Джузеппина положила ладонь ему на щеку и нежно провела пальцами по колючей густой бороде. – А я не могу позволить себе еще одну историю с заведомо печальным концом. Они молча смотрели друг на друга. Джузеппина ждала, пока маэстро примет неизбежность, которую она поняла еще вчера, увидев пятна крови на своей перчатке. Маэстро вздохнул. Она была права. Разочарование давило комом в горле и мешало дышать. Сейчас придется признать эту правоту, и он снова останется один. Джузеппе знал, что следующая его реплика обречена убить уже успевшую расцвести надежду на простое, тихое, уютное человеческое счастье. Что за злой рок висит над ним, и всеми, кто становится ему дорог? – Я, честно говоря, и сам сыт по горло такими историями, – грустно пробормотал он наконец. – Вот именно, – кивнула она. Какое-то время они опять молчали. Оба пытались принять происходящее. – Что ты собираешься делать? – спросил он. – Ты нашел свое место, Джузеппе. Мне нужно найти покой. – Что бы это ни значило… Она улыбнулась и не ответила. Ему и не нужен был ответ. – Я могу обеспечить… – не мог не попытаться маэстро, но Джузеппина резко его перебила: – Я достойно обеспечена. Она не хотела ни его денег, ни его жалости. – Я мог бы пригласить тебя на свидание через три года. – Тебе ни к чему обременяющие обещания, мне – призрачные надежды… – улыбнулась она. Он усмехнулся. Опять повисло молчание. – Как ни крути, а конец уже печальный, ты не находишь? – с грустной иронией спросил он. – По крайней мере, теперь мы расстаемся, унося лишь прекрасные воспоминания. – И сюжет, достойный оперы, которую я когда-нибудь напишу. Она улыбнулась, смотря на него глазами полными слез, словно пытаясь запомнить каждую черточку его лица. – У меня еще пара часов до приезда экипажа, – промолвил он, лег на кровать рядом с ней и обнял, стараясь прижаться всем телом. Они лежали молча, обняв друг друга, почти два часа, а потом Джузеппина уснула. Маэстро нежно поцеловал ее в волосы, тихо вышел из комнаты, сел в уже ждавший у апартаментов экипаж и отправился в Венецию. Джузеппине по настоянию врачей нужно было провести минимум четыре недели наедине с как будто осиротевшим домом. Так жестоко и скоро обернувшийся лишь бездушными декорациями рай любой мелочью напоминал о потерянном счастье. Ватное удушье апатии с каждым днем слой за слоем все плотнее укутывало ее как покрывалом. Ей оставалась всего пара дней до отъезда домой, когда Саверио вошел в гостиную и протянул конверт. Выражение его лица было странное, как будто виноватое. – Синьор Мерелли, – промямлил секретарь. Она знала, что в письме приговор, еще до того, как взяла его в руки. Саверио коротко поклонился и вышел, а Джузеппина еще долго сидела, не сводя глаз с закрытого конверта в руке. Теперь нужно было ехать в Милан унижаться, взывать к жалости и изворачиваться в попытках сохранить в своем никчемном мире все на местах. Не так давно подобная задачка воспринималась бы Джузеппиной как вызов. Она бы разыграла славный гамбит, прежде чем перейти в наступление и обеспечить себе достойные шансы на победу. Но сейчас что-то надломилось. Что-то до тошноты отторгало все мысли о плане действий и отрепетированных речах. На встречу с бывшим любовником Джузеппина поехала даже не удосужившись толком привести себя в порядок. Волосы – в тугом пучке, никакой косметики, простенькое дорожное платье из темно-зеленого штофа. Импресарио заставил ее прождать в коридоре больше часа, после чего соблаговолил-таки принять. – Я считаю себя человеком, который редко прощает предательство, – с холодным спокойствием и едва читаемым удовольствием на лице произнес Мерелли, – Тем не менее, я был готов позаботиться о тебе… – Я больше не собираюсь видеться с ним, – перебила его Джузеппина. – Это уже не имеет значения, дорогая. Наша маленькая сделка завершена. Джузеппина смотрела в его полные напускного хладнокровия и презрения глаза и вдруг поняла, насколько сильно недооценивала обиду, которую нанесла этому мужчине. Поставленное год назад условие не имело ничего общего с творчеством маэстро. Оно было не больше чем жалким до низости стремлением досадить предавшей женщине. И сейчас, когда весь свет судачил о вспыхнувшем в Парме романе Стреппони и Верди, самолюбивое эго импресарио кипело желанием ее уничтожить. Любые уговоры тут были бессильны. – Мы говорим о твоих детях, Бартоломео, – все же попыталась она. – Ни один мужчина не может быть до конца уверен в своем отцовстве, – ответил импресарио настолько непринужденно, как