– Зачем тесниться? – невинно улыбнулась блондинка, в нашей шумной компании почти не подававшая голоса. – Я сяду к котику. Быть точнее – плюхнулась сверху на котика, хотя, по всей видимости, пыталась опуститься с королевским изяществом. Грациозно ей удалось разве что впечатать копыто мне в сапог. А Форстад, это хвостатое гулящее недоразумение, с которым мы тесно прижимались боками, коленями, плечами, да и вообще разными частями тела, даже не подумал протестующе мяукнуть! Предполагаю, он, наоборот, замурчал. Просто из-за возни остальных пассажиров, пытающихся поместиться в узком пространстве и не поколотить друг друга локтями, не удавалось расслышать довольного мурлыканья. Но оно было! Зуб даю. – Я не тяжелая, котик? – кокетливым голоском протянула Тина – пуговичная паутина. – Нормальная. – Только места много занимаешь, – не удержалась я. – Может, поменяетесь с Дживсом местами? – Нет! – разом громыхнули три голоса. Карета наконец тронулась, мы качнулись. Тина взмахнула рукой и заехала мне по лбу маленькой сумочкой. – Извини, – хихикнула она. Точно специально вмазала! Пуговка-прилипала! Согласитесь, если уж вскарабкалась на коленки чужого бывшего парня, то цепляйся покрепче и не делай резких телодвижений, чтобы не скатиться на пол… или чтобы не помогли упасть. Экипаж затрясся на обледенелой брусчатке. Острый нос женского сапога три раза уткнулся в мою голень: тук-тук-тук. – Ты можешь не егозить? – взорвалась я. – Ну, извини, карета качается, – огрызнулась она. – Форстад, держи крепче свой багаж! – Аниса, иди ко мне. – Геар с подозрительным энтузиазмом протянул с другой стороны салона длинные руки. – От перемены слагаемых сумма не изменится, – немедленно воспротивилась Тильда. – Пусть лучше на своей стороне поменяется местами. – С Мажором?! – окончательно взбесилась я, подогретая стремительно побеждающей лихорадкой и ревностью. – Вообще, я имела в виду поменяться с Дживсом, но, если хочешь подержать на руках девушку, кто мы такие, чтобы вас останавливать, – съехидничала лучшая подружка, всегда умеющая подобрать нужное слово, чтобы окончательно добить. – Эй, колбасный принц, – через паузу позвал Илай. – Предложение еще в силе? Колени от мороза не ломит? – Не жалуюсь, – ухмыльнулся тот из темноты. – Отлично. Ловким движением блондинка перекочевала к Геару. Обмен был столь стремительным, что ни «багаж», ни «колени» не поняли, каким образом оказались вместе. – Котик! – взвизгнула Тина, налегая спиной на громко крякнувшего кузена Юри, как на спинку дивана. – Почему ты меня пересадил? – Ноги затекли, – коротко «мяукнул» тот. Какое счастье, что городские огни, едва сочащиеся через маленькие оконца, не озаряли салон, а всего лишь рисовали на стенах полосы света, иначе все заметили бы, с каким трудом я проглотила довольную улыбку. – Мне тут в голову пришла мысль, – прервал молчание Дживс. – Оставь ее при себе, – немедленно посоветовала я. Зная, какой бардак творился в голове у Дина, ничего умного от него ждать не следовало, а глупости интереснее слушать на занятиях по высшей магии, когда адепты отвечают домашку. Однако сосед решительно вознамерился поделиться размышлениями с миром: – Если бы я не знал тебя, Форстад, то решил, что вы с Ведьмой цапаетесь как бывшие. Он хохотнул над собственной шуткой, в которой не было даже доли шутки, и в карете повисло долгое молчание. Было слышно, как грохотали колеса по каменной мостовой, поскрипывали рессоры, шмыгнула носом блондинка. – Чего все примолкли? – не понял он. – Дживс, ты такой кретин, – хмыкнула в тишине Матильда. Лицо подруги терялось в темноте, но по ехидным интонациям можно было легко представить, как она закатила глаза. – Никакого чувства юмора, – укоряюще поцокал «шутник» языком. – Дин, – вкрадчиво позвал Илай. – Сделай доброе дело: усни до приезда. Тот обиженно засопел и отодвинулся от меня, вжимаясь в стенку. Теряться не стала, расправила плечи и наконец вздохнула полной грудью. В полном смысле этого слова, а то от ревности что-то случилось с подачей кислорода к голове: в сумбурных мыслях все время крутилось злосчастное «я жалею». Карета остановилась напротив ворот академии. Мы дружно выбрались на холод. Дартмурт выглядел мрачным, безлюдным и покинутым, словно днем действительно наступил конец света. Лишь в жилом крыле светилось несколько окон-глазниц, доказывающих, что замок не обездолен, обитатели не исчезли