Она все еще боролась со слезами, когда медсестра провела ее в кабинет психотерапевта. Кабинет был щедро оформлен произведениями искусства: африканские маски, японские рисунки, классические статуэтки и ковры с Ближнего Востока. Усевшись в мягкое кресло, Холли уставилась на одну маску — белую, с красными подтеками на щеках, словно она плакала кровью. Когда они с Майклом познакомились на вечеринке по случаю Хэллоуина, на нем была похожая. Майкл прокомментировал костюм Холли, повторяющий одежду Миранды[16], персонажа компьютерной игры, в которую Холли и ее сестра когда-то играли. Проговорив целый час на кухне, они отправились гулять вдвоем по улице и поцеловались, после того как обменялись номерами телефонов… Холли постаралась прогнать прочь все мысли о Майкле, поскольку понимала, что не сможет действовать, если провалится в этот колодец. Доктор Мейн сидел в кресле, закинув ногу на ногу, с блокнотом на коленях. — Ну, как ваши сновидения? — спросил он. — Как обстояли дела на этой неделе? — Мне по-прежнему снились кошмары. Прошлой ночью был новый кошмар. — И какой же? Холли вонзила ногти себе в ладонь, стараясь отвлечься вызванной этим болью. — Я попала в капкан, а ко мне бежала тень. Я не могла освободиться. Вынуждена была оставаться на месте и ждать, когда тень до меня доберется. — И что произошло, когда она до вас добралась? Холли сглотнула комок в горле. — Тень меня поглотила. — Поглотила? — Она меня обволокла, — кивнула Холли, — и я видела вокруг сплошной мрак. — Она издала смешок, в котором не было веселья. — Забавно — проснувшись, я решила, что и вправду умерла. И знаете, что подумала? Ну и хорошо! Разве это справедливо, что Эйприл, Майк и Уилл погибли, а я до сих пор жива? Они были лучше меня. Они не должны были… — Мы уже много раз проходили через это, Холли. Чувство вины оставшегося в живых — это часть вашего посттравматического стресса. Оно затуманивает ваше сознание, заставляя верить в то, что на самом деле не является правдой. — Но я могла бы что-нибудь сделать! — настаивала Холли, стараясь изо всех сил сдержать слезы. — Я могла бы попытаться освободить Майкла, или, может быть… может быть, Эйприл была еще жива, и если б я поспешила к ней… если б я поспешила к ней… Наконец хлынули слезы, и она закрыла лицо руками. Доктор Мейн поставил перед ней пачку бумажных платков. — Временами я даже не могу дышать, — всхлипывая, произнесла Холли. — Я больше не знаю, кто я и что делаю… Доктор Мейн сочувственно посмотрел на нее, и ей захотелось узнать, что это, искреннее чувство или профессиональный прием всех психотерапевтов. — Вы учитесь жить дальше. Вот что вы делаете. И я вам обещаю, что со временем вам будет лучше. Полностью это чувство никогда не пройдет, но вам будет лучше. Холли вытерла слезы. — Я в это совсем не верю. Глава 19 Келли сидела у себя в кабинете и разговаривала по телефону со своими дочерями. — Мамочка, она съела последний кусок пиццы, а он был мой, и я ей сказала, что он мой! А потом она мне сказала, что лучше бы я вообще не появилась на свет! Откуда-то из глубины дома донесся голос Беллы: — А она мне сказала, что я не родная дочь! — Бетани, послушай меня: вы сестры, и вам нужно учиться самим решать свои проблемы. Я не смогу решать их за вас до конца жизни. Так что вам нужно сесть рядышком и подумать, что делать. А сейчас мне пора идти, увидимся вечером. Я вас люблю. — Я тоже тебя люблю, — вздохнув, проворчала Бетани. Постучав, дверь в кабинет открыла секретарша. У нее за спиной стояла Холли Фоллоуз. Улыбнувшись, Келли предложила ей сесть напротив. Холли заметно нервничала; сумочку свою она стиснула с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Другой рукой она опиралась на костыль. — Я очень благодарна вам за то, что вы сюда пришли. — Не стоит, — продолжая смотреть в пол, пробормотала Холли. За месяц, прошедший с тех пор, как Келли приходила к ней домой, синяки у Холли на лице прошли, но под глазами оставались темные