— Кто его знает. Около двух часов… — Однако! А потом? — Что потом? — Вы пошли на обход? — Нет… — Не расслышал. — Нет. — Почему? На этот раз охранник поднял голову. — Слушайте, ну кому придет в голову мысль подниматься сюда в самый разгар зимы? Тут же никогда никого нет. Это пустыня. Тогда зачем, спрашивается, делать обход? — Но за что-то вам же платят деньги? А эти граффити на стенах? — Молодежь сюда иногда забредает, да и то лишь в подходящее время года. Сервас наклонился сильнее. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от физиономии охранника. — Значит, если бы во время фильма подъехала машина, вы не услышали бы? — Нет. — А фуникулер? Охранник секунду нерешительно помедлил, и это не укрылось от Серваса. — Тоже. — Ты уверен? — Э-э… Да. — А как же вибрация? — А что — вибрация? — Фуникулер при движении создает вибрацию. Я ее ощутил. А вы прошлой ночью ничего не почувствовали? Парень снова замялся и ответил не сразу: — Ее заглушил фильм. Вранье. Сервас был в этом абсолютно уверен. Оба сговорились врать еще до приезда жандармов. Одни и те же ответы, одни и те же запинки. — Футбольный матч плюс два фильма дают нам в сумме около пяти часов, — подсчитал Сервас, прямо как кассир выручку. — Во время фильма не было никакого шума? Но в каждом из них есть эпизоды без звука. Даже в ужастиках… Прежде всего в них. Когда напряжение возрастает, а тревожное ожидание достигает высшей точки. Сервас еще больше наклонился, и их лица почти соприкоснулись. На него пахнуло несвежим дыханием и страхом. — Не все же время актеры орут и режут друг другу глотки, правда? Сколько времени нужно фуникулеру на подъем? Пятнадцать минут? Двадцать? Столько же на спуск. Понимаешь, куда я клоню? Если фильм заглушил шум фуникулера, то не иначе как вмешался бог совпадений, а? А ты как думаешь? Охранник покосился на него взглядом затравленного зверя. — Кто его знает. Может, это было еще до матча, а то и во время… Но мы точно ничего не слышали. — У вас все время крутились DVD-диски? — Э-э… Да. — Прекрасно, воспроизведем обстоятельства происшествия и посмотрим, сможет ли ваш маленький телевизор заглушить такой грохот. Посмотрим матч и ваше порно — короче, проверим все до конца. На лице охранника выступили капли пота. — Мы были слегка пьяны, — произнес он так тихо, что Сервас заставил его повторить. — Пардон? — Мы выпили. — Много? — Немало. — Охранник поднял руки ладонями вверх. — Послушайте, вы даже представить себе не можете, что такое сидеть тут в зимние ночи, комиссар. Вы видели, какая здесь обстановка? Когда наступает ночь, кажется, что ты один в целом мире. Как будто… как будто со всех сторон ничего нет… как на необитаемом острове, затерянном в океане снега и льда, — прибавил он с неожиданным лиризмом. — Всем наплевать, чем мы тут занимаемся по ночам. Для них для всех мы невидимки, нас вообще не существует. Им надо лишь, чтобы никто не попортил оборудование. — Я не комиссар, а майор. Тем не менее кто-то сюда поднялся, взломал дверь, запустил фуникулер и затащил туда дохлую лошадь, — терпеливо растолковывал Сервас. — На такое дело нужно время. Оно не может пройти незамеченным. — Мы закрыли ставни. Нынче ночью была сильная непогода, а отопление работает слабо. Короче, мы заперлись, выпили как следует, чтобы согреться, врубили телевизор и музыку, чтобы не слышать, как воет ветер. Ясное дело, когда ты пьян, любой звук спутаешь с метелью. Мы обход не сделали, это верно. Но насчет лошади — это не мы. Сервас подумал, что это очко в пользу охранника. Ему нетрудно было себе представить, что такое непогода в этих местах. Порывы ветра, снег, ветхие заброшенные дома, в которых гуляют сквозняки, старые скрипучие ставни и двери… животный страх — тот, что охватывал первобытных людей перед лицом бушующей природы. С ним трудно справиться даже вдвоем. Он был в сомнении. Версии обоих охранников совпадали, и все-таки майор им не верил. Как ни крути, в одном он был уверен: они врут. — Как? — Показания совпадают. — Да. — Чересчур. — Я тоже так думаю. Майяр, Циглер и Сервас собрались в маленькой комнате без окон, освещенной бледным светом неоновой лампы. На стене висел плакат «Медицина труда. Предупреждение и оценка