будто вел разговор с приятелем за карточным столом. Джузеппина не знала, что более унизительно: сам этот разговор или то, что ей приходилось его продолжать, надеясь на мизерный шанс сохранить благополучие. – Ты обрекаешь нас на нищенство, – тихим ровным голосом произнесла она. Как будто прочитав ее мысли импресарио слегка улыбнулся и ответил: – Не унижай себя, моя дорогая, продолжением этой беседы. Не выдержав, она попыталась дать ему пощечину, но Мерелли ловко схватил ее за запястье. Смотря бывшей подруге прямо в глаза, он медленно до боли сжимал ее руку. – Элио! – крикнул Мерелли. В дверном проеме тотчас показалась голова помощника великого импресарио. – Пожалуйста, предоставьте синьорине Стреппони мою карету. Велите кучеру отвезти ее туда, куда она пожелает. *** На полях лежал серый туман. Весенняя прохлада дня была полна сырости. Джузеппина вышла из кареты напротив обвитой вьюнами кованой калитки. Саверио помогал извозчику с багажом. Вылетевшие из дома Камилло и Пеппина с радостными криками повисли на матери обнимая ее за ноги, но казалось она этого даже не чувствовала. Джузеппина застыла неподвижно, глядя в глаза синьоре Стреппони, которая стояла перед входом в дом и молча смотрела на дочь. Несколько мгновений Джузеппина боролась за то, чтобы сохранить достоинство, несмотря на подкатывающий к горлу ком. Сегодня, впервые за долгие годы, этот бой она проиграла и разревелась. Громко и безудержно. Рыдания были абсолютно вне ее контроля. Синьора Стреппони медленно подошла к Джузеппине, но не обняла дочь, а лишь молча забрала отцепившихся от нее испуганных детей в дом. Немало смутившись, Саверио предложил руку своей захлебывающейся в слезах госпоже и повел ее по тропинке из поросших сорняками камней к дому. Вечером Джузеппина сидела в кресле, мерно покачиваясь в такт потрескиванию поленьев в камине и глядела на спину своей матери, которая стояла у окна и задумчиво смотрела в темнеющее небо. – Я все потеряла, мама, – почти шепотом пробормотала Джузеппина, – у меня не осталось ничего, ничего больше нет. У нас у всех ничего больше нет. – Разве ты не можешь связаться с маэстро Верди по этому вопросу? – Это исключено. Все еще вглядываясь в вечерний пейзаж, синьора Стреппони одобрительно улыбнулась. – Ты, моя дорогая, потеряла голос, молодость и частично здоровье, – медленно проговорила она, – Но ты по-прежнему сильна, талантлива и умна. Так, наконец, создай что-то, и перестань продавать себя за монету, защиту или даже любовь, как ты всегда предпочитала делать. По щекам Джузеппины опять покатились слезы. Услышав ее всхлипы, синьора Стреппони повернулась и на ее обычно непроницаемом лице появилось легкое раздражение. – Перестань реветь, ради Бога, – строго произнесла она, – жалость к себе сейчас непозволительная роскошь. – Как будто хоть когда-то я могла себе ее позволить… – огрызнулась Джузеппина, тем не менее пытаясь успокоиться. Синьорина Стреппони грустно улыбнулась и покачала головой. – Приводи себя в порядок и приходи. Мне нужна твоя помощь на кухне, – тихо произнесла она и вышла из комнаты. На следующий день Джузеппина ждала Саверио на скамейке в саду. Разговор предстоял неприятный. В своей, некогда избалованной достатком жизни, к деньгам она привыкла относиться совершенно легкомысленно. Имеющихся накоплений у Джузеппины оставалось на то, чтобы продержаться всего несколько месяцев, а это означало, что секретарю после долгих лет службы достойного выходного пособия предложить она не сможет, и это казалось ей несправедливым. Кроме того, только сейчас, когда Джузеппине пришлось принять решение об увольнении своего верного помощника, она вдруг впервые поняла, насколько искренне привязалась к нему. Мысль о том, что Саверио больше не будет рядом, отзывалась в ее сердце грустью. – Вы просили меня, синьорина, – послышался голос секретаря. Джузеппина обернулась. Саверио, стоявший у входа в сад, почтительно поклонился. – Да. Пожалуйста, присядете? – улыбнулась она. Как бы ни был Саверио удивлен такому приглашению, он его принял. Сев на край скамейки, он поежился и с явным смущением уставился на жука, принимавшего пыльную ванну под кустом роз. – Саверио, я… – начала было Джузеппина, но он прервал ее негромким, очень взволнованным тоном. – Не отсылайте меня, синьорина. – Это никак не зависит от моего желания, – вздохнула она. – Мне не нужно платить, – это было последнее, что ожидала услышать Джузеппина, – Синьор Мерелли был очень щедр. Я сумел накопить солидные сбережения.