мешки. — Как вы себя чувствуете? — спросила Келли. — Ну, вроде бы неплохо. Мне сделали еще одну операцию на ноге. — Холли подняла было взгляд и тотчас же снова уставилась на пол. — По-прежнему сильно болит. Я боюсь, что лучше не станет. — Не нужно бояться. Мне самой оперировали ногу — просто нужно время. Я давным-давно получила травму, играя в соккер[17], и долго не обращала на нее внимания — до тех пор, пока это уже не стало невозможно. — Вы играли в соккер? — Играла. Когда училась в университете. Это очень жестокая игра, гораздо жестче, чем у мужчин. Одна девушка, здоровенная уроженка Полинезии, габаритами вдвое больше меня, налетела на меня с разбега, словно защитник в американском футболе, и сбила меня с ног. Перелом ноги в двух местах. Впервые с того момента, как Холли вошла в кабинет, она посмотрела Келли в лицо. — Я тоже играла в соккер. Три года, в старших классах школы. — Замечательная игра. Жаль, что у нас в стране она не очень-то популярна. Ничего не сказав, Холли снова опустила взгляд на пол. В глазах у нее застыла бесконечная меланхолия. Келли предположила, что девушка подолгу плачет, перед тем как заснуть. — Холли, я хочу кое о чем поговорить с вами, и эта тема не для телефонного разговора. Я знаю, что вы не смогли опознать того, кто это сделал, но, надеюсь, теперь, по прошествии какого-то времени, вы вспомнили какие-то детали, которые помогут нам обеспечить то, чтобы Арло Уорд больше никогда не смог ни с кем сделать что-либо подобное. Вы считаете, вы готовы поговорить об этом сейчас? Холли кивнула, не отрывая взгляда от пола. — На следующей неделе день рождения Эйприл. Ей должен был бы исполниться двадцать один год… Сочувственно посмотрев на нее, Келли ничего не сказала. Понимание того, что близкий человек убит, ударяет человека в полную силу не сразу. Оно крепнет со временем, по мере того как родные жертвы осознают, что любимого человека больше нет. Это оставляет у них в жизни брешь, пустоту, которая крайне редко заполняется снова. После того как мать Келли была убита, она на протяжении многих недель просыпалась утром и бежала в спальню родителей, ожидая увидеть ее там. Тот день, когда Келли, проснувшись, не поспешила к матери, стал самым горестным в ее жизни. — Я вам сочувствую. Вы еще очень молодая и не должны видеть эту сторону жизни. У Холли в глазах появились слезы, однако она долго не поднимала взгляд. Когда наконец посмотрела на Келли, по щекам у нее потекли слезы. Холли молчала до тех пор, пока Келли не протянула ей бумажные платки. — Спасибо, — пробормотала Холли, вытирая слезы. — Я готова. Взяв ручку, Келли достала из ящика стола чистый блокнот. — Расскажите мне про сотрудника заправки. Генри Дайкса. Холли пожала плечами. — Мы остановились там и спросили, куда ехать, потому что навигатор в горах не работал. Он объяснил нам, где свернуть, и отпустил несколько шуточек. — Я проверила прошлое мистера Дайкса. Он отбывал срок в тюрьме. — Не сомневаюсь. — Холли кивнула. — У него на руках были полустертые татуировки, и он объяснил, что сделал их «там». Я не поняла, что он имел в виду, но когда мы отъехали, Майкл мне объяснил. А почему вы спрашиваете про него? Келли шумно выдохнула. — Мы не можем его найти. На следующий день он не вышел на работу. — Вы думаете, это был он? — Нет, но нам нужно с ним поговорить. Не сомневаюсь, рано или поздно он объявится. — Если это поможет, он сказал, что любит бывать там, куда мы направлялись. Вот почему он хорошо знал эти места. Келли кивнула: — Хорошо, а теперь давайте ненадолго забудем про мистера Дайкса. Я хочу, чтобы вы рассказали, что произошло в охотничьем домике. Когда вы находились внутри, хлопнула дверь, и тогда вы впервые поняли, что там кто-то есть, правильно? — Да, наверное. — Холли снова кивнула. — Хотя было ветрено. Так что точно не могу сказать. — Как быстро вы покинули домик после того, как захлопнулась дверь? — Сразу же. — Сколько времени потребовалось на то, чтобы выйти на улицу?