Не успел он войти в столовую, как усилилась килевая качка. — У нас проблема, — сообщила ему одна из санитарок. — В чем дело? — спросил профессор и слегка поморщился: ему почудилось, что он наглотался соленой воды. — Да это все аббат Сен-Фре. Рассказывает за столом всякие глупости насчет того, как умер Бессмертный. Послушать его, так никакой это не несчастный случай… — А что же это такое? — возмутился Шлокофф. — Он что, обвиняет кого-нибудь в убийстве? — Обвиняет. Себя. Вторник 4 мая, 7.30 — улица Муфтар В нелюбви к переменам Феликс полностью сходился с Красуцким. Например, ему совсем не нравилось, что кот избрал новую манеру будить его по утрам. По его мнению, попытки придушить хозяина, ни свет ни заря наваливаясь всей тушей ему на лицо, отдавали непростительной дерзостью. Феликс даже решил внести в список покупок дополнительный пункт: "Найти хорошего ветеринара, который согласится всадить зверюге укол и спасет мне жизнь". Впрочем, он сознавал, что сейчас далеко не лучший момент для котоликвидации. Софи уже неделю с ним не разговаривала. Она, как выразилась бы бывшая молодежь, на него налилась, и вряд ли стоило усугублять ситуацию. Наполняя плошку крокетами, Феликс размышлял, что бы такое предпринять для исправления положения. Софи тяжело переживала неудачу, постигшую их с Мари-Жо секретную миссию в "Приюте". Если бы в деле появилось что-нибудь новое, глядишь, ему и удалось бы растопить лед. Бессмертный говорил что-то такое про тайну серии Зет, но напрасно Феликс всю неделю скреб в голове — ничего путного на ум не приходило. Тайна серии Зет… Фильма с таким названием точно не было. Да и вообще это ему ни о чем не говорило. Инспектор Галашю тоже не больно-то продвинулся вперед. След тройняшек был потерян. Никаких новых улик, никаких новых свидетельств… Следствие топталось на месте. Что же касалось сценария… Феликс понимал, что упускает свой шанс. Исидор Будини вскоре устанет ждать, а срок, поставленный Софи с ее ультиматумом, приближался с каждым днем. Живот у Феликса скрутило узлом. В мозгу замигали буквы ГСТ[20]. Из записок инспектора Галашю Дело "Приюта Святого Луки" — применение статистической шкалы Галашю. Гипотеза: "Тройняшки" (индекс виновности — 78 %). Доводы за. Тройняшки по самой своей природе бесчестны (они не такие, как мы). Они сумели уйти от моей слежки в городе (что доказывает их высокий профессионализм, свойственный членам организованных преступных группировок). Один из них совершил налет на квартиру Феликса с целью заполучить окончание сценария Эмиля (с игрушечным пистолетом, что говорит о самоуверенности, типичной для извращенцев). Доводы против. Их виновность слишком очевидна, чтобы быть истинной. Исследование профиля виновности № 4: "Преступник не маскируется". В 23 % детективных романов преступник действует с открытым забралом; его опознают свидетели, он охотно признается в содеянном. Однако сыщик полагает, что за подобной открытостью что-то скрывается, и проводит долгое расследование, стремясь проникнуть за внешнюю сторону вещей. В конце, когда наступает развязка, выясняется, что преступление совершил именно тот, кого подозревали с самого начала, и читатель вправе задаться вопросом: а стоило ли городить весь этот огород? Вывод. Пойду приму аспирин. Вторник 4 мая, 8.00— "Приют Святого Луки" Профессор Шлокофф увидел аббата Сен-Фре, когда тот, размахивая палкой, стращал обитателей дома престарелых — вылитый Гэндальф из "Властелина колец" перед толпой орков, хотя, конечно, не такой представительный. Гневные обличения хлестали как ливень с небес (или как вода из худого ведра, хотя последнее сравнение, конечно, менее выразительно). Профессор приближался к аббату, мысленно вспоминая историю своего рода. Шлокоффы были врачевателями начиная со времен Крестовых походов, и в семье глубоко почитали легендарного предка Иоганна Шлокоффа, служившего при дворе Людовика XIII и удостоенного звания "короля кровопусканий". Ах, бремя былого… Профессор отлично помнил тот день, когда он, пятнадцатилетний подросток, объявил родителям, что намерен поступить учеником к