– Я сам хотел об этом просить. Пожить у вас. – Не понял?! – Не хочу проснуться в реке без головы. Возьмёте?! Мы с Могром переглянулись. Десятник сразу утроил бдительность, притормозил лошадь, выровнялся с копьём сопровождения, следующим чуть позади нас. Кому-то из моих что-то шепнул. – Всё настолько серьёзно? – Думаю, да. Пятьдесят… сто монет, может, и простили бы… – Будут попытки?! – Вас… Нет, наверное. А мне не жить. Это не мелочовка за убийство крестьянки Небесными… – Хорошо. Будешь жить рядом с моими. От меня ни на шаг. Если что нужно, скажешь мне, там по ситуации решу… По приезде из банка я поднялся к Равуру. Меня к нему поначалу не хотели пускать слуги понаехавшей родни, но усиление моих бойцов за спиной и мой бешеный взгляд, видимо, что-то поменяли в их установках. Я за последнее время тут успел порядком покуражиться. Покуражился только один раз, но за мной закрепилась репутация конченого отморозка, к которому почему-то расположен нынешний владелец поместья. У старика был целый консилиум шарлатанов под присмотром многочисленной родни. Походу, отходит старик, а эти шарлатаны тут только для того, чтобы зафиксировать смерть. У дряхлого я спросил разрешения глазами. Нас было «целых двое» среди десятка «неполноценных». Он ничего не сказал, силы его уже оставляли. Кругом были стервятники. Троюродные племянницы, двоюродные сестры по мужской линии, внучатые племянницы и так далее… Растолкав лекарей и прочих стервятников, я пробился к старику. Мать вашу, как его оккупировали всякие левые. – Равур… Ты слышишь меня? – шептал я над его ухом, после того как дал в ухо его якобы лекарю. На губах пузырятся кровавые пузыри. Пи…ц человеку. – Дед! Ты слышишь меня… – сдуру стал я трясти его. Сам понимаю, что дурак. Не в его состоянии какие-то тряски. – Дед, не подыхай! Но реакция этого тела поразила всех присутствующих. Это полумёртвое тело приподнялось над ложем. Притянуло меня сухой веткой правой руки. – У-е-зжай… – прошипел он на грани слуха. – Он рядом. Он смеётся. Он ждёт… Обмани его… – сказал дед и обмяк. На губах играла улыбка. Губы, смоченные кровавой ниткой. Легкие конвульсии рук. Постепенно застывающие зеркала глаз. Дед умер. Я это понял. Понял без всяких… Жаль… Всем своё время… Как только продержался до моего прихода?.. Невольно вспомнился недавний сон. Равур на холодном льду. Пытается рыбачить. – Не останавливайся! Иди! Иначе провалишься! – сказал он. Я тогда во сне не понял. Да и сейчас не особо понимаю. Я понял другое. Он рядом. Я рядом. Пояснять тонкости не буду. Не поймёте, что между «он» и «я» нет никакой разницы. Всё субъективно, зависит только от точки зрения. Каждый живой организм с момента рождения уже несёт в себе свою смерть… Из левого глаза невольно скатилась слеза. Позор. Северянину нельзя никому показывать секунды слабости. Нельзя показывать даже друзьям. Нельзя показывать родне. Нельзя показывать никому. Мы, северяне, кратки на эмоции. Жестоки по принципам. Лицо перекосило маской улыбки, скрывающей скупую слезу. На! Ещё раз. На! Я вышел из комнаты. Костяшки саднят сорванной кожей. Кому-то, видимо, прилетело. Смутно помню, что кто-то стоял на пути. Смутно помню, что кто-то орал. Смутно помню, что мелькало что-то белое. Сначала белое, потом красное… Удар. Ещё удар. На. Лови. Тварь! На! Не стой на пути! – Ваден! Не надо! Стой! – орёт что-то красное на пути. Хочу ударить, но табу. Что-то мешает ударить… Прихожу в себя. Гумус сжался в комок. Сжатый. Ожидает удара. Кто эта сволочь, что посмела угрожать моему оруженосцу?! Где эта тварь?! Урою на фиг! Что же ты, мелкий! Ты только намекни! Только подскажи! Кто эта тварь, что тебя обидела! Да я его урою! – Ваден… Прийди в себя… – шёпот непонятно откуда. – Гумус, что происходит? – Ваден… Ты сошёл с ума… Бьёшь всех, кто рядом… Мужчин, женщин, девушек… – Каких ещё девушек? – Ты прорывался от комнаты Равура напрямую… Сносил всех… – И?.. – Там были рядом… Всё понятно… А что?! Я никогда не бил женщин. Это всё врут, что я способен на такое! Я не могу ударить женщину априори! Подчёркиваю, не могу ударить женщину! Могу ударить тварь, независимо от пола и возраста. В общем, так получилось… Они сами виноваты… Я смутно помню последующее. Не потому, что я был пьян. Господи, если бы вы знали, каково это выходить из себя. Это же не просто так есть такое выражение в русском языке. И как много в этих словах смыслов, что выходят за границы общепринятого понимания… Я тупо сидел на одной точке во дворе дома. Ушёл в себя. Сидел и улыбался. Кто не понял, почему я улыбался, то тому и пояснять не буду. Кто понял, тому объяснения лишние. Судя по кочеванию солнца по небу, прошло около двух-трёх часов. Мои за это время собрались. Гумус, как я подозреваю, взял не только вещи, но и припасы с кухни на наших семь рыл, восемь – считая Ивара. Купцы уже давно не с нами, мутят что-то в столице своё, так что их в расчёт не берём. А что? Равуру его припасы уже не нужны, а нам ещё пригодятся. – Куда? – спросил мелкий, заметив, что