— Смотрите, смотрите! Настоящий мальчик! — показались из-за угла Батские булочки-хохотушки (с кулончиками из запеченного сахара и россыпью цукатов). — Хихихи! — засмеялись одни. — Хахаха! — загоготали вторые. — Хохохо! — схватились за животики третьи и побежали рассказывать новость подружкам. Питер попытался было засмущаться, но тут взгляд его уткнулся в домик и табличку на нем «Примус Парабеллум, скульптурных дел мастер». Вполне себе обстоятельное строение с чадящей трубой, черепицей из пурпурного рахат-лукума и соломковым заборчиком. Имелся там и садик, полный снега и греющихся под ним статуй, и еще одна маленькая табличка на калитке: «Осторожно, злой ботинок». — Спокойствие! — уверенно поднял карамельную тросточку мистер Шнапс, пока мальчик размышлял, чего бояться больше: кусачих кроссовок, сапог или тапок. — Я знаю подход к обуви, — и смело вошел внутрь. Из будки рядом с тропинкой раздалось «Ррр-ррр». — Цыпа-Цыпа, иди сюда мой ходоший, — ответил гундосо пряничный человечек. — Ррр-р? — навстречу выскочила старый ботильон, у которого меж носком и подметкой торчали вострые-вострые зубы. Шумно гавкнул, проревел, как лев, и запрыгал к Шнапсу. — Цыпа! ЦЫПА!!! ЦА-атступаем! — возопил тот и шмыгнул за калитку. — Пожалуй, ффф, — маленький констебль тщетно пытался отдышаться, — пожалуй, стоит подаботать… над техникой. Уффф. Так, — пришел он наконец в себя. — Педеходим к плану «В», — детектив приложил ладошки ко рту и заорал. — Пди-мус!!! А-а-аткдывай!!! А-а-пчхы!!! (последнее к делу, конечно, не относилось и вышло совершенно случайно). Но мастер Примус так и не появился ни через пять минут, ни через десять, хотя пряничный человечек продолжал упорно взывать к хозяину дома, а ботиночек — рычать и гавкать за оградой. — Я Примуса со вчерашнего дня не видал, — выглянул из здания напротив новенький электрический утюг. — А цветок и хорошо, что украли, так я тебе скажу, Шнапс. — Добдый день! (подразумевалось, «ну и ну!») — задумчиво повертел ус мистер Шнапс. — Почему же? — Не позавидуешь ему: стоять целый день на окне, да еще невидимым. Не погулять, не поиграть. Кроме зимних ночей, очевидно, только все в это время спят… Нет, к лучшему. Право слово, как вспомню о бедном цветке, аж нагреватель паром обдувается. «Я тоже иногда кажусь себе невидимкой… Так странно». Питер замотал головой и принялся думать в совершенно ином направлении: похититель должен был не раз гостить у скульптора или иметь отличные навыки укрощения, иначе бы кусачий ботильон поднял шум и гам на всю улочку. Мальчик не замедлил написать о догадке в блокнот и показал пряничному человечку. — Точно. С самого начада подоздевад: несостыковочка тут, — махнул полосатой тростью констебль Шнапс. И поведал, как опрашивал вчера соседей, — ни крошечки подозрительного замечено не было. Напарники, не сговариваясь, обратили взоры на утюг, который шумно прихлебывал кофе на подоконнике. — Мсье Тефаль, не поможете пдойти мимо ботинка? Нам нужно еще даз осмотдеть дом. — Да вы что! Я и на метр к этой сандале не подойду. Давно говорю: ботиночникам пора запретить держать обувь без намордника. — Шифдуется! — топнул ножкой пряничный человечек. — Никогда, ддуг мой, не доведяй пдинтедам, элекдическим гделкам и утюгам. Все вдемя за ними глаз да глаз нужен! — Вы через забор лезьте, — посоветовал утюг (он, к счастью, не услышал бурчания маленького констебля), лениво жестикулируя шнуром с вилкой. — Цепь-то, глядите, короткая. Пришлось поступить именно так. Напарники перебрались через соломку с