Через неделю после встречи с Арло партнеры собрались в тесном кабинете Мэдлин в Сипио. Здание находилось рядом с окружным судом, и на весь этаж имелась всего одна секретарша. А туалет был один на все здание. Из окна четвертого этажа должен был открываться вид на здание суда, однако на подоконнике высились кипы бумаг. Лишь две личные вещи украшали кабинет: фотография Рут Бейдер Гинсбург[14] и композиция из исторических флагов Гаити, родины Мэдлин. Заседание, на котором предстояло назначить дату предварительных слушаний дела, должно было начаться через полчаса. — Итак, — вздохнула Мэдлин, — что дальше? — Все зависит от Арло, — сказала Лили. — Своим отказом признать себя невиновным он связывает нам руки. — Именно. Мне очень хотелось бы заставить его передумать. — Пока это не имеет значения, — сказал Дилан. — В настоящий момент мы отрицаем все. Нам нужно решительно противодействовать всему, что скажет обвинение. Если оно заявит, что небо голубое, мы должны будем возразить и подать протест, утверждая, что это не так. Жаловаться, отрицать, кричать, спорить по каждому вопросу, чтобы всемерно мешать работе обвинения. Возможно, это заставит Келли смягчить свою позицию и согласиться на невменяемость Арло, отправив его в психиатрическую лечебницу штата. — Удачи вам в этом, — пробормотала Мэдлин. — Мне уже довелось много работать с прокурором Уайтвулф. Пожалуй, другого такого упрямого человека я не встречала. — Тут другое дело. Келли идет на огромный риск, не предлагая компромиссных вариантов, поскольку может вообще проиграть дело. Тут замешано что-то личное, о чем она не говорит. — Например? — Понятия не имею. — Дилан пожал плечами. — Но нам нужно это узнать. * * * Разбирать дело Арло Уорда был назначен судья Тимоти В. Хэмилтон. Дилан знал его по многим совместным делам, поскольку в прошлом Хэмилтон был заместителем окружного прокурора округа Кларк. В юриспруденции есть так называемое философское направление Трутера, названное по имени профессора права Йельского университета, который впервые его сформулировал. Основополагающий принцип этого направления заключается в том, что присяжные и судья должны услышать абсолютно все обстоятельства дела безо всяких исключений. Если полицейские нарушили чьи-то конституционные права, их необходимо наказать в административном порядке, однако собранные ими доказательства все равно нужно использовать в деле. «Истина гораздо важнее любых нарушений Четвертой поправки[15], — говорил учивший Дилана преподаватель, сторонник направления Трутера, — а целью судебного процесса являются поиски истины». Однако сам Дилан был категорически не согласен с этим. Если полицейский один раз убедится в том, что нарушение чьих-то прав не имело для него практически никаких последствий, что помешает ему впредь всегда поступать так же? Дилан считал, что философия Трутера, приложенная к юридической системе Соединенных Штатов, очень быстро разорвет в клочья Конституцию, превратив ее в никчемную бумажку. А вот судья Хэмилтон был ярым сторонником Трутера. Единственным плюсом для Дилана и Лили было то, что Хэмилтон обожал внимание средств массовой информации. В одном громком деле, в котором они работали вместе, еще когда Хэмилтон был прокурором, он опередил Дилана и принялся раздавать интервью направо и налево всем, кто был готов его слушать. Прокуроры поступают так крайне редко, поскольку их могут обвинить в попытке влияния на присяжных, и риск негативных последствий высок. Все считали, что Хэмилтон поступает так, добиваясь увеличения вероятности вынесения обвинительного приговора, однако Дилан догадался, в чем дело: Хэмилтон вел себя так просто потому, что не мог иначе. Объективы журналистских фотокамер он любил больше юриспруденции. Однако ему трудно было не избрать для себя это поприще, поскольку и отец, и дед его были судьями. Дилан подозревал, что Тимоти Хэмилтон терпеть не мог свою должность судьи, поскольку те почти никогда не привлекают к себе внимание прессы. Зал, в котором проводил заседания судья