я вроде пришёл в себя. Он вывел Колбаску из конюшни и уже какое-то время отсвечивал с конём рядом со мной. – Будто ты не знаешь! Туда же, куда обычно меня заносит… – А как же слова… Ну его на… этих жрецов… Что бы я ещё раз к нему приехал… – Не твоего ума дело. Едем в Странный город… Глава 4 О прошлом, что перекраивает настоящее, и прочей мишуре столичного дворянства Само собой, мы поехали по самому краткому пути, через Весёлый с его постоянными борделями, кабаками, ипподромами, притонами торговцев зелёной пастой и прочим. После Весёлого города был Злой город. В город второго кольца мы прибыли на удивление без лишних придирок от стражи Злого города. Возможно, из-за того, что по количеству, обмундированию и прочему мы полноценное рыцарское копье. В общем, не пьяная шантрапа из мелких, пьяных дворян, развлекающихся в соседнем Весёлом городе. А может, потому, что мне в моём пограничном состоянии сознания в сумерках показалось знакомым лицо десятника, что нас впускал в городские ворота Злого. Тихо проехали библиотеку и королевский архив. Миновали сыскной департамент. И на удивление на пустом месте до нас докопались на выезде из Злого города в Странный. Чем-то мы им не понравились. Смотрят зло, уверенно. Цепляются к мелочам. «Ну, гады, держитесь. Сейчас я вам устрою!» – в отголосках сознания мелькнула мысль, прежде чем я переключился в визуальный, покадровый режим сознания. Впрочем, ничего непоправимого и не произошло. Ивар выпал из своего безмятежного состояния, опередил меня. В секунду спешился и что-то прошептал десятнику стражи. Они переглянулись и мигом нас пропустили, забыв про свои прежние претензии. – Ивар? Что ты им сказал-то? – Не твоё дело, – усмехнулся он непонятно чему. – Ты слишком недолго был в гвардии, чтобы что-то по-настоящему знать… Он замолчал. Как-то странно посмотрел на меня. Так, с прищуром. Как-то с пренебрежением. Так, как будто смотрит на ребёнка. Усмехнулся через силу. Словно не надо мной усмехнулся, а над собой. Именно над собой усмехнулся. Я на чутье таких нюансов весьма горазд. – С тебя выпивка и ба-а… дамы, – резко поправил он себя. – Выпивка само собой, – резко отреагировал я на неожиданность, мгновенно выйдя из своей меланхолии. – А вот баб не будет! Будет настоящая дворянка! А не шваль бордельная! Сказал. Пообещал и сам понял, как лоханулся. Где же такую найдёшь. Надо же понимать, что под «дамами» у этого романтика «в мозгу прошито» совсем другое. То, что в реальности редко. Незлобивая, немеркантильная, неиспорченная девушка дворянского сословия. А где такую искать? То, что девушка тоже должна быть дворянкой, важно. Разница культур – зачастую непреодолимая граница. С дурой говорить не о чём. Крестьянки, мещанки, обслуга внешне могут быть милыми, но разница культуры рано или поздно возьмёт своё… От слов Ивара я немного ошалел. Вот, я ответил то, что он хотел услышать. То, что его могло успокоить, хотя внешне он ведёт себя очень спокойно. Само слово «баба» настолько нетипично для него, что я невольно среагировал на автомате… Как же тебя, братишка, подломило за последнее время. Идеалист и романтик стремительно превращается в циника, похабника и всякого подобного мне. Видать, отчисление из части с волчьим билетом и наёмники не прошли для тебя просто. Самое худшее, что я в тот момент каким-то образом прозрел, что ему нет ради чего жить… Наверное, дама сердца, с которой я сдуру познакомил его в компании мажоров Адруса, забрала его сердце. Хуже того. Забрала сердце и насрала в душу. Что ж. Всё как обычно. Сам на эти грабли неоднократно напарывался в юности… Что-то его надломило. Конкретно, что надломило? И он в этом никогда не сознается, не то что мне, но и самому себе. А если сознается, то перестанет быть собой. Станет просто куском мяса. Забудется. Сопьётся. Убьёт в ярости. Выйдет один против толпы в одиночку. И это только самые лучшие варианты ломки мужского сознания. Про остальные даже вспоминать не буду… Как всё знакомо. Как-то всё происходит одинаково. Разные миры, разные культуры, а суть мужчины одна. Мутируем после жизненных разочарований в нечто подобное мне. Пьяное, непотребное, злобное и циничное. И это ещё не предел. Предела я не знаю. Хоть и видел их на пределе. Тех, у кого уже нет предела. Они гораздо хуже. Их почему-то принято называть злодеями, отбросами общества, мразью… А все они такие же… После первого надлома и слома идёт второй надлом и слом, третий слом… Потом, когда от души уже одна пыль – это уже не люди. Но всё начинается с первого надлома. Ты не прав, Ивар. Ты сам пока этого ещё не понимаешь! Тебя уже ломает. По мелким оговоркам это можно понять. Какова бы ни была причина, ты не прав. Я не дам тебе сломаться… В таких вот мыслях мы доехали до таверны, где обычно колдует жрец Халмар. Смотрю на своих парней. Они смотрят в ответ на меня настороженно. «Волосатый огурец» вам. Мы здесь не потому, что я в очередной раз приехал за дозой, а потому что тут относительно дёшево, и меня тут относительно хорошо знают.