задней стороны дома и, пока ботильон не опомнился, прошмыгнули внутрь. У мистера Парабеллума оказалось на удивление тепло и уютно — горел камин, часики посапывали на полке и бормотали себе под нос (пардоньте, циферблат!). Пахло имбирем и гвоздичкой. — До-обдый день! Золы мало, — тут же осмотрел поленья пряничный человечек. — Пдимус не мог далеко уйти. Ну, Питед, помогай! Видишь что-нибудь? Мальчик послушно обошел здание, при этом усердно щурился, хмурил лоб и вглядывался в каждую пылинку. Среди прочего, обнаружились красивый университетский герб и фото Семицветика — застенчивого цветочка в обнимку со старым Примусом. Судя по карточке, мастер Парабеллум был родом из времен давних и полузабытых, — примерно тех, когда прапрапрабабка нашего героя любила гонять чаи с девятой герцогиней Нортумберленд и рассуждать о закате колониальной эпохи. Затем Питер встретил караван муравьишек в камуфляже и касках. Отряд занимался транспортировкой старой монетки между обеденным столом и подвалом, но с появлением человека скоропостижно разбежался (под вопль бригадира «воздушная тревога»). Место, где стоял раньше Семицветик, Питер нашел по темному кругу на подоконнике. Отсюда было всего пара шагов до двери, но мальчик не сомневался, что цветочек редко покидал дом. Питер до странного ясно понял вдруг, как похожи они с Семицветиком, — как дни и ночи напролет стояли оба у окна: когда загорались и гасли фонари, когда звезды мигали и падали, когда занимался рассвет и первые прохожие сонно брели по пустым улочкам. И это родство с чужой душой, пускай растительной и малознакомой, вызвало бледную улыбку на лице мальчика. «Хотя, разве, незнакомой? У нас много общего. Мы легко могли бы подружиться. Или стать братьями по крови, как в книге о Зверобое… Я хочу братика!» — Нашел что-нибудь? — спросил мистер Шнапс, нетерпеливо постукивая карамельной тросточкой. Питер очнулся и протянул монетку с изображением ладони. «И еще пахнет странно, — написал он, — имбирем и гвоздикой». — Добдый день! Я со своим пдостуженным носом и не заметил. А это, — пряничный человечек едва не завалился с монеткой, — клянусь всеми Имбидными Богами, Дележная Метка! Такие присылают должникам. Хмм! Так, а пдивкуса апельсинов и вина не чуешь? Питер принюхался и кивнул. — Глинтвейн! Стадый пдоходимец! Так, беди свой блокнот и пиши, — пряничный человечек заложил ручки за спину и принялся ходить туда-сюда, попутно дуя себе в усы. — Пункт педвый. Тэчэка. Ддова в камин бдосили недавно. Пункт втодой. Тэчэка. Пахнет Глинтвейном, а значит, он тут тоже был недавно. Тэчэка с запятэ. Глинтвейн пахнет, когда годяч, а значит, была ядостная ссода. Пункт тдетий. Тэчэка. Что общего у Глинтвейна и Пдимуса? Долги? Уммх… — мистер Шнапс почесал лакричный цилиндр. — Последнее не пиши. О! Оба они гдеют! А значит, решили «нагдеть» кого-нибудь! Оба пдохиндеи! А Семицветик узнал, и его устданили. Но как же нам найти беднягу? Пиши: надо понять, зачем Пдимус ездил в Плимут! Так, дай посмотреть. Питер поставил блокнотик перед маленьким констеблем (высоты они оказались примерно одинаковой), и тот критически оглядел схему. — Пдимус, Пдимус… Какой у тебя однако почедк кдасивый. Ладно, идем к утюгу, быть может, он знает. Напарники двинулись к выходу, и вдруг Питер заметил пятнышко на косяке двери, как раз на уровне глаз. Одно движение — и на свет явилось маленькое перо. — До-о-о-о-обдый!!! — запрыгал на месте пряничный человечек. — Добдый, так его и дастак, кдышкой об ведстак, день!!! Вот он и попался, негодяй! Так