чучельнику. "Вначале защити диссертацию по медицине", — услышал он в ответ. И вот результат… Десять лет учебы, тридцать лет работы в Ротари-клубе, и ради чего? Чтобы заниматься аббатом Сен-Фре… Есть чем гордиться! — Господь вас всех покарает, псы неверных! — пролаял аббат. — Хорошо, хорошо, — не стал спорить с ним Шлокофф. — Но вначале доешьте свой бутерброд. — Кара Бессмертному — знак свыше! Приняв подобное имя, он совершил святотатство! Он захотел уподобиться Господу-Нашему-Иисусу-Христу-аминь! — И что вы с ним сделали? — спросил профессор. — Господь меня вразумил! По Его наущению я устроил короткое замыкание! Скачок напряжения — и готово! Отправился сей приспешник Вельзевула прямиком в ад! — брызжа слюной над хлебом с вареньем, отвечал аббат. — Но зачем вы это сделали? — продолжал допытываться Шлокофф. Сен-Фре прикрыл глаза, словно пытался подключиться к источнику божественного вдохновения. Вся столовая замерла. Повеяло сквозняком, и дамы повыше подтянули на плечах шали. — Потому что жизнь священна! — закричал служитель культа, выпучив глаза. — Потому что еретики должны знать, что не смеют удлинять или укорачивать ее! Всемогущий Господь все видит! К аббату с ласковыми улыбками, наводящими на мысли о зубном враче, уверяющем, что больно не будет ни капельки, подошли три медбрата. Один выхватил у него палку, второй проглотил его бутерброд, а третий исхитрился натянуть на него смирительную рубашку. — Наш аббат закопал в землю свой талант, — высказался Фердинан. — Он мог бы блистать в ужастиках. — А что, запеканку он есть не будет? — заволновался Шарль, глядя, как тащат прочь Сен-Фре, со всех сторон обстреливаемого хлебными шариками. — Во что это они играют? — поинтересовалась Одетта. — Ни во что, — ответила Сюзанна. — Не обращай внимания. Жуй свои таблетки. Вторник 4 мая, 8.00 — улица Муфтар Кодовое название: "Последний шанс". Цель: семейное примирение. Мишень: Созо разъяренная. Репетиция сцены: Феликс в пижаме на кухне. — Милая, ку-ку! А вот и твой завтрак! Ням-ням! Круассанчик? Сладкая моя, ты не против крошек в постели? — Я здесь, Феликс. Заслышав у себя за спиной голос Софи, Феликс от неожиданности уронил реквизит — полный поднос, сервированный к завтраку. — А я не… Не заметил, как ты вошла. — Опять я некстати? Похоже, это становится привычкой. — Ах, ну что ты! — залопотал Феликс, постаравшись изобразить непосредственность и беззаботность, впрочем безуспешно. — Ты что, намекаешь на то недоразумение с моей матерью? — Признаться, гораздо больше меня огорчило, когда я нашла своего ребенка на полке с кассетами. — Да-а? — С откушенным ухом в руке. — Ой, знаешь, а я читал одну статью, в ней говорилось, что дети забывают, что с ними было до трех лет, так что… — В том числе про откушенные уши? — Ну прости, я правда хотел перед тобой извиниться… — Считай, что уже извинился. Но мне не нужны твои извинения. — А что тебе нужно? Ты только скажи! — воодушевился Феликс и посмотрел на Софи глазами кокер-спаниеля, убеждающего хозяина, что ему непременно надо дать еще кусочек паштета. — Я на все готов, лишь бы ты меня простила. — Я хочу отомстить. — Кому? Мне? — Тебе. И твоей матери. Это будет спецоперация по мести Закам. Уверена, что она улучшит мне настроение. — Вообще-то гнев — плохой советчик. Вот моя бабушка часто повторяла… — Феликс, я тебя умоляю! Пора кончать этот детский сад. Если я тебе дорога, ты должен повзрослеть. — Никаких проблем! Хоть сейчас! — воскликнул Феликс, приподнимаясь на кончиках пальцев (и лишь тогда с отчетливой ясностью осознавая, что для шуток подобного рода бывали и более подходящие моменты). — Очень смешно, — мрачно вымолвила Софи. — Прости! Так что я должен сделать? — Первым делом ты должен выставить его вон. — Кого? — Не притворяйся идиотом! Мы уже неделю сидим тут с ним нос к носу. Вытури его, и побыстрее! — Да, но это решение принял инспектор Галашю. Пока он не найдет тройняшек… — Предупреждаю: я не намерена больше терпеть его присутствие. Ни одного дня! — Но он здесь, чтобы нас защищать! — Если он задержится еще хоть ненадолго, это тебе придется его защищать!