Так что обвинение семьи Альеди в привороте и соблазнении их сына и моего жениха Симона стало только камушком, с которого началась убившая меня лавина. Но теперь-то никто не сможет обвинить меня в применении запрещенной ментальной магии. Чего нет, того нет. Но зато есть подвешенный язык, медицинские знания и наблюдательность. Не надо быть пророком, чтобы знать: женитьба убьет Плюгта — в его возрасте вредно так волноваться — и сломает жизни двум молодым людям, лишив их будущего. Разве можно пройти мимо и не попытаться излечить их судьбы? Вот только почему я так устала, словно и правда потратила магию на лечение, как раньше? Пожалуй, до таверны у реки я не доползу. Если бы не зонт, на который я опиралась, как на трость, давно бы упала. И так уже полгорода прошла пешком, и мои ботинки скоро развалятся. Подходящий ночлег я нашла, уже совсем выбившись из сил. И это была даже не ночлежка, а тесный полуподвальный чулан постоялого двора в самом конце квартала мастеровых. Только на этот великолепный одноместный номер у меня хватило оставшихся денег. Из мебели — вешалка в виде ржавого гвоздя на стене и грязный соломенный тюфяк, брошенный на пол. Я постелила на него газету, переоделась в старую робу, чтобы не помять обновки и провалилась в сон. На самой грани сна и яви мне привиделось, будто в крохотное разбитое оконце под потолком проскочила рыжая молния, свернулась у меня под боком в теплый клубок и заурчала. Мне снилось огромное рыжее солнце. Не палящее, а ласковое, окутывающее теплом как мамины руки. Давно мне не было так хорошо, словно я вернулась в детство. С чего бы это? Вздрогнув, я проснулась. Села и непонимающе поморгала: где я? С трудом вспомнила, задрала рукав робы и с изумлением уставилась на след от метки. Точнее, на полное отсутствие следа. И кожа! Святой Понтимоний, что с моей кожей? Бархатная, тугая, чистая, как у ребенка! На руках ни морщинки! Я скинула платье и обследовала свое внезапно помолодевшее тело. Грудь как у девушки. Живот… Ноги… Я потрогала подушечками пальцев лицо. Упругое, гладкое. И прядь волос на плече — черная, ни единого седого волоса. Я сплю. Я все еще сплю. К мятой и порванной газете прилипли яркие кошачьи волоски. Так вот кто грел меня всю ночь рыжим солнышком! Кот! Но не он же меня преобразил, да? Неужели Гилберт, отдав почти весь свой резерв, еще и вылечил меня? Но как? У него явно не целительский талант, я бы почувствовала. И кстати, почему меня сейчас не скручивает боль от чужой магии? А совсем наоборот — словно я заново родилась! Неужели все-таки рыжий кот? Но как? Переодевшись, я надвинула шляпу пониже, спрятала под нее волосы и поднялась по лестнице наверх, прошмыгнула по коридору. Надо отдать ключ от каморки хозяину. Как я буду объяснять свое преображение? Скажу, что его чулан обладает целебной силой? К счастью, на выходе за стойкой вместо хозяина сидела незнакомая дородная тетка. Она сверилась с записями, недоуменно посмотрела на меня и буркнула: — С вас еще сто фритов. — За что? — изумилась я. — Мы вчера договаривались на сто фритов за ночь, до полудня. — Уже три пополудни! Вот за это время и доплачивайте, милочка. Сколько же я спала? Какой кошмар! Что думает обо мне заведующий? Присвоила деньги, маркер, дорогущую магическую папку и сбежала. А еще кто-то уже мог вперед меня поймать серийного убийцу и забрать мою премию! Пока я остолбенело моргала, тетка сделала знак охраннику у двери, и тот загородил проход мощной фигурой. Ясно. Меня тут решили ограбить. Нет уж, это мои последние деньги, и я намеревалась на них пообедать. Не отдам без боя! — Надо было вовремя разбудить постояльца, а не вымогать не оговоренную плату! — Я пристукнула зонтом по полу для внушительности. — А если бы я за это время умерла в вашем ледяном, полном крыс подвале? Но