Но больше всего мне нужно, чтобы Уилл был там, куда, по его словам, он направлялся. В Орландо. Я высвобождаюсь из маминых объятий и смотрю на Джеймса, который до моего появления читал новости. – Им удалось выяснить, почему самолет упал? – Пройдут месяцы, прежде чем можно будет точно сказать, – осторожно отвечает Джеймс. Его голубые глаза внимательно и методично оглядывают меня, как будто он пытается проверить мой пульс на расстоянии. – Как ты спала? Я качаю головой. От меня не укрылось то, как все переглянулись, когда я спросила про причину крушения, и я точно не хочу обсуждать, как мне спалось. – Просто скажи мне, Джеймс. Он вздыхает и смотрит поверх моего плеча на Дэйва, словно спрашивая у него разрешения. Дэйв, должно быть, кивает, потому что Джеймс переводит взгляд на меня. – Учти, что сейчас это только предположение, но в прессе говорится о механической проблеме, вызванной ошибкой пилота. – Ошибка пилота. – Я еле ворочаю языком, он будто намазан патокой. Джеймс кивает. – Ошибка пилота. То есть кто-то облажался, и теперь мой муж мертв. Джеймс меняется в лице. – Мне жаль, Айрис, но дело обстоит именно так. К горлу подступает тошнота, и комната начинает кружиться – или, может, это я. Джеймс вскакивает с табурета и, обогнув барную стойку, подхватывает меня под локоть. – Хочешь, я дам тебе что-нибудь? Я не в силах излечить твое горе, но таблетка может смягчить его, по крайней мере, в течение нескольких следующих дней. Я мотаю головой. Мое горе такое острое, но кажется, это единственное, что связывает меня теперь с Уиллом. Мысль о том, что я могу потерять и эту связь, пускай даже приносящую мне такую невыносимую боль, вызывает у меня панику. – Я бы не отказался от ксанакса, – говорит Дэйв. Джеймс бросает на меня взгляд, говорящий «этот твой ненормальный братец», потом похлопывает меня по руке. – Подумай об этом, ладно? Я могу выписать рецепт на все, что тебе нужно. Я изо всех сил стараюсь улыбнуться. – Идем. – Мама увлекает меня к столу, заставленному едой. Блюдо с яичницей, горка плавающего в масле бекона и сосисок, целая буханка поджаренного хлеба. Для мамы нет лучшего способа показать свою любовь, чем обильная еда, и сегодня утром ее любви хватило бы на то, чтобы накормить целую армию. – Что ты будешь? Я смотрю на еду, и запахи ударяют мне в нос, от вида маслянистой яичницы и жареного свиного жира в желудке у меня все переворачивается. – Ничего. – Тебе надо поесть. Как насчет блинчиков? Я их сделаю по-голландски с яблоком и беконом, как ты любишь. Дэйв выглядывает из-за кофейника. – Мам, оставь ее в покое. Она поест, когда проголодается. – Иди сюда, малышка. – Отец зовет меня из-за стола, похлопывая по соседнему стулу. – Я занял тебе место. Отец в прошлом военный моряк и блестящий инженер с простой улыбкой и неплохим броском в прыжке, но его главный талант – это умение вовремя вклиниться между мной с братом и мамой. Я опускаюсь на стул и прижимаюсь к отцу, а он крепко обнимает меня. В нашей семье не принято выставлять чувства напоказ. Мы обнимаемся только при встрече или при прощании. Целуемся редко и обычно даже не соприкасаемся кожей. Но сегодня я уже успела подержаться с братом за руку, упасть в мамины объятия и приласкаться к отцу. Вот что делает смерть. Она сближает и одновременно разделяет. Мой взгляд падает на блокнот, исписанный в отцовской манере печатными буквами. На каждой странице – список дел, разделенных по важности и по категориям. Если бы здесь был Уилл, они с отцом вместе трудились бы над этим шедевром левополушарного мышления. Я отодвигаю папины очки для чтения и просматриваю записи. Мне кажется нечестным, что дел так много, а хочется только одного – вернуться в постель и забыть о вчерашнем дне, как будто его и не было. И тут я замечаю несколько пунктов в самом низу страницы. – Компенсация? – ядовито спрашиваю я. – Авиакомпания собирается выплатить семьям жертв некоторую сумму, Айрис. Понимаю, это кажется жестоким, но я просто беспокоюсь за мою девочку. И позабочусь, чтобы ты получила все, что тебе причитается. Как будто деньгами «Либерти эйрлайнс» может исправить негодные самолеты и некомпетентных пилотов. «О, мы убили вашего мужа? Вот, идите купите себе что-нибудь». – Я скорее умру с голода, чем прикоснусь к их кровавым деньгам. – Вот и отлично, не прикасайся к ним. Положи деньги в банк и забудь про них. Я позабочусь о том, чтобы ты их получила. Я хватаю ручку и дописываю еще один пункт: «узнать о благотворительных организациях помощи семьям погибших». Может, кто и воспользуется деньгами «Либерти эйрлайнс», но уж точно не я. Я быстро просматриваю следующую страницу, потом еще одну и еще, пока не натыкаюсь на надпись вверху страницы: ПРЕССА. Под ней отец поместил длинный список звонков, где указал дату, время, имя звонившего и название СМИ. Не все названия мне знакомы, но многие бросаются в глаза. People magazine. The Today show. The Atlanta Journal-Constitution. Diane Sawyer. USA TODAY. – Как они меня нашли? Нашего номера нет в справочнике. Дэйв устраивается во главе стола, держа в руках сэндвич с яйцом и беконом. – Не знаю, но телефон звонит не переставая. Где-то с час назад мы его отключили. Но когда я последний раз смотрел, у дома стояло три новых фургона. – Серьезно? – Абсолютно. И ты помнишь ваше с Уиллом фото с последнего Нового года? Оно заполонило весь Интернет. Ну что ж, они могли выбрать снимок и похуже. Наш лучший отпуск, на лицах сияют глуповатые улыбки, Уилл обнимает меня. Снимок мне так понравился, что я установила его в качестве аватарки на своей странице в «Фейсбуке», оттуда они его, вероятно, и взяли. Мама ставит передо мной тарелку, на которой высилась небольшая гора еды. – Вот, лифье[4]. Постарайся поесть хоть немного. Я беру вилку, отрезаю маленький кусочек сосиски и катаю его туда-сюда по тарелке, пока мама не уходит обратно на кухню. Отец переворачивает страницу. – «Либерти эйрлайнс» открыла Центр помощи семьям в международном терминале Хартсфилда. Твое контактное лицо дама по имени… – он надевает очки и сверяется со своими записями, – Энн Маргарет Майерс. Дэйв фыркает, откусывая гигантский кусок. – Какой идиот собирает родственников погибших при крушении в аэропорту? – Очевидно, «Либерти эйрлайнс», – говорит отец. – Мы должны приехать для того, чтобы они могли, цитирую: «Принести соболезнования и предоставить консультации, обсудить планы и ответить на вопросы». – Планы? – переспрашиваю я. – Какие планы? – Ну, для начала они говорят о поминальной службе в эти выходные. Отец старается говорить как можно мягче, но я все равно чувствую, как во мне закипает уже знакомый гнев. Намерение «Либерти эйрлайнс» устроить поминальную службу походит на оскорбление, это то же самое, как если бы сосед, задавивший вашу собаку, в качестве покаяния принес вам цветы. Я не собираюсь принимать их публичные извинения и не в силах простить им их ошибку. – То есть я должна принять помощь от людей, по чьей вине погиб мой муж? Это же абсурд. – Я с силой отодвинула тарелку на середину стола, и пирамида из омлета съехала через край. – Так может показаться, милая, но это касается не только «Либерти эйрлайнс». Там будут и представители Красного Креста, и ребята, которые собирают информацию о крушении. Мне интересно послушать, что они скажут и чего мы не узнаем из телевизора или газет. – Может, ты спросишь у них, кто поднял шумиху в прессе, – говорит мама, с грохотом ставя на стол солонку и перечницу. – Это непростительная ошибка, и мне не терпится высказать этим людям все, что я о них думаю. – Кто бы это ни был, он лишится работы, я прослежу за этим. – В отце просыпается командир – его голос звучит решительно, громко и четко. Он поворачивается ко мне, и выражение его лица сменяется со свирепого на обеспокоенное. – Милая, нравится тебе это или нет, но рано или поздно нам придется пообщаться с «Либерти эйрлайнс». Если хочешь, я могу взять это на себя или, наоборот, не стану вмешиваться, и ты уладишь все сама. Решать тебе. Ты не думаешь, что нам в любом случае нужно, как минимум, съездить туда и послушать, что скажет эта мисс Майерс? Мне совсем так не кажется. Я видела такое по телевизору – рыдающие родственники проталкиваются сквозь окружившие их телекамеры, стремящиеся показать их отчаяние всему миру. И теперь отец предлагает мне стать одной из них? И потом, у меня слишком много вопросов, и прежде всего: «Что вы сделали с моим мужем?» Если у этой мисс Энн Маргарет Майерс есть ответ, то она может разместить мое зареванное лицо хоть на светодиодных экранах на бейсбольном стадионе «Сан Траст Филд», мне плевать. Я встаю из-за стола и иду наверх одеваться. В последний вечер своей жизни Уилл готовил. Не какие-то там полуфабрикаты или что-то из отдела замороженных продуктов, а настоящую домашнюю еду. Для человека, который, когда мы познакомились, даже не умел резать помидоры, приготовить ужин, видимо, было непростым делом, и он, вероятно, потратил на это целый день. Возможно, он что-то предчувствовал, что-то говорило ему, что его час близок, но в тот вечер – в нашу седьмую годовщину – меня ждала домашняя еда, к тому же впервые приготовленная им собственноручно. Я застала его на кухне склонившимся над моей поваренной книгой, в воздухе витал восхитительный аромат. – Что происходит? Он поспешно обернулся, в волосах застряла веточка тимьяна, а выражение лица одновременно было гордым и виноватым. – Э… Ну… Я готовлю.