К сожалению, пока я вскарабкивалась на подоконник, пытаясь справиться с длинным платьем, сползающей с плеч мантией и собственной неожиданной неуклюжестью, Илай освободился из ведерного плена и смотрел на меня снизу-вверх. Шейный платок выбился из-под воротничка и съехал набок, волосы торчали в разные стороны, поперек покрасневшей от мороза щеки тянулась тонкая царапина. Он протянул руки: – Спускайся, Эден! – Божечки, как высоко! – испугалась неожиданно опасного прыжка. – Я тебя поймаю. В воображении нарисовалась странная картина, как я прыгаю с подоконника прямо в руки Форстада. Мы падаем, утопаем в снегу, и нас, замороженных, с идиотскими улыбками на лицах, находят только весной. – Лучше полезу спиной… Следуя собственному решению, я повернулась и с грациозностью крылатого скиффолса начала слезать с подоконника. Вытянула ноги, повисла на локтях. Платье до хруста натянулось на бедрах и сильно мешало движению. – Ты же там не смотришь мне под юбку? – насторожилась я. – Нет, – отозвался он снизу. – Под юбку не смотрю. Она у тебя задралась. – Какого?.. – Тут выяснилось, что я умудрилась прищемить широкий подол и обнажилась собственными силами. – Отвернись немедленно! – Эден, не переживай: все интересное прикрыто мантией, – уверил он. – Наплевать! Неожиданно я поймала себя на идиотской мысли, что, как назло, натянула с утра шерстяные чулки с самым простым хлопковым поясом, какой даже в общественную купальню надеть неловко. Знала бы, что в середине дня буду висеть с оголенными ногами, выбрала бы шелковые чулочки с кокетливой стрелочкой по всей длине! – Форстад, ты отвернулся? – Да! – Что ты видишь? – Стену. – Опиши ее! – Серая стена… Эден, останови приступ скромности! Что я, чулок не видел? Они, к слову, у тебя с начесом, что ли? Смерть тебе, похотливая скотина! Я начала вытягиваться на руках и, выворачивая шею, как утка, быстро спросила: – Ты меня ловишь? Секундой позже на ягодицы легли большие мужские ладони. Напарник определенно меня ловил, даже подставил руки. – Ты что же… – процедила я. – Меня за зад лапаешь?! – Сама велела отвернуться! – возмутился он. – Что, не глядя, нащупал, за то и начал держаться! – Держаться?! – Поддерживать, – быстро исправился он. – Ты уже повернулся обратно, почему твои руки все еще там? Немедленно схватись за талию! – Не дотягиваюсь, – явно издевался он. – На цыпочки встань! – Не могу, под ногами ведро. – Ты уберешь уже лапы с моего зада? – вызверилась я. – Нравится, да? – Ну-у, – нахально прищелкнул он языком, – ничего так… В следующий момент стало абсолютно наплевать, за какую часть висящего в воздухе тела меня поддерживал Форстад. Порыв ветра рванул створки, и окно со звоном хлопнуло над головой. От неожиданности я отпустила руки и, моментально теряя равновесие, начала заваливаться назад. В романтических книжках герои часто падали в пушистый снег, и благородный мужчина сильной рукой всенепременно прикрывал неуклюжей девице шальную головушку, чтобы она не сотрясла последние мозги. Приняв на себя удар, он вставал как ни в чем не бывало и до места назначения тащил спутницу на плече. В реальности мы с Форстадом плюхнулись, как мешки с картошкой, и предательский снег совершенно не смягчил падения. От позабытого на зиму садового инвентаря поднялся страшный грохот, а «благородный мужчина» заорал, как портовый грузчик. – Эден, ты какого демона отпустила руки? – рыкнул он, помогая мне выбраться из сугроба. Чтобы все понимали, меня вовсе не подхватили под локотки, аккуратно возвращая в вертикальное положение, и даже не потянули за руку, нежно и предупредительно, помогая подняться. Вовсе нет! Он схватил меня за шкирку, как нагадившего котенка, да еще хорошенько встряхнул. Удивительно, как и на вороте платья с корнем не отодрались мелкие пуговки-шарики. – А ты зачем мой зад ощупывал? – огрызнулась я, обожженными ледяным холодом руками поспешно смахивая с одежды снег. – Да случайно я! – оправдался он. – Вот и я случайно! Ты что делаешь? – изумилась, когда он принялся расстегивать пуговицы на