давайте найдем компромисс. Я готова оставить сто фритов, но в обмен на миску каши и булочку с джемом и молоком. И это последние деньги. Тетка, оценив мою решимость не расставаться с ними просто так, кивнула. — Договорились. Идем. Деньги вперед! А в миг, когда я передавала сотенную купюру, наши руки соприкоснулись, и меня прошило молнией знания. Как раньше, когда я была полна магии. Тетка страдала сильной мигренью, вызванной страхом: обнаружила недостачу в кассе и боялась сказать хозяину. Сунув в карман плату, она прошла в зал трактира при гостинице. Тут было полно народу разбойного вида и троллей, то и дело слышались выкрики: «Хозяин, еще пива!». — Джед, выдай девушке жратву! — проорала она разносчику с порога, перекрыв шум. На нас все оглянулись. Кто-то присвистнул: — Какая красотка! Эй, цыпа, иди к нам, не обидим. Пива хочешь? Красотка? Я даже оглянулась, нет ли кого позади. Никого. Не повезло только мне. Их много, я одна. Взяв зонт наперевес, я расставила точки над рунами: — Я тут по делу, господа. Ищу того, кто покажет мне могилу святой Арлиль. Никто не знает? Может, слышали? Вспоминайте, я пока пообедаю. Никогда еще я так быстро не ела! Народ изумленно наблюдал, как стремительно исчезает каша из миски, тает булочка, совершенно восхитительная на вкус, и испаряется молоко. Поставив опустевший стакан, я широко улыбнулась публике, стукнула зонтом и посетовала: — Синдром дырявого желудка, господа. Понимаете? Всё ваше пиво мне на один глоток. Сколько ни ешь, сколько ни пей, все как в прорву. Разорение. Только святая Арлиль может мне помочь. Ну, пойду дальше искать ее могилку. И пока никто не опомнился, сбежала, как кипящее молоко с огня. Скорее, скорее на улицу Рожна, в больницу святого Понтимония, теперь-то я смогу попросить нормальную работу. В больнице вечно не хватает квалифицированных медсестер — сбегают. А я не сбегу. Я там все и всех знаю, как пчела свой улей. Поверить не могу: я вернулась! Я на свободе! Получается, у меня второй самый счастливый день в жизни? Хотелось петь, смеяться и пуститься в пляс. Стоп. А как же убийца? Незнакомую женщину с улицы никто не допустит к архивам! Да и примет ли меня теперь заведующий на работу? Это он к старухе Мар Леман хорошо относился… И как я объясню, что у меня нет метрики? Не могу же я показать ту, что лежит в сумке? Получается, я теперь не только без денег, жилья, работы, но и без документов? Уже не так радужно. Я подошла к окну ближайшей лавки с засохшей клумбой и кривой вывеской «Вторая жизнь». Обычно так пафосно назывались лавки старьевщиков. Вгляделась в темное стекло. Да, это я, убитая и воскресшая Арлиль Норд. Если меня кто-нибудь узнает, вторую экзекуцию я не переживу. Но если у меня есть магия… Я зажмурилась, вызвала теплый поток в правой ладони, коснулась головки сухого цветка. Под моей рукой он дрогнул, стебель зазеленел… Я безжалостно сорвала его и торопливо зашагала дальше. Мне нужно избавиться от магии. Немедленно. Мне нужно кому-то отдать резерв, как Гилберт слил его мне в страхе перед инспектором. Или… или потратить. Самой. Как назло, на улице Рожна шастали какие-то пьянчуги, крутились даже для поздней весны легко одетые девицы, а у таверны стояли поигрывали ножиками бандиты… И все нагло, вызывающе пялились на меня, стараясь заглянуть под шляпу. А вот и больница! Но мне туда нельзя. Я прошла дальше, к пострадавшему от личей приюту. На его крыльце еще виднелись засохшие багровые пятна. Я бесстрашно толкнула дверь и ступила в темный, пахнущий кровью холл. Шагавшие за мной вразвалочку бандиты остановились, плюнули и развернулись. Никто не пожелал связываться с сумасшедшей. Да и вдруг не всех личей выловили и обезвредили? Вот тут-то я и нашла осколок зеркала. И выплеснула на саму себя магию. Это было мучительно. Не