— Нет, — ответила она. — Социалиста Герберта Уэллса весьма занимали проблемы технологического прогресса, социальной справедливости и классовой борьбы. В «Острове доктора Моро» он рисует мир, возникший в результате генетических манипуляций, а в «Человеке-невидимке» — как плод научного безумия. В «Машине времени» рассказчик перемещается в будущее и обнаруживает, что Англия стала неким земным раем, где живет миролюбивый и беззаботный народ, элои. — Не сводя с Дианы глаз, он вставил магнитную карту в очередной ящичек. — Элои происходят из привилегированных слоев буржуазного общества. Тысячелетия полнейшего комфорта, в котором они пребывали, настолько ослабили их интеллект, что он не превышал уровня пятилетнего ребенка. Столетиями они ничего не делали, и теперь очень быстро устают. Элои очаровательны, прелестны и веселы, но чудовищно равнодушны. Когда один из них тонет на глазах у остальных, никто даже не пытается ему помочь. Диана слушала его вполуха, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни вокруг себя и сориентироваться в лабиринте коридоров. — А когда наступает ночь, рассказчику открывается еще одна реальность, куда более ужасная. Элои не одни, под землей живет другой народ, отвратительный и опасный, морлоки. Они потомки пролетариев. В результате корыстолюбия своих лидеров эти существа постепенно проникли в высшие классы и образовали собственную расу, живущую в подземных галереях и колодцах. Насколько элои миловидны, настолько морлоки безобразны. Они уже совсем отвыкли от дневного света и выходят из своих обиталищ только по ночам. Вот почему, когда садится солнце, элои спешат укрыться в развалинах своих дворцов. Чтобы выжить, морлоки стали каннибалами… Диану ужасно раздражала болтовня психиатра. Куда он клонит? Очевидно, Ксавье просто получает удовольствие, слушая собственный голос. — Весьма точное описание нашего современного общества, не правда ли, мадемуазель Берг? С одной стороны элои, интеллект и воля которых деградировали в результате сытой и безопасной жизни, а эгоизм разросся. С другой — хищники, преподающие им старинный урок страха. Мы с вами, мадемуазель Берг, из элоев, а наши пациенты — из морлоков. — А не слишком ли примитивно? Он пропустил замечание мимо ушей и спросил: — А знаете, в чем мораль этой истории? Она, конечно же, есть. Уэллс считал, что деградация интеллигенции — естественное следствие отсутствия опасности. Животное, находящееся в идеальной гармонии с окружающей средой, есть всего лишь механизм. Природа апеллирует к интеллекту только тогда, когда недостаточно инстинкта и опыта. Разум развивается в условиях перемен и опасности. — Ксавье широко улыбнулся и посмотрел на Диану долгим взглядом. — Что касается персонала, то мы пока никого не встретили, — сказала она. — Здесь все автоматизировано? — У нас есть человек тридцать санитаров, шесть медбратьев, врач, сексолог, шеф-повар, семь кухонных работников и девять человек технического персонала. Все, разумеется, работают по половине дня. К этому вынуждает сокращение бюджета. На полной ставке только трое ночных санитаров, медсестра, шеф-повар… и я. Мы вшестером остаемся на ночь и спим в помещении института. Есть еще охранники, которые, я надеюсь, по ночам не спят. — Ксавье коротко, сухо хохотнул и прибавил с улыбкой: — Если считать вас, то теперь нас будет семеро. — Шестеро… на восемьдесят восемь больных? «А сколько охранников?» — сразу пришло ей в голову. Она представила себе огромное здание института. Что же будет, если убрать всех ночных служащих? Ведь здесь восемьдесят восемь опасных психопатов. По ее телу пробежала дрожь. Ксавье догадался, что ей не по себе. Улыбка его стала еще шире, а глаза сузились и маслянисто заблестели. — Я уже вам сказал, что системы защиты не просто, а излишне многочисленны. Со дня основания института отсюда никто не убежал, да и сколько-нибудь серьезных инцидентов не было. — А какими медикаментами вы пользуетесь? — Как вам известно, считается, что антиобсессионные средства гораздо эффективнее, чем классические лекарства. Наш метод состоит в сочетании гормональных средств типа LHRH с антидепрессантами типа SSRI. Такое лечение воздействует на производство гормонов, отвечающих за сексуальную активность, и ослабляет навязчивое состояние. Разумеется, этот метод абсолютно неэффективен в отношении семи пациентов, содержащихся в секторе А. Они вышли в просторный холл у подножия лестницы. Сквозь ажурные ступени просвечивала стена из неотесанного камня. Диана предположила, что именно эту огромную кладку она увидела сразу, как только подъехала. На ней еще виднелись ряды маленьких окошек, напоминавших тюремные. Каменные стены, бетонные лестницы, цементные полы… Интересно, для чего поначалу предназначалось это здание? Сквозь большую застекленную дверь виднелись горы, уже окутанные вечерней мглой. Диана и не заметила, как пролетело время. Вдруг рядом с ней возникла какая-то безмолвная тень, и она вздрогнула от неожиданности. — Мадемуазель