– И что же вы выбрали в качестве сюжета? – спросил с неподдельным интересом синьор Маффеи. – У меня есть два сезона для этого решения, – ухмыльнулся Мерелли. Верди, действительно, вот уже месяц под любыми предлогами переносил свой выезд из Пармы, ведя все обсуждения предстоящей оперы, к великому изумлению венецианского театра, исключительно по переписке. Просить Джузеппину сейчас прервать контракт, не дождавшись конца сезона, и следовать за ним, было немыслимо. Подобные решения дорого стоят репутации артиста. Да и попытки уговорить наконец вернувшуюся на сцену после стольких лишений подругу оставить ради него любимое дело были бы несправедливы до низости. Но и уехать от Джузеппины он был не в силах. Всю его жизнь счастье появлялось лишь редкими, яркими, короткими вспышками, тонущими в нескончаемой череде потерь и расставаний. Сейчас, когда искреннюю трепещущую радость доставляла каждая минута, проведенная с любимой, маэстро был готов юлить и изворачиваться, лишь бы продлить свое пребывание рядом с ней. Естественно, что в таких обстоятельствах работа над либретто с не имевшим опыта венецианским поэтом если куда и продвинулась, то скорее к нервному срыву Джузеппе, чем к написанию партитуры. В один из дней, когда Верди получил очередной старательно, но совершенно ненадлежащим образом, доработанный стихоплетный труд, он, раздраженный до крайности, сидел на кушетке, постукивая себя по лбу, сосредоточенно пытаясь найти решение неразрешимой задаче. Джузеппина расхаживала по комнате, просматривая присланный из города каналов черновик либретто. – Я понимаю, почему твой новый либреттист – признанный поэт Венеции, – пробормотала она, не отрываясь от бумаг. – Чего явно недостаточно для построения грамотного либретто, – мрачно отозвался Джузеппе. Джузеппина понимающе кивнула. – Какое существо может спеть большую каватину, дуэт, заканчивающийся трио, и целый финал подряд? – воскликнула она, перелистнув страницу. – Какой-нибудь зверь из древнегреческой мифологии? – без капли веселья пошутил маэстро. – И сто строк речитатива в третьем акте… – Джузеппина с изумлением подняла глаза на Верди. – …усыпят любого зрителя, какую бы музыку я на них ни положил, – закончил за нее он. Она сокрушенно вздохнула, положила рукопись на газетный столик, села рядом с маэстро и взяла его руку в свою. – Джузеппе, милый, это зеленое, но довольно талантливое перо, – ласково проворковала Джузеппина, – Если ты обратишь его внимание на основные ошибки и повернешь его усилия в нужном направлении, это может волшебным образом превратиться в блестящее либретто. – Немного науки и немного сердца… – задумчиво пробормотал Джузеппе, вспомнив слова великого Россини. – Вот именно! – она пыталась поймать его блуждающий, задумчивый взгляд. Какое-то время Джузеппе собирался с мыслями, а потом, сжав крепче ладонь Джузеппины и наконец посмотрев ей в глаза, промолвил: – Без моего присутствия это зеленое перо даже близко не приблизится ни к чему талантливому. Она мягко улыбнулась и нежно провела ладонью по его щеке. – Сколь ни была бы мне ненавистна мысль о твоем отъезде… это мудрое решение. – Значит, через три дня… – заключил он, – Я хочу еще раз услышать твое выступление, прежде чем уеду. Готовясь к следующему спектаклю в гримерке, Джузеппина грустила об отъезде своего маэстро. До окончания сезона в театре Реджо оставались еще долгие полтора месяца. За недели, что Верди провел в Парме, Джузеппина уже привыкла к его ласкающему, восхищенному взгляду из ложи для особо важных гостей. Она чувствовала на себе этот взгляд, и ей было под силу все, даже унять нудную, противную боль, которая все сильнее сжимала горло от спектакля к спектаклю. Когда Абигайль врывалась в храм во главе отряда воинов и предлагала своему возлюбленному спасение, если тот примет ее чувства, Джузеппина на каждом представлении бросала взгляд на маэстро, а он прикладывал ладонь к груди в знак взаимности их любви. Когда он был рядом, она чувствовала себя под защитой невесомых крыльев ангела-хранителя. Конечно, Джузеппе будет ждать ее в Венеции. Он тактично не обсуждает с ней возможность участия в «Эрнани», потому что понимает, что график выступлений громкой премьеры в крупном театре ей не потянуть. Он пока не знает, что ей, похоже, не потянуть никакой график. Но она скажет ему об этом потом. Он будет уговаривать ее уйти сейчас, а она хочет еще немного попеть. Она будет петь, пока может. До конца сезона должно хватить сил, а потом можно отправляться в Венецию к любимому. Так размышляла Джузеппина, поправляя макияж и прическу, когда внезапно почувствовала резкую боль в груди. Дыхание перехватило, она зашлась кашлем, прикрыв рот рукой. На белоснежной кружевной перчатке, одетой на ее хрупкую ладонь, осталось несколько капель крови. Джузеппина, побелев как полотно, смотрела на свою руку. Раздался стук в дверь. – Пора, синьорина, – послышался