— Ешьте, иначе нам придется его выбросить. Переднее крыло автомобиля Дейзи выступило в качестве импровизированного столика. Я передала Тому бутылку с оставшейся содовой водой. Он отказался от картофельных чипсов, но с удовольствием взял сдобную булочку, которую немедленно с аппетитом проглотил. — Как там идут дела? — спросила я. — Вы гораздо ближе к яме, чем мы. Он вытер рот бумажной салфеткой и, кивнув, ответил: — Они быстро работают и как будто уже пытаются вытащить машину. — В самом деле? — Потому-то они и доставили трактор. В любом случае самая тяжелая работа уже позади. — Как долго вы пробыли здесь прошлой ночью? — Достаточно долго. У меня были кое-какие дела, так что я уехал до того, как они закончили. Удивительно, как много они успели. Очень много земли. — Скажите, а тогда, давно, ваше оборудование использовалось при строительстве этой дороги? — Конечно. Нас было только двое — я и парень по имени Боб Зейглер. При строительстве дорог администрация округа нанимала частные компании вроде нашей, так что наши услуги были востребованы. Мы были конкурентами, но ни один из нас не имел достаточно оборудования, чтобы сделать всю работу. У меня были в основном тракторы. — Как вы занялись этим бизнесом? — Ниша была свободна, и я решил ее занять. Взял кредит в местном сельскохозяйственном банке и купил кое-какое подержанное оборудование для ферм. У меня не было ни офиса, ни участка. Я работал на грузовике, который парковал возле телефонной будки, да еще и сам его ремонтировал. Каждый цент, который я зарабатывал, прямым ходом шел на завод Джона Дира — на закупку новой техники. Постепенно дела стали налаживаться. Можно было сунуть несколько сотен баксов частному подрядчику и ни о чем не беспокоиться, по крайней мере некоторое время. — Как вы думаете, чем пользовался этот человек для рытья ямы? Кальвин Вилкокс сказал, что экскаватором. — Наверное, так оно и есть: в 1953 году, кроме бульдозера и экскаватора, другой мобильной строительной техники не было. — Одним из ваших? — Или моим, или его. Кроме нас, их больше ни у кого не было. — У вас, случайно, не сохранились рабочие записи того времени? — К сожалению, нет. Вы надеетесь, что так мы сможем узнать, кто одалживал экскаватор, но увы. Я сохраняю записи до тех пор, пока этого требует информационная поисковая система, а потом папки выбрасываю. Обычный срок хранения данных — семь лет. — Жаль. — Меня удивляет, что детектив Никольз позволяет вам встревать в это дело. Мне он показался человеком, который не любит, чтобы вмешивались в его работу. — К счастью, я ему не мешаю. Детектив Никольз уверен, что все, что разузнаю, я тут же доведу до его сведения. Я обещала ему. Мы услышали шум приближающегося трактора. Тракторист открыл дверцу и высунулся из нее, чтобы посмотреть, как лучше проехать. Большинство официальных лиц — детективы, представители департамента шерифа, криминалисты — столпились возле ямы. Дейзи стояла как вкопанная, а мы с Пэджетом перешли дорогу, чтобы оказаться к месту работ как можно ближе. Произошла небольшая заминка, пока тросом цепляли погребенный автомобиль. Заскрипел гидравлический подъемник, трос туго натянулся, и машину со скрежетом вытянули на поверхность, где она словно закашлялась, сотрясаясь и хлопая дверцами. Водитель трактора нажал на тормоз экстренного торможения и вылез взглянуть на нее. Плачевные останки «бель-эйр» казались при дневном свете каким-то виртуальным чудовищем, которое побеспокоили во время отдыха. Влага разъела резину на всех шинах, отчего они казались плоскими. Машина так сильно заржавела, что невозможно было определить первоначальный цвет краски корпуса. Окно за задним пассажирском сиденьем отсутствовало. Осевшая под тяжестью земли крыша напоминала гниющую дыню. Земля, должно быть, просыпалась внутрь машины, и за счет этого на поверхности образовалась вмятина, которую я увидела со второго этажа дома Тэннье. С того места, где мы стояли, ничего нельзя было разглядеть, но нам сказали, что вся обивка сидений полностью истлела, обнажив пружины. Ветровое стекло и капот уцелели, но бак насквозь проржавел, и весь бензин из него вытек, образовав темное пятно на дне ямы. Даже на расстоянии я уловила запах, который ни с чем нельзя было перепутать, — очень слабый, но характерный, как струя скунса, — смесь ржавчины, сгнившей обивки и разложившейся плоти. Один из криминалистов подышал на ветровое стекло и, потерев это место ветошью, расчистил маленькое «окошко». Сквозь него он направил луч фонаря внутрь салона, к его отсутствующему заднему окну, чтобы рассмотреть то, что лежало на заднем сиденье. Дейзи отвернулась и начала грызть ноготь