Берг, позвольте вам представить нашу старшую медицинскую сестру, Элизабет Ферней. Ну, как нынче вечером наши «асы», Лиза? — Немного нервничают. Не знаю, как им это удалось, но они в курсе происшествия на электростанции. Голос холодный и властный. Старшая сестра оказалась высокой женщиной лет сорока, со строгим и жестким лицом, которое, однако, вовсе не производило неприятного впечатления. Каштановые волосы, надменный вид и прямой взгляд, какой бывает у людей, постоянно готовых от чего-то обороняться. Услышав последнюю фразу, Диана вспомнила заставу на шоссе. — Меня по дороге остановили жандармы, — сказала она. — А что случилось? Ксавье не счел нужным ответить. Диана, казалось, вмиг стала для него величиной, не стоящей внимания. Лиза Ферней повела в ее сторону темными глазами, снова посмотрела на психиатра и спросила: — Надеюсь, вы не собираетесь вести ее сегодня вечером в сектор А? — Мадемуазель Берг — наш новый… психолог, Лиза. Она здесь ненадолго, но доступ у нее будет ко всему. Старшая медсестра снова задержала взгляд на Диане, а затем двинулась вверх по лестнице. — В таком случае, полагаю, нам придется часто встречаться. Бетонные ступени вели еще к одной двери, на самый верх здания. Она была не застеклена, а сварена из толстой стали, в ней виднелось квадратное окошко наподобие иллюминатора. За ним Диана разглядела еще одну такую же дверь. Шлюзовая камера, как на подводных лодках или в подвалах банков. Из-за наличника двери их снимала камера. — Добрый вечер, Люка, — сказал Ксавье, глядя в объектив. — Откроешь нам? Светодиодная лампа из красной стала зеленой, и Ксавье потянул на себя тяжелую бронированную дверь. Оказавшись внутри, они молча ждали, пока дверь снова закроется. В закрытом пространстве Диана сразу различила запах духов старшей медсестры, стоявшей рядом с ней. В нем преобладали металлические и минеральные нотки. Вдруг из-за второй двери раздался долгий вопль, который надолго повис в воздухе. — Как я вам уже говорил, к пациентам сектора А, — начал Ксавье, словно не замечая крика, — мы применяем аверсивную терапию специального вида, так называемую дрессировку. — Он уже второй раз произносил это слово, и Диана снова напряглась. — Повторяю, эти индивидуумы — полные социопаты. Никаких сожалений, сопереживания, надежды на выздоровление. Помимо дрессировки мы довольствуемся минимальной терапией, к примеру регулярно контролируем уровень серотонина в крови. Низкий показатель связан с импульсивностью и насилием. В остальном же наша главная задача — не давать им возможности наносить вред. Эти монстры ничего не боятся. Они знают, что никогда не выйдут отсюда. На них не действуют ни угрозы, ни приказы. — Зеленый огонек снова замигал, и Ксавье положил руку с наманикюренными пальцами на вторую бронированную дверь. — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД, МАДЕМУАЗЕЛЬ БЕРГ. Но не нынче ночью. Нет, не теперь, Лиза права. Сегодня я пойду один, а она вас проводит. — Итак, ты ничего не слышал? — Сервас пристально глядел на второго охранника. — Нет. — Потому что был включен телевизор? — Или радио, — ответил тот. — Мы врубаем его, когда не смотрим телевизор. — На полную мощность? — Да, очень громко. — Что же вы смотрели и слушали в эту ночь? Теперь пришла очередь охранника вздыхать. Его уже допрашивали жандармы, а теперь этот сыщик… Приходилось повторять все в третий раз. — Футбольный матч «Олимпик» Марсель — «Атлетико» Мадрид. — А после матча вы поставили DVD, так? — Так. Череп охранника посверкивал в неоновом свете. Голову он брил наголо, и Сервас увидел шрам, идущий от уха до уха. Войдя в комнату, он инстинктивно решил обращаться к охранникам на «ты». В жизненное пространство таких людей надо вторгаться сразу, немедленно давать понять, кто делает игру. — Что за фильм вы смотрели? — Ужастик из серии В: «Глаза ночи». — Звук тоже врубали на полную? — Да, я уже говорил. Сервас надолго замолчал, охранник почувствовал себя явно не в своей тарелке и начал оправдываться: — Мой напарник туговат на ухо. Потом, мы ведь здесь одни, так чего стесняться? Сервас понимающе кивнул. Показания обоих охранников повторялись слово в слово. — Сколько длился футбольный матч? Парень посмотрел на него как на инопланетянина и ответил: — Два тайма по сорок пять минут, перерыв, остановки в игре… Часа два максимум. — А фильм? — Часа полтора или два. — Во сколько начался матч? — Это был кубок Европы, в двадцать сорок пять. — Гм-гм… Что приводит нас приблизительно к нулю тридцати. А потом вы сделали обход? — Нет. — Охранник с виноватым видом опустил голову. — Почему? — Мы поставили еще фильм. Сервас наклонился и удивился, увидев в оконном стекле свое отражение. Оказывается, за окном был уже вечер. Температура, наверное, упала намного ниже нуля. — Еще один ужастик? — Нет… — Тогда что? — Порно. Сервас выгнул бровь, и на лице его заиграла улыбка жестокого и порочного кролика. На секунду он стал похож на героя детского мультика.[10] — Опа! Ну-ну, и до которого часа?