и по коридорам не летают призраки. К слову, последнее утверждение ничем не доказано. В академии даже имелся официальный клуб охотников за привидениями. Но, по слухам, за все годы существования сообщества чудаки сумели обнаружить только одного призрака, и им оказался кастелян, раньше любивший инспектировать ночные коридоры. Когда энтузиасты набросились на ничего не подозревающего старика, тот едва досрочно не превратился в злого духа. Говорили, он месяц гонял наказанных горе-охотников по главному холлу и заставлял по пять раз на дню перемывать мраморные полы. Странно, как после этой абсурдной истории клуб не прикрыли. Дело «охотников» по-прежнему было живо – сама недавно видела на доске объявлений призыв ко всем неравнодушным вступать в ряды непримиримых борцов с привидениями. Форстад сухо попрощался, коротким кивком призвал верного пажа к ноге, и оба, пряча шеи в поднятые воротники пальто, торопливой походкой направились к зданию общежития. Тина-пуговка, забыв поблагодарить Геара за щедро предоставленные колени, ринулась следом. Невольно я проследила, как она, поскальзываясь на обледенелой брусчатке, нагнала моего бывшего парня, схватила под локоть и, размахивая сумочкой, что-то защебетала. В голове, как мелодия от застрявшего в музыкальном ящике почти разрядившегося магического кристалла, снова закрутилось навязчивое «я жалею». Почему-то зазвучавшее сладким голосом блондинки. – До встречи, Аниса, – проговорил Геар. – Я жалею! – в ответ объявила я. – Жалеешь? – не понял он. – Кого? – удивленно моргнула. – Ты сказала, что жалеешь. – Я? – Ты. Божечки, я сказала дурацкую фразу вслух? Совсем дело плохо! Пришлось выкручиваться: – В смысле, не жалею, а желаю! Удачи, Геар. – Ведьма, ты не заболела? – осторожно уточнила Тильда, следившая за престранным прощанием. – Пока еще нет. Демоны дери суровую зиму в Дартмурте, у меня действительно начинался жар! Я столько раз принимала аптекарские снадобья по идиотским поводам, что не уверена, не выхлебала ли бутылочку жаропонижающего до последней капли. А сироп подорожника?! После истории с араустом волшебного сиропа оставалось на самом дне флакона! Помру от глупой простуды, даже не достигнув совершеннолетия, только потому, что выдула снадобье для профилактики приступов паники. Я шагала по лестнице, стук каблуков отражался от стен испуганным эхом и возвращался насмешливым «жалею». Пожелав друзьям спокойной ночи, завернула в женское крыло, дождалась, когда стихнут шаги, умолкнут голоса, и взлетела на восьмой этаж. Спать не смогу, пока не выясню, что столичная принцесса имела в виду! В мужском крыле кто-то забыл закрыть окно. Тепло улетучивалось, воздух был тяжелым, влажным и пах купальней. Я замерла перед комнатой с цифрой пять на притолоке и в дурацком отупении таращилась на дверную ручку. В полумраке холодного, погруженного в безмолвие коридора красный цвет этой самой ручки казался особенно пронзительным. По всей видимости, Илай больше ни о чем не жалел… Третий этаж окутывал полумрак. Лампы по-прежнему едва-едва теплились, вокруг ни души. От температуры или, быть может, от ужаснейшего разочарования под ногами плыл пол, словно я шла не по коридору, а по неустойчивой корабельной палубе. Повернула в темный закуток и попятилась, обнаружив в темноте мужскую фигуру… Сложив руки на груди и опираясь спиной о дверь, возле моей комнаты дежурил Форстад. – Почему ты под дверью? – выпалила я. – Стена красится, – пояснил он. – В смысле, у тебя же в комнате ручка красная! – Какая ручка? – не сразу понял он. – Дверная? Я потупилась, чувствуя себя идиоткой. Надо же было ляпнуть! – От Дина спасаюсь. А ты ходила ко мне в комнату? – отлипая от двери, закономерно поинтересовался он. – Не ходила, а проходила мимо, – поправила я с умным видом. – Это большая разница. – Мимо моей двери? – уточнил он с улыбкой в голосе. – На восьмом этаже? – Божечки! Форстад, когда ты научился цепляться к словам? – почувствовав, что сама себя, образно говоря, приперла к стенке, огрызнулась я. – Что ты здесь делаешь? Заблудился? – Нет, – прозвучало до мурашек серьезно. На некоторое время между нами повисло молчание. Мы стояли в шаге друг от друга, окруженные темнотой, окутанные странной тишиной. Меня лихорадило то ли от жара, то ли от нервов. – В таверне ты сказал, что тебе жалко, – произнесла я. Он не сводил с меня прямого взгляда. – Я сказал, что жалею. – О чем?