— Я же приказал вам оставаться вместе! — Он решил иначе. Это ведь он — полицейский. — Кхм… Ну да, в каком-то смысле… — промямлил Галашю. — Простите, не понял? Инспектор огляделся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, и шепотом сказал: — Только никому не говорите. Он три раза провалился на вступительном конкурсе. Я беру его с собой на задания, чтобы он поучился. — А разве так можно? — А вот уж это не ваше дело! Только попробуйте кому-нибудь проболтаться! Обещаю вам еще один сеанс развлечений в холодильнике! — Вы угрожаете мне пыткой? — Ну угрожаю, и что с того? У каждого свои вкусы! Ладно, хватит об этом. Сейчас позвоню Виржилю, выясню, где он, а потом вы расскажете мне, что вам удалось разузнать. Инспектор отошел на несколько шагов и завел оживленный телефонный разговор, постукивая себя по лбу сначала рукой, потом трубкой и, наконец, фонарным столбом. После этого он вернулся к Феликсу. — Ну что? — Все в порядке. Он с шести часов ждет нас на набережной Бранли. Я велел ему составить отчет. Письменное задание — пусть потренируется. Теперь докладывайте. Что насчет вашего подозреваемого? Феликс объяснил, что его тройняшка доехал на метро до Северного вокзала, затем зашел в супермаркет "Монопри" на улице Эдвиж Фенеш, где приобрел веревку и большой моток скотча, после чего проследовал в широко известное заведение — книжный магазин Норбера Мутье под названием "Кинокомиксы". — Что еще за Норбер? — удивился Галашю. — Норбер Мутье! Издатель журнала "Монстр Б". Он даже снял пару-тройку фильмов. Может, видели его "Трепанатора"? — Боже упаси. И что ваш тройняшка там делал? — Я не стал заходить внутрь, чтобы он меня не раскрыл. Но заметил, что он вынес из магазина DVD-диск. Потом он свернул на Страсбургский бульвар и пошел в кино. Тут-то я и понял, что с ним дело нечисто. Потому что он пошел не просто в кино… — Феликс понизил голос и для пущего саспенса сделал паузу. — Ну? Рожайте уже! — брюзгливо поторопил его Галашю, который ни черта не смыслил в саспенсе. — Это был кинотеатр "Бради", принадлежащий Жан-Пьеру Моки! Тот самый, в котором Эмиль Гаригет много лет работал киномехаником! Вот вам доказательство! — Доказательство чего? — Того, что он знал Эмиля! Инспектор принялся выполнять комплекс дыхательных упражнений, к которому для сохранения душевного спокойствия часто прибегал в разговорах со своим сыном Виржилем. — Месье Зак… — раздельно проговорил он. — Не хотелось бы вас огорчать, но подумайте немного, а? Если тройняшка присутствовал на похоронах Эмиля, предполагается, что они были знакомы, не так ли? Феликс зажмурился и потряс головой: — Ну конечно! Как же я сразу не сообразил! — Нас интересует другое, — продолжил Галашю, хорошенько провентилировав легкие. — Какого рода отношения они поддерживали. Ну ладно, что он делал потом? — Не знаю. Я проследил за ним до кинотеатра, а потом ушел. — Вы не пошли за ним? — Но я не мог… — Почему? — Видите ли, дело в том, что… Я никогда не хожу в кино. Инспектор изумился собственному удивлению. Он полагал, что после тридцати лет общения с Виржилем приобрел стойкий иммунитет к ошеломлению. — Вы? Доктор Зет? Вы никогда не ходите в кино? — Понимаете, у меня что-то вроде клаустрофобии… Темнота, незнакомые люди… Мне там как-то неуютно… Галашю недоверчиво смотрел на Феликса. Нечесаная грива, линялые джинсы, разбитые кроссовки… Какое счастье, что Виржиль хотя бы следит за собой… — Не знаю, месье Зак, говорил ли вам кто-нибудь об этом раньше, но вы — просто уникум. "Ты просто уникум, Феликс" входит в пятерку фраз, которые тебе наиболее часто приходится выслушивать на протяжении всей жизни. Остальные четыре звучат так: "Что еще ты натворил?", "Ты это что, нарочно?", "Ты спятил!" и — классика жанра — "Слушай, сколько тебе лет?". Пока еще ты не пришел в связи с этим к какому-то определенному выводу, но одно знаешь наверняка: иногда тебе хочется, чтобы люди утратили дар речи. Четверг 22 апреля, 19.00— "Приют Святого Луки" Четверговое чаепитие с танцами утомило постояльцев дома престарелых. Впрочем, в этом и заключалась основная функция мероприятия — наряду с понедельничным разучиванием народного овернского танца бурре и субботним вводным