – Сейчас зима. А значит это не так плохо. Вот если бы дело было летом… – Государь, о чем ты говоришь? – Зима – значит холодно. То есть, тела тухнуть не станут. И можно будет спокойно, вдумчиво снять с них все ценное, а потом подготовить к погребению, не боясь преждевременного разложения и болезней всяких, с ней связанных. Одна беда – лошадей много побьем. Куда их девать? Мяса же прорва. Шкуры опять же… – Дмитрий Иванович! – Несколько нервно воскликнул Мстиславский. – Их не десять тысяч! – Так и я не один. Или ты думаешь, что я с ума сошел? Да настолько, что пытаюсь покончить жизнь самоубийством в бою? – Нет, но… – Что «но»? Я знаю, что делаю и прекрасно оцениваю свои силы. Поэтому мы сейчас снимаемся и идем навстречу Гераю. Уверен, он идет по твоему следу. Иначе не стал бы отпускать. Ему нужно разбить меня, после чего идти на Москву. Или думаешь, он рискнет оставить меня в своем тылу? – Государь, ты уверен? – Тихим, робким голосом спросил Петр Басманов. – Конечно, уверен! Сражение будет долгим, но ничего сверхъестественного от нас не потребуется. Просто чуть сложнее, чем обычно. Или ты забыл, как мы взяли Нарву, Ревель и Ригу? Или про тот большой корабль на рейде не помнишь? Все ушли из палатки, а Дмитрий, сидя в раскладном кресле задумался. Ситуация, что произошла под Коломной, не являлась чем-то удивительным и была вполне ожидаемой. Государь ждал где и когда прорвет. Вот. Дождался. Почему вообще так получилось, что именно помещики его предали? Многие не отозвались на сбор, а те, что согласились встать под его знамена – перешли на сторону противника. Из-за чего? По его мнению, секрет крылся в старом камне преткновений – «греческих реформах», которые начали последовательно проводить еще при Иване III. Начав разворачивать институт помещиков, Великий князь выделял им землю в кормление. Но сама по себе она ничего не родит. Ну, кроме бурьяна. Для внятного кормления на ней должны сидеть люди, которые бы ее обрабатывали. И вот беда – земля разбежаться не может, а крестьяне – вполне. От чего разбегаться? Так от избыточно рьяного помещика, что дерет с них три шкуры. Тех тоже можно было понять. Иван III требовал от них не только самим являться на коне, при доспехе и оружии, но и с собой приводить ведомых. Этакое миниатюрное рыцарское копье. Одна беда, денег, как в том анекдоте, хватало только на водку. Просто потому, что и земли выделяли мало, и рабочих рук остро не доставало. Вот помещики и драли с крестьян три шкуры, а те, как несложно догадаться, пытались свалить подальше от такого благодетеля. Понятно, что дело государственное. Но им бы чего поесть. Да и жен с детьми накормить. Некрасивая коллизия, вызванная вредительскими реформами, привела к изрядному бардаку. Из-за чего уже через два десятилетия после начала внедрения института помещиков, пришлось фиксировать регламентацию – когда и на каких условиях крестьяне могут уйти от помещика. Что было отражено в судебнике Ивана III в 1497 году. Сущая дикость для более ранних времен! Там-то, конечно, еще со времен Русской правды существовали ранние формы крепостной зависимости – закупы, холопы и прочие. Но массового характера закабаления не было и крестьянское большинство было лично свободным. А тут такая «радость». Иными словами, социальная прослойка поместного ополчения – помещиков была изначально создана на материальной базе крепостничества. И дальше было только хуже. Последующие монархи, стремясь укрепить свое положение среди помещиков, не только подтверждали, но и расширяли их полномочия в этом плане. Апогей был достигнут, правда, только к правлению Екатерины II. Однако и в горд реформы – в 1606-ом на Руси была далеко не малина в этом плане… Помещики поначалу поддержали реформу, проведенную Дмитрием на Земском соборе. Ну а что? Подали то ее правильно. Они были твердо уверены, что эти нововведения отстаивают, прежде всего их интересы и именно им облегчают путь на верх. Отмена крепостного права и любых форм личной зависимости на фоне куда более крупномасштабных изменений попросту потерялась. Одна беда – помещикам нужно было как-то вести хозяйства на местах. Вот – год помыкались и очень сильно разочаровались. Ведь получалось, что Дмитрий выбил у них из-под ног кормовую базу. Как они дальше дела вести будут? А тут Герай нарисовался. Конечно, он был басурманином. Но и что с того? Главное – бояре божились, что Тохтамыш вернет все, как было в старине. Ну, разумеется, по той, которая удобна им, а не той, что была на самом деле. Возвращение крепостного права и внутренних таможен очень сильно должно было укрепить дворян и бояр. Так почему нет? В конце концов, Герай шел не просто грабить, а завоевывать. Вот нарыв и прорвало. С одной стороны – плохо. С другой стороны – Дмитрий был доволен. Предатели очень ярко проявили себя и развязали ему руки в вопросах их зачистки. Кто теперь выступит в защиту? Пожалуй, даже Патриарх не рискнет… Глава 4