так, как экзекуция, когда забирали мою силу и жгли каналы, но жутко и больно. Словно я была живым камнем, а безжалостный скульптор бил молотком по долоту и высекал глубокие морщины, а потом гвоздем процарапывал борозды. Из глаз текли слезы, но я и была тем жестоким мастером, некого винить. Через несколько минут на меня смотрела морщинистая старуха. Волосы побелели еще сильнее, чем было вчера. Перестаралась. Я выдохнула, вытерла слезы и выпрямила спину до хруста. В конце концов, над моей осанкой работала матушка, нельзя ее подводить, а гордость и достоинство — единственное, что у меня осталось. * * * — Зачем снова пришла, эйта? Тебя же вчера вышвырнули! — с привычным радушием встретила меня очаровательная Нинель. Она собиралась домой: на плечах модная, отороченная мехом накидка, на руках кружевные перчатки не по сезону. — И вам доброго здоровья, — кивнула я. — Господин заведующий у себя? — Тебе-то какое до него дело? — Никакого, — согласилась я, обогнула девушку и направилась к кабинету Смокта. Постучала. — Войдите, — послышался глубокий и снова уставший голос целителя. Я достала курьерскую папку из сумки, толкнула дверь и застыла на пороге. Смокт был не один. На диванчике у стены сидел, взгромоздив ноги на низенький столик, мой бывший жених и будущий мэр Фритана Симон Альеди. Одной рукой он откидывал белокурую челку, а во второй крутил бокал с янтарной жидкостью. Тонкими и длинными пальцами — их чувственные прикосновения я помнила слишком хорошо, и сердце сразу забилось чаще, проклятый рефлекс. Я помнила, как холодное стекло касается вершинки груди, и она сразу съеживается, а на нее немедленно падает ароматная капля, чтобы тут же быть слизанной горячим языком… Я все помню. Все мгновения. Все слова. Все клятвы. Десять лет, десять лет я его проклинала. И если мое сердце бьется чаще, то только от ненависти. При виде меня оба мужчины ошеломленно замерли, словно им явился выхолостень. Симон спустил ноги на пол, одним глотком опрокинул в себя бренди и тихо выругался. Узнал. И почему-то не ожидал увидеть меня… такой. Почему? — Госпожа Леман, вы? — поднявшись из кресла, с таким изумлением спросил Смокт, что и вторая догадка подтвердилась: он замешан во всей этой истории. С чего бы ему удивляться, если сам отправлял курьером, а сегодня приглашал на работу. — Простите, если помешала, господин Смокт. Ваша папка. Я прошла к столу, положила на край магическую папку и повернулась к выходу. Ничего, кладбищенского убийцу я и сама найду. Или продам полиции свои подсказки, какую-то премию мне все равно дадут. Большую в случае поимки преступника. Не отчаивайся, Лиль, ты свободна, это главное. А теперь ты свободна и от прошлого. — Она так и осталась безобразной старухой! Все напрасно! — зло прошипел Симон. — Ты говорил, что твой план стопроцентно сработает, Алекс! Целителя зовут Алекс? Надо же. А больничные документы подписывает некий Д. Смокт. И Нинель, когда думает, что ее никто не слышит, с придыханием шепчет: «Мой Димми, никуда ты от меня не денешься». — Подождите, госпожа Леман, не уходите. — Выйдя из-за стола, заведующий обошел меня и плотно закрыл дверь. Во второй его руке что-то блеснуло, но я не успела понять, что именно. Смокт уже спрятал это в карман. Похоже на амулет связи. — Нам надо разобраться. Поговорить. — Я спешу, господа. Район тут не самый спокойный, чтобы ходить в одиночку по вечерам. — Вас отвезут, куда понадобится. Госпожа Леман… — Арлиль! Арлиль Норд! — не выдержал Симон. Подскочил, оперся руками о столик, вглядываясь в мое лицо и брезгливо морщась. Моя спина стала еще прямее, а подбородок задрался. Ненавижу. Презираю. Предатель. Симон схватил бутылку со столика, набулькал полбокала и залпом проглотил. Выдохнул: — Ты… Ты должна была вернуться! Стать прежней Лиль.