и знал: пингвин в чем-то замешан. С самого начала не доведял — и тут нате, улика! Будем адестовывать Шмигеля-Пигеля. Мистер Шнапс толкнул было входную дверь, но, услышав «Рррр» снаружи, плавно развернулся вокруг своей оси и засеменил в спальню. — Пожалуй, вылезем чедез окно. Глава 3, в которой выявляются обстоятельства философского характера Питер уже, казалось, и пообвыкся со странностями Чудного городка, но тут на улице Трех Некоронованных Королей напарникам встретился кактус Колючка. Так вот: каждый прохожий неизменно поздравлял растеньице… с Днем Нерождения. — Он забыл, когда появился на свет, и тепедь все дни отмечает как День Недождения, чтобы точно не пдопустить, — объяснил мистер Шнапс. Тут к имениннику подоспел пикантный соус Камберленд — с тоненькими усиками-ниточками цедры и бокалом красного вина, которые явно говорили о хоть и безмерно далеком, но Гаврском происхождении. Француз шел под ручку с запеченным до золотистой корочки Ростбифом, а за тем, как собачка, следовал Йоркширский пудинг (который из кляра и капельки горячего мясного жирка). — Поздравляем! — По… — … здрав… — вразнобой забубнили они. Кактус прижал лапки к груди и весь мурчал от внимания. — Позддавляю! — встрял пряничный человечек, а Питер нарисовал в подарок торт. — Ой! Ой, ой, ой! Мне? — иголки Колючки от удовольствия закрутились спиралью. — Спасиииибо. После этого кактус захотел пойти с напарниками и всю дорогу прыгал и скакал от радости (и, конечно, попутно принимал поздравления). Пингвин Корнелиус Шмигель-Пигель был владельцем старого дома с табличкой «Магазинчик разрушенных надежд». Не настолько чудного и загадочного, как следовало из названия, но все равно крайне странного. Внутри оказалось темно и синевато; на десятки метров вверх и вбок от входа шли шкафы со снежными шарами (на самом деле, стеклянные, чего упорно никто не замечает) — они излучали слабое сияние и позвенькивали. От конторки с кассой тянулась длиннющая очередь: тут вам и Крампет — круглый, улыбающийся и весь из пористого, смазанного маслом и пышущего жаром (будто едва-едва из печки) теста; и пузатый Корнуэльский пирог с пастернаком, картофелем и брюквой. Были яйца Бенедикт — чинные и торжественные: верхом на обжаренных до хруста тостиках, с веерами тончайшей ветчины и шляпочками из трюфелей. И как всегда лип к благородному сообществу Голландский соус (истинный француз, как и знакомый нам уже Камберленд, но умело свое происхождение скрывающий). Впрочем, не успел Питер подивиться интерьеру, как следом ворвался мистер Шнапс: выставил указательный палец и зарядил любимое: — Пошто укдал Семицветика, пдоходимец? — Какой конфуз, мон шери! — зашептала своему кавалеру Экклская слойка, напудренная и с мушками из смородины. Спутник — сладковато-пряный цилиндрик Швейцарского сыра — выпучил круглые глазки и пробухтел: — Это совершенно фосмутительно! — Добро пожаловать, — от голоса Корнелиуса, седоперого и благообразного пингвина в островерхой шляпе, у мальчика пошли мурашки. — Шнапс, Питер и… кактус? — Шмигель-Пигель спустил очки на кончик носа и пригляделся к Колючке, — определенно, кактус. «Откуда он знает мое имя?» — Господа, чем могу быть полезен? — А-а-пчхы? — мистер Шнапс потряс карамельной тросточкой. — Па-а-а-а-пчхы! Да как ты объяснишь вот это, — протянул он перо. — Найдено на месте пдеступления! — Какое ужасное пофедение! — снова заворчал швейцарец. — В самом деле? — хозяин осмотрел улику. — Господа, вынужден разочаровать, но это не мое перо. Боюсь, даже не перо пингвина.