Хэмилтон, был небольшим. Он мог вместить человек пятьдесят, не больше, и Дилан предположил, что если дело Арло Уорда будет передано в суд, зал будет набит битком изо дня в день. Больше всего на свете средства массовой информации любят кровавые трагедии с вызывающими сочувствие жертвами и обвиняемыми, к которым широкая общественность испытывает только лютую ненависть. Дилан сел за стол защиты рядом с Лили, а Мэдлин устроилась в конце стола. Ввели Арло. Прежде чем занять свое место, он широко улыбнулся своим защитникам и пожал им руки. Через мгновение появились обвинители. Их было двое: Джеймс Холден и Келли Уайтвулф. Спокойный и трезвомыслящий Холден был симпатичен Дилану. У него мелькнула мысль попробовать убедить Холдена в том, что невменяемость подсудимого — лучший выход, а уже затем Холден попробует убедить Келли. — Всем встать, — сказал судебный пристав. — Заседание суда десятого судебного округа штата Невада открыто. Председательствует его честь Тимоти Хэмилтон. Судья Хэмилтон вошел в зал и занял свое место. — Итак, мы здесь по делу «Штат Невада против Арло У. Уорда». Прошу сторонам назвать себя. — Келли Уайтвулф и Джеймс Холден представляют штат Невада. — Лили Риччи, Мэдлин Исмера и Дилан Астер представляют интересы мистера Уорда, — встав, сказала Лили. Судья смерил взглядом Дилана: — Рад снова вас видеть, мистер Астер. — И я тоже рад вас видеть, ваша честь. — Давненько вас здесь не было. — Я предпочитаю домашние игры, ваша честь. К чему отказываться от преимущества домашней площадки? Усмехнувшись, судья бросил взгляд на экран компьютера. — Итак, похоже, все в сборе. Я хочу назначить предварительные слушания через две недели. Семнадцатое число, четверг. Это всех устраивает? — Да, ваша честь, — сказала Лили. — Просто замечательно, — сказала Келли. — В таком случае дата назначена. У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — Всего одна мелочь, ваша честь, — встав, обратилась к судье Келли. — Наш криминальный эксперт доктор Лэнг обнаружил на теле одной из жертв две ресницы, возможно, принадлежащие преступнику, поскольку ни с кем из жертв совпадения нет. Мы просим, чтобы мистеру Уорду приказали предоставить образцы своих ресниц для сравнительного анализа. Это можно было бы сделать прямо сейчас, здесь, в суде. — Возражаю, — поднявшись, объявил Дилан. — У обвинения было достаточно времени для того, чтобы взять для анализа ресницы моего клиента, однако по какой-то причине оно не удосужилось это сделать. На мой взгляд, сейчас неподходящее время для того, чтобы пройти такую болезненную процедуру, как вырывание ресниц. — Это же абсурдно, ваша честь, — усмехнулась Келли. — Суд считает совершенно естественным брать такие образцы, как ногти, кровь, волосы, моча и все остальное. А в получении ресниц нет ничего болезненного. — Я не согласен, ваша честь. Вырывание ресниц — агрессивная операция, которая может привести к травматическим последствиям, а никакой пользы обвинению она не даст. Изучение многочисленных дел по всему миру показывает, что криминалист не может сделать заключение о принадлежности волоса подозреваемому с вероятностью, выходящей за рамки случайного совпадения. Посему мы готовы передать обвинению одну ресницу в качестве жеста доброй воли, но и только. — Бред какой-то! Мы просим суд потребовать от обвиняемого немедленно предоставить образец своих ресниц. Судья Хэмилтон задумчиво помолчал. Келли была права: подобную рутинную просьбу удовлетворяли в девяти случаях из десяти. И то обстоятельство, что судья задумался, могло означать лишь одно: он не хуже Дилана понимал, что это дело привлечет повышенное внимание и будет широко освещаться по телевидению. Любое решение судьи будет придирчиво разбираться общенациональной аудиторией юристов, а также избирателей, обладающих властью сместить Хэмилтона на предстоящих выборах. Хэмилтон хотел показать себя опытным, вдумчивым судьей. Поэтому он не мог без тщательных размышлений немедленно соглашаться на любые запросы обвинения. — Сколько ресниц