на большом пальце. Криминалист подозвал детектива, и тот тоже заглянул внутрь. Пока второй криминалист делал фотографии, Никольз деликатно отвел Дейзи в сторону. Некоторое время он разговаривал с ней с озабоченным выражением лица. Видимо, новости были плохие. Дейзи молча кивнула. Детектив убедился в том, что она в порядке, прежде чем вернулся к трактору. По его сигналу машину погрузили на платформу и зафиксировали тяжелой цепью. Дейзи подошла к нам. Ее лицо вытянулось, а в глазах застыл немой вопрос — она была не в силах осмыслить происходящее. Она с трудом произнесла: — На полу лежит то, что осталось от собаки. На заднем сиденье — скелет. Он завернут в какую-то тряпку наподобие савана, хотя большая часть ткани истлела. Никольз говорит, что они не смогут установить причину смерти до тех пор, пока тело не осмотрит судмедэксперт. — Мне очень жаль. — И еще. Он сказал, что «саван» — это скорее всего сгнившая рваная занавеска, судя по ряду пластмассовых колечек по краю. 26 Мы вернулись в дом Дейзи. Я собиралась забрать свой «фольксваген» и отправиться домой, но она попросила поехать с ней к ее отцу и сказать ему о том, что нашли тело Виолетты. Я не знала, чего ожидать от нее теперь, когда она узнала о смерти матери. Под внешним спокойствием, должно быть, клокотали прорывающиеся наружу эмоции. Она хотела завершения этого дела, но явно не такого. Возможно, она все же надеялась на то, что ее мать жива и они обязательно встретятся и помирятся. Определенно, Виолетту убили. Разрешился один вопрос: она мертва, но это обстоятельство породило множество новых вопросов — кто, как и почему? Однако никакие ответы на эти вопросы не могли изменить сути произошедшего — Виолетта умерла не своей смертью. Тем не менее, несмотря ни на что, жизнь продолжается. Я вынула белье из стиральной машины и отправила его в сушилку, чтобы довести до кондиции джинсы, ведь мне нужно было наконец переодеться. Мы поехали в Кромвелл на машине Дейзи и, когда остановились перед домом священника, увидели Фоли, сидящего на крыльце в деревянном кресле-качалке. Руки его лежали на коленях, а лицо после вчерашнего было опухшим. Щеки раздулись, словно надутые изнутри, синяки под глазами потемнели и распространились на все лицо. Он помылся, переоделся, но из-за тампонов в ноздрях и шины на переносице невозможно было вымыть голову, и на волосах осталась запекшаяся кровь. Увидев нас, Фоли сразу понял, что новости плохие. Так человек точно знает, что его ждут неприятности, если в дверь стучит полицейский. Дейзи остановилась в нескольких шагах от крыльца. — Ты уже знаешь? — Нет. Пастор сказал, что звонили, но я отказался брать трубку, пока не услышу новости от тебя. — Они обнаружили в машине тело. Личность пока не установлена, но там и останки собаки, так что я не сомневаюсь в том, что это мама. — Как она умерла? — Это будет известно завтра или послезавтра — после вскрытия. — По крайней мере она нас не бросила. Я пытаюсь найти утешение хотя бы в этом. — И все же мы надеялись на лучшее. — Ты думаешь, это я ее убил? — Я не знаю, что думать. — Я любил ее. Я знаю, что ты мне не веришь, но я любил ее всем сердцем. — Слезы покатились по его щекам, они лились так обильно, словно он вдруг открыл шлюзы своих глаз. Лично меня эти слезы особенно не тронули, и жалеть его не хотелось. Дейзи тоже не понравилось, что он разыгрывал из себя жертву. Мы все знали, кто был настоящей жертвой. — Так не любят, папа. С помощью кулака. Господи, если это любовь, я лучше обойдусь без нее. — Это не так. — Нет, так. Я же помню, как ты бил ее. — Я не отрицаю, иногда бил. Но ты не должна зацикливаться на этом. Ведь было и хорошее. Брак — сложная вещь. — Найди себе лучше адвоката, папа, потому что я скажу тебе, в чем тут сложность: тело завернуто в кружевную занавеску, а череп собаки размозжен лопатой… В машине по дороге домой к Дейзи я помалкивала, понимая ее состояние. Наконец она сказала: — Клянусь Богом, если это он убил маму, я хочу, чтобы он ответил за это по полной. — К сожалению, это не так просто. Теперь от меня ничего не зависит. Идет расследование убийства, и, поверьте, департамент шерифа во мне не нуждается. Для местных правоохранительных органов не имеет значения то, что я лицензированный частный сыщик. Самый быстрый способ восстановить против себя полицию — это вторгнуться в ее сферу деятельности. Лицо Дейзи приняло напряженное выражение. — Вы должны мне один день работы. Я заплатила вам двести пятьдесят долларов — по пятьдесят долларов в день за пять дней работы, а вы проработали только четыре. — Это правда. — Один день. Это все, чего я прошу. — И что мне надо будет делать? — Я