профессиональных рисков» с инструкциями и номером телефона. Лица обоих представителей жандармерии выглядели усталыми. Сервас знал, что его физиономия не лучше. В такой час и в этом месте у них возникло впечатление, что они оказались на краю всего: усталости, света, ночи… Кто-то принес стаканчики с кофе. Сервас посмотрел на часы. Пять тридцать две. Марк Моран с посеревшим лицом и красными глазами распрощался со всеми и уехал домой двумя часами раньше. Сервас увидел, что Циглер стучит пальцами по клавиатуре ноутбука, и нахмурился. Несмотря на усталость, она сосредоточенно строчила рапорт. — Они сговорились еще до того, как их разделили, — заключил он, допивая кофе. — Либо потому, что нарушили инструкцию и набезобразничали, либо им есть что скрывать. — Что они натворили? — спросила Циглер. Он подумал, смял пластиковый стаканчик и бросил его в корзину для мусора, но промахнулся. — Нам нечего им предъявить, — сказал Сервас, нагибаясь, чтобы поднять стаканчик. — Их надо отпускать. Сервас представил себе охранников. Оба они доверия не внушали. За семнадцать лет работы он повидал великое множество таких типов. Перед допросом Циглер сообщила, что они состояли на учете в картотеке Системы обращений по установленным правонарушениям STIC, в просторечии — были «застикованы». Само по себе это мало что значило. В системе зафиксировано двадцать шесть миллионов таких обращений, среди них нарушения пятой категории, так называемые мелкие, что вызвало возмущение защитников личных свобод граждан. Потому они и присудили французской полиции приз Большого брата за установление этой своеобразной наблюдательной вышки. Но Сервас и Циглер раскопали, что оба охранника фигурировали также и в списках первой категории в досье криминалистического учета. Они много раз отбывали в тюрьме краткосрочные наказания за разные провинности: нанесение тяжких телесных повреждений, угрозы убить, незаконное лишение свободы, вымогательство и еще множество проступков, связанных с насилием, в том числе и по отношению к собственным товарищам. Несмотря на такой солидный послужной список, им присудили в общей сложности по пять лет. На допросах они были кроткие, как овечки, утверждали, что урок пойдет им на пользу и они снова встанут в строй. Кредо у обоих было одинаковое, а искренности — ни на грош. Разве что адвокат был способен превратить их банальный треп во что-то стоящее внимания. Инстинктивно Сервас чувствовал, что, не будь он сыщиком и задай им эти вопросы на какой-нибудь пустынной парковке, ему довелось бы скверно провести четверть часа. Они поизмывались бы над ним вволю. Мартен провел рукой по лицу. Под красивыми глазами Ирен Циглер залегли темные круги, и он нашел ее еще более неотразимой. Она сбросила форменную куртку, и в ее белокурых волосах играл неоновый свет. Сбоку на шее Сервас заметил маленькую татуировку с какой-то китайской идеограммой. — Надо пойти немного поспать. Какая у нас программа на завтра? — Конный центр, — ответила она. — Я послала людей, чтобы опечатали бокс. Эксперты приедут завтра. Сервас вспомнил, что Маршан говорил о взломе, и уточнил: — Надо начать с персонала центра. Не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Капитан, думаю, вы пока не нужны, — обратился он к Майяру. — Вас будут держать в курсе дела. Тот кивнул в знак согласия и сказал: — Есть два вопроса, на которые нам надо ответить сразу. Где голова коня? Зачем было с таким трудом тащить его наверх на фуникулере? В этом наверняка кроется какой-то смысл. — Станция принадлежит группе Ломбара, Свободный был его любимцем. Несомненно, метили именно в него. — Обвинение? — предположил Майяр. — Или месть, — вставила Циглер. — Месть может стать и обвинением, — заметил Сервас. — У таких, как Ломбар, всегда полно врагов. Но я не думаю, что такой спектакль мог устроить обыкновенный соперник в делах. Поищем прежде всего среди служащих. Кто был уволен, у кого в прошлом случались контакты с психиатрами. — Есть еще и другая гипотеза, — произнесла Циглер, закрывая ноутбук. — У Ломбара свои представительства в России, Южной Америке, Юго-Восточной Азии… Возможно, в данный момент он перебежал дорогу какой-нибудь мафии или преступной группе.