пиджаке. – Догадайся, демон тебя дери! – Он сорвал с себя пиджак и, не произнося ни слова, накинул мне на плечи. – Надевай! Надо было бы поспорить и вернуть вещь владельцу, но от мороза зуб на зуб не попадал. Когда дело касалось выживания, первой засыпала принципиальность. Да и вообще я всегда считала, что люди преувеличивали значение принципов. – А тебе не холодно? – дрожа, я быстренько сунула руки в рукава, запахнула полы с такой силой, что широкий для стройного женского тела пиджак натянулся на спине. – Холодно, конечно, – процедил он, делая шаг и проваливаясь по колено в снег. – Забери пиджак! – Эден, просто закрой рот и позволь мне побыть хорошим парнем! По мне, одно то, что он сиганул из окна, хотя – очевидно – желание любыми способами попасть на тренировку и не нарваться на наказание считал большой придурью, уже на пять минут делало его хорошим парнем, не имеющим ничего общего с белобрысой столичной принцессой. – Ладно… спасибо. – Пожалуйста. Мы продвигались по заваленному снегом газону к углу общежития, за ним пролегала вычищенная пешеходная дорожка. Преодолели некоторое расстояние, и вдруг я ощутила, что осталась босой. Правая туфля увязла в сугробе и слетела с ноги. – Форстад, подожди! – окликнула напарника. – Что? – оглянулся он. – Обувь потеряла. Я начала ковыряться в снегу окоченевшими пальцами, пытаясь выудить закопанную туфлю, и с победоносным писком подняла ее над головой. – Нашла! Мгновением позже земля качнулась, я с размаху уселась в сугроб, проломив задом хрупкую льдистую корочку, и испуганно ойкнула. – Эден… – то ли простонал, то ли прорычал Илай. Правда, подняться помог. – Сколько там времени? – Время бежать, – бросив взгляд на часы, заключил он. – Да демоны дери клоуна с его булочкой! – пробормотала я и схватилась за крепкое плечо парня. – Постой мгновение. С трудом на одной ноге сохраняя равновесие, вытряхнула снег из заскорузлой от мороза обувки и кое-как нацепила. Показалось, что ступню заковали в узкую деревянную колодку. – Ну-ка, Эден, отойди. – Илай отодвинул меня в сторону, размял озябшие покрасневшие пальцы. – Слушай, Форстад, не подумай, что я брюзжу, но ты очень не вовремя решил заняться зарядкой, – кутаясь в пиджак, простучала я зубами. – Помолчи, гений дедукции! – буркнул он, прикрыл глаза и резким движением выкинул вперед руки. От раскрытых ладоней оттолкнулся заметный даже невооруженным глазом воздушный шар. Набирая скорость, он вспорол сугробы до пожухлой травы. В разные стороны фонтаном летели комья снега с землей, липли к зданию, колотили по окнам. На газоне прочертилась глубокая борозда, сгущенный воздух врезался в стену. Казалось, что общага содрогнулась, с наклонной крыши с грохотом сорвался снежный поток, испуганно разлетелись голуби, и где-то над нашими головами зазвенели разбитые стекла. – Уходим! – Илай схватил меня за руку и потащил по расчищенному проходу. На обледенелую брусчатку нам удалось выбраться без потерь: окоченевшими, но на своих ногах и даже в обуви. С трудом удерживая равновесие, безбожно скользя и так же безбожно ругаясь, мы завернули к учебному корпусу и обнаружили, что на полигоне в ожидании демонстрации уже собралась толпа, а по аккуратно вычищенной тропинке к стеклянной оранжерее тянется жидкий ручеек юных натуралистов и деловитых мамаш, увлекающихся разведением комнатных растений. Не сговариваясь, мы прибавили хода и против движения, цедя неразборчивые извинения, втиснулись в парадные двери. До комнат для переодеваний оставалось рукой подать, всего лишь спуститься по лестнице, но на середине пути случилось непоправимое! Конечно, непоправимое без сапожника. На правой туфле сломался каблук, а он, между прочим, даже не шатался, в отличие от левого. Я не нырнула под ноги гостям только потому, что Илай крепко держал меня за руку и сумел предотвратить неизбежное падение. – Да твою ж! – не обращая внимания на зрителей, в сердцах выругалась я. – Каблук сломался! Туфли пришлось снять. – Ты же не собираешься бежать босой? – почему-то возмутился напарник. – Простудишься.