уверена, что у вас есть своя версия. Я согласна с тем, что вы говорите о департаменте шерифа, но об этом деле вы знаете больше их. — И это тоже правда, — сказала я. Мне не терпелось удовлетворить собственное любопытство, и я уже думала о том, каким образом это сделать, чтобы не отнимать у полицейских их хлеб. В прошлом я, случалось, чувствовала себя виноватой, когда переходила эту грань, но на сей раз не испытывала никаких угрызений совести. По крайней мере пока. Когда мы вошли в дом Дейзи, я первым делом натянула джинсы — еще горячие после сушки, собрала свой парфюм, одежду и засунула все в пластиковый пакет. Затем забросила его вместе с сумкой на заднее сиденье машины и выехала из гаража. Была суббота. Муниципальные учреждения закрыты, но публичная библиотека в Санта-Марии должна работать, и я решила, что в нее стоит заглянуть. Я проехала на север до четырехсотого квартала и оставила машину на автостоянке. Библиотека размещалась в двухэтажном здании в испанском стиле со стандартной красной черепичной крышей. Архитектура Санта-Терезы и Санта-Марии во многом схожа, хотя некоторые здания последней кажутся моложе двадцати пяти лет. Я не увидела ни «старого города», ни какого-либо смешения испанского, викторианского и поствикторианского стилей с современными зданиями, которыми так гордится Санта-Тереза. Многие пригороды вроде того, где жил Тим Шефер, относились к пятидесятым, шестидесятым и семидесятым годам — десятилетиям, когда дома на одну семью были совершенно безликими. Зайдя внутрь, я спросила, как пройти в библиографический отдел, и меня направили к лифту, который поднял меня на второй этаж. Первым делом я взяла ролик микрофильма газеты «Санта-Мария кроникл» с 1 июня по 31 августа 1953 года. Я просмотрела все номера газеты — день за днем, ища хоть какую-нибудь зацепку. В масштабах страны главным событием была казнь Юлиуса и Этель Розенберг. За этот период стоимость почтовых марок выросла с трех до пяти центов. Появилась новая надежда на перемирие в Корее. В разделе хроники сообщалось о приеме с вручением наград, устроенном Ливией Креймер, — приводился список награжденных дам. В местном театре шла «Клеопатра» Де Милля с Клодеттой Колберт и Уорреном Вильямом в главных ролях, а в кинотеатре демонстрировался «Дьявол Буана». Приближаясь к Четвертому июля, я узнала, что индейцы Санта-Марии проводили игру с командой «Сан-Луи Блюз» в 8.30 на стадионе «Элкс филд», а у 144-го батальона полевой артиллерии Четвертого июля был сбор. Как я и предполагала, хотя в пятницу многие учреждения работали, банки были закрыты. Наконец я наткнулась на заметку об исчезновении Виолетты, копия которой была в папке Дейзи. Я начала фотокопировать страницы, начиная с 30 июня до следующей недели. Покончив с этим, я направилась к стеллажам и просмотрела тома на левой стене в поисках указателя за 1952 год. Указатель за 1953 год отсутствовал, но я подумала, что в моем случае данные за 1952 год могут оказаться более полезными. Я поставила сумку на пол и села за стол. Просматривая справочник, я наткнулась на одну из карт, которую срисовала во время первой поездки в Сирина-Стейшн. Я встречалась со многими людьми, которые были тесно связаны с Виолеттой, но не говорила ни с кем, кто просто жил с ней по соседству. При расследовании убийства каждый, кому есть что скрывать, может солгать, постараться сбить с толку, указать пальцем на кого-то другого. Незаинтересованный наблюдатель — лучший источник информации. Сирина-Стейшн занимала в справочнике две страницы: приводились данные об адресе, имени и роде занятий примерно шестидесяти семей. Я насчитала сорок семь строителей, одиннадцать рабочих на нефтяной скважине, медсестру, бармена (Макфи), сельскохозяйственного рабочего, четырех железнодорожных рабочих, восьмерых чернорабочих, почтмейстера и учителя. Фоли в то время называл себя строителем, а Виолетта упоминалась как домохозяйка. «Голубая луна», прачечная и авторемонтная мастерская — вот и весь частный бизнес в городе. Соседями Салливанов слева были Йон и Бернадетта Эриксен, а на улице позади их дома жила супружеская пара — Арнольд и Сара Тредвел. На один дом ниже от Эриксенов проживала семья по фамилии Эрнандез. Я выписала все это на всякий случай — вдруг что-то пригодится. Я нашла имена Ливии и Чета Креймер, но фамилии Вилкокс и Оттвейлер отсутствовали. Я просмотрела пять страниц, посвященных маленькому городку Кромвелл, в поисках этих имен. Частного бизнеса в нем было намного больше, однако и он умещался всего в восьми столбцах. Я сфотокопировала все эти страницы, чтобы позже изучить их как следует, не возвращаться же сюда еще раз.