из-за двери голос Саверио. Казалось, дива вот-вот потеряет сознание, но когда она заговорила, голос ее звучал совершенно ровно и спокойно: – Скажите им, мне нужно еще несколько минут. Зал театра Реджо был полон людей. Под шквал оваций маэстро Верди появился в ложе для особо важных гостей и, несколько раз поклонившись, занял свое место. Зрители затихли, начался спектакль. Отзвучала увертюра, на сцене шла первая картина «Вива Набукко!». Джузеппина стояла за кулисами и наблюдала за действием на сцене, ожидая своего выхода. Выражение ее лица было абсолютно спокойным, но дыхание и глаза выдавали панику. Саверио напряженно следил за своей госпожой. Он уже понимал, что что-то не так. Пора. Джузеппина шагнула на сцену. Верди расплылся в улыбке полной предвкушения. Перед первым оркестровым аккордом Джузеппина должна была взять высокую ноту. Дива набрала полную грудь воздуха и начала петь… Голос ее сорвался, даже не попав в нужную октаву. В зале повисла смущенная тишина. Улыбка Джузеппе испарилась. Джузеппина прикрыла шею рукой. Еще один максимально глубокий вздох. Набрав полную грудь воздуха она начала петь снова. Нота взята, она продолжала… Голос звучал чисто, идеально попадая в мелодию, однако, заметно тише, чем это было необходимо. Дирижер взмахнул палочкой и оркестр вступил. Каждая попытка Джузеппины хоть чуточку прибавить громкость своего пения, отзывалась жестокой болью в груди, и голос предательски срывался с нужных нот. Зрители обменивались полными претензий взглядами. Дирижер увел оркестр почти в пианиссимо, но диву все равно было едва слышно за инструментами. Раздражение публики росло с каждой минутой. – Бу-у-у!!! – крикнул кто-то в верхнем ярусе. Джузеппина вздрогнула, но не остановила свое выступление, казалось бы, не обратив на это внимания. Свист послышался откуда-то из партера. Она изо всех сил сжала шею рукой, пытаясь унять боль, и исполняла арию дальше. Нарастая, шум недовольной публики уже почти заглушил звуки оркестра. Слезы катились по лицу Джузеппины, ее голоса уже не было слышно совсем, но она продолжала представление. Бум! Больно ударив по ноге дивы и отскочив в сторону на сцену приземлилось брошенное кем-то из недовольных зрителей яблоко. Дирижер опустил руки, музыканты перестали играть. Джузеппина застыла как будто парализованная. Под криками и свистом разъяренных зрителей она смотрела на изуродованную мякоть разбившегося о дощатый пол плода. Вдруг, в зале мгновенно воцарилась тишина. На сцене появился маэстро Верди. Быстрым шагом он подошел к Джузеппине и, бросив один короткий яростный взгляд на примолкших зрителей, подхватил ее за талию. Джузеппина беспомощно обмякла в его руках. Поддерживая ее, Джузеппе повел диву за кулисы. – Нам нужен врач! – маниакальным ужасом в глазах закричал маэстро подбежавшему к ним Саверио, – Сейчас же!!! Маэстро Верди и Джузеппина исчезли за сценой, и тишину, висевшую в зале, разорвал ужасающий женский кашель. Глава 9 Джузеппина лежала в постели под пуховым одеялом, перебирая как четки жемчужины своего браслета. Она была очень бледна. Снова жар от шерстяной повязки на шее, грудь опять как огонь жег травяной компресс. Джузеппе сидел на краю кровати, держа ее за руку. – Доктор говорит, что ты сверхъестественно сильна, – нежно с ободрением заговорил маэстро, – Это просто невероятно, что ты пришла в себя за одну ночь. Он твердо уверен, что тебе теперь ничего не угрожает. Джузеппе попытался взглянуть в глаза Джузеппины, но она упрямо смотрела на свои ладони. – Он утверждает, – продолжил Верди тем же тоном, – что ты будешь достаточно сильна для путешествия уже через четыре недели, ты могла бы присоединиться ко мне… Джузеппина покачала головой. – Нет? – уточнил Джузеппе. Она покачала головой снова. – Нет… – озадачено пробормотал он. Верди внимательно изучал ее лицо, силясь понять, что у Джузеппины на уме. Ее глаза по-прежнему следили за бусинами браслета. – Так… – выдохнул Джузеппе и крепче сжал ее руку, – Я отложу отъезд на неделю, и мы… И снова безмолвное «нет». – О боги мои! – не выдержав, вскричал Джузеппе, вскочил на ноги и сделал круг по комнате, прежде чем Джузеппина подняла глаза. Их взгляды встретились. На ее лице безошибочно читалось прощание. – О… – практически прорычал маэстро, – какое суровое дежавю! Он сделал еще несколько кругов по комнате, затем снова сел на край кровати и взял ее за руку. – Я хочу, чтобы ты была со мной, – произнес он медленно, почти по слогам. Грустная улыбка коснулась ее губ. – Ставя шесть опер за три года в театрах по всей Италии? – спросила она еле слышным слабым голосом и добавила, – Либо я не выживу рядом с тобой, либо ты потерпишь фиаско, заботясь обо мне. Ощущение у Джузеппе было такое, как будто его окатили ушатом ледяной воды. – Ты же знаешь, я не могу сейчас позволить себе нарушить данное слово, – несколько сконфужено проговорил он.