курсом греко-римской борьбы. Зато потом никто не беспокоил сиделок по ночам. Нынешняя вечеринка отличалась тем, что на нее были приглашены родственники и члены семей. Отозвались трое: дочь Фердинана Бика — свидетельница Иеговы, которая поспешила воспользоваться случаем и принялась направо и налево проповедовать Слово Божие; племянник Луизы Куртпуэнт, явившийся обсудить вопрос о наследстве; и правнук Дефланелей — трехлетний мальчик с махровым бронхитом, чьей матери не терпелось пробежаться по магазинам. — А к тебе что, никто не пришел? — спросил Фердинан Сюзанну. — И слава богу! Я от твоей дочки-то еле отделалась. Еще чуть-чуть — и я затолкала бы ей Библию в глотку. — По-моему, этим занялась Луиза. Она поспорила с племянником. А твои дети не смогли освободиться? — Я запретила им здесь даже показываться! Нечего им в этом могильнике делать. — Добрый вечер, Сюзанна! — с фальшивым сочувствием в голосе произнесла Мадлен. — У вас все в порядке? Я смотрю, к вам никто не пришел… Бедненькая! — Зря беспокоитесь. Я так насмотрелась на вашего карапуза, который только и знает, что вопить и обкашливать вас с ног до головы, что у меня начисто отшибло материнский инстинкт. — Ах! — скривилась Мадлен. — Кстати, — испуганно продолжила Сюзанна. — Надеюсь, вы от него не заразитесь! Нам в нашем возрасте мало надо. — Пожалуй, я пойду, — бросила Мадлен, разворачиваясь. — Ступайте, ступайте, — подбодрила ее Сюзанна. — По свечке — и в постельку! Так-то оно лучше будет! Мадлен мелкими шажками семенила к выходу, зажимая руками уши. — Эй! — неслось ей в спину. — Сегодня можете позволить себе целых две свечки — праздник все-таки! Четверг 22 апреля, 19.15 — набережная Орфевр Над набережной Орфевр быстро стемнело. Для раннего вечера середины апреля это было несколько необычно, зато для атмосферы — в самый раз. Тень Эрнеста Галашю под фонарем удлинилась, закрапал мелкий дождик, и Феликс чуть слышно забормотал слова извинения, оправдываясь отсутствием опыта в слежке за тройняшками. — Хватит ныть! — рассердился Галашю. — Прикинем лучше, что у нас есть. Книжный магазин, торгующий киномонстрами, и киношка Моки под названием "Бради". Делаю вывод: подозреваемый питает склонность к кино дебильного направления. Примерно как вы… Вы уверены, что не знакомы с ним? Может, встречались на своих сатанинских оргиях? — Понимаете… Я общаюсь с поклонниками кино категории Б исключительно через Интернет. Я ведь почти никуда не хожу… — Заразиться боитесь? Или что? — Нет, но… Просто мне нравится тусовка в Сети. У меня там полно друзей. Вот, например, недавно появился новенький, его зовут Диджей Барон, и он… — Можете не продолжать. Мне все с вами ясно. Итак, нам известны привычки одного из тройняшек. Это уже кое-что. Я организую наблюдение за книжным магазином и кинотеатром. И Виржилю будет чем заняться… — Отличная идея! — горячо одобрил Феликс. Жизнь с Софи научила его прибегать к грубой лести. — Вы совершенно правы, хватаясь за этот след. Я заметил, что в детективных фильмах у преступника часто бывает брат-близнец, который появляется, чтобы запутать следствие. — Во-первых, мы не в кино, — ответил инспектор, оскорбленный тем, что его статистический метод мог стать предметом плагиата. — Во-вторых, в этом деле нет никаких тайных близнецов. Мы с самого начала знаем, что перед нами тройняшки. — Если только у них нет других братьев! — не желал сдаваться Феликс. — Вдруг окажется, что преступление совершили шестерняшки? Галашю закрыл глаза и проделал еще один комплекс дыхательных упражнений. Феликс счел разумным сменить тему разговора: — А как там с вашим? Ну, с третьим тройняшкой? Наверное, вам повезло больше, чем мне? — Разумеется, — назидательно произнес Галашю (что в переводе означало: я сел в большую вонючую лужу). — Он весь вечер шатался по магазинам (а я — за ним по пятам по всем секс-шопам площади Пигаль), но в конце концов мне пришлось оставить слежку, потому что я спешил на встречу с вами (я потерял его, когда торговался с симпатичной русской эмигранткой в стрингах, требуя специальной скидки). — Ну ничего, — отозвался Феликс. — У нас остается еще один шанс. Может быть, Виржилю удалось найти что-нибудь интересное?