необходимо обвинению для проведения сравнительного анализа? От шока, который Дилан увидел у Келли на лице, ее нижняя челюсть запросто могла бы удариться об пол. Она ответила не сразу: — Нам нужно по реснице со всех участков век, поскольку мы не знаем, откуда именно происходят найденные образцы. Полагаю, нам понадобится двадцать ресниц. — Двадцать? — изобразив негодование, воскликнул Дилан. — Ваша честь, давайте уж сразу обреем моего подзащитного наголо. Мы согласны на одну ресницу. Это причинит минимальную травму и в то же время обеспечит обвинение тем, что оно требует. Прежде чем суд примет решение, мы просим слушания по поводу ресниц. — Что? — наконец повернулась к нему Келли. — Никакого слушания не нужно! — Я не согласен. — Ваша честь, это очевидная попытка защиты затянуть дело в надежде на… — Ваша честь, налицо явное оскорбление, и мне совсем не нравятся намеки миз Уайтвулф. Я просто пытаюсь защитить достоинство своего клиента и его право на… — Достоинство? Вы шутите? Он полностью потерял все свое достоинство, когда бросил эту бедную девочку лицом в костер! — Ваша честь! Мне не нравится тон обвинителя, и я прошу суд сделать миз Уайтвулф замечание за подобные… — Замечание! Поцелуй меня в… — Так, — поспешно вмешался судья Хэмилтон, — успокойтесь оба! — Он постучал ручкой по столу. — Я назначаю слушание по вопросу ресниц на тот же день и время, что и предварительные слушания, и тогда мы обратимся к этому вопросу. Пожалуйста, оба, подайте все необходимые документы по крайней мере за день до этого. У сторон есть еще что-нибудь? — Один момент, ваша честь, — сказал Дилан. — Мы просим освободить мистера Уорда под залог. — Это же безумие! — воскликнула Келли. — Этот подонок убил трех человек и пытался убить четвертого, и у меня нет никаких сомнений, что он постарается довести дело до конца, если его выпустят на свободу! — По-видимому, миз Уайтвулф начисто забыла слово «предположительно». Это Америка, и у нас по-прежнему существует презумпция невиновности. Человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана. Я прошу суд напомнить миз Уайтвулф об этом. — Ваша честь, — несколько успокоившись, сказала Келли, — ни в коем случае нельзя рисковать, выпуская подозреваемого на свободу. Мы уже рассмотрели запрос на освобождение под залог на первом слушании, и он был отклонен. Нет смысла возвращаться к этой теме. — Ваша честь, мистер Уорд проявил полную готовность сотрудничать с органами правосудия и готов отправиться в тюрьму. В прошлом за ним не было замечено никаких противоправных действий, у него нет даже штрафов за нарушение правил дорожного движения, если не считать превышение скорости, предположительно имевшее место в тот же день. У мистера Уорда есть жена и дочь, а также связи в церковной общине. Его следует освободить под залог. Дилан видел, что судье Хэмилтону очень хочется сказать ему, как нелепо смотрятся подобные доводы в деле о тройном убийстве, однако он сдержался. Вместо этого судья просто сказал: — Я отказываю в вопросе освобождения под залог. Благодарю вас. Буду ждать от вас необходимые документы. Выходя из зала суда, Келли бросила гневный взгляд на Дилана, однако Джеймс быстрым кивком показал, что прекрасно понимает — такая у него работа. Дилан посмотрел на Арло. Тот сидел, уставившись в окно, и адвокат понял, что он не обращал внимания на происходящее, возможно, даже вообще ничего не слышал. У него возникла мысленная картина: Арло Уорда, потенциально невиновного человека, страдающего серьезным психическим расстройством, привязывают к столу и делают ему смертельную инъекцию. Негромкий размеренный электронный гул; первый препарат парализует Арло, второй является анестезирующим средством, а третий вызывает остановку сердца. Ему потребуется примерно шесть минут на то, чтобы умереть, и все это время он по-прежнему не будет сознавать, что с ним происходит и почему. Дилан почувствовал, что, если такое случится, он себе этого никогда не простит. — Да, это была самая настоящая драка, — заметила Мэдлин.