— При том условии, если заявления господина следователя не повредят работе следственной бригады, — отозвался Сервас. — Что там у вас произошло? — Взгляд Кати д’Юмьер сразу похолодел на несколько градусов. — Майор Сервас рассердился на доктора Проппа и на меня, когда мы позавчера были в институте, — стал оправдываться Конфьян. — Он потерял самообладание и сорвался при всех. — Мартен? — Кати повернулась к Сервасу. — «Потерял самообладание…» Думаю, это несколько преувеличено. Истиной является то, что господин следователь предупредил доктора Ксавье о нашем визите, ни слова об этом не сказав ни вам, ни мне. А ведь мы планировали нанести визит без предупреждения. — Это правда? — ледяным тоном обратилась д’Юмьер к Конфьяну. — Ксавье — мой друг. — Лицо молодого следователя перекосилось. — Я не мог явиться к нему с полицией, не предупредив. — Почему же тогда вы не предупредили и нас тоже? — отчеканила д’Юмьер, и голос ее задрожал от гнева. Конфьян виновато опустил голову и промямлил: — Не знаю. Мне это не показалось… таким уж важным. — Послушайте! На нас уже направлены прожектора. — Она резко дернула подбородком в сторону толпы журналистов, собравшихся за лентой заграждения. — Мне бы не хотелось, чтобы мы демонстрировали раскол. Но если уж так получилось, то мы будем говорить только одним голосом: моим! Смею надеяться, что расследование быстро подойдет к концу, — бросила Кати, отходя. — Я хотела бы собрать тридцатиминутное совещание, чтобы разобраться и определиться! Уходя, Конфьян метнул в Серваса такой взгляд, каким талиб мог бы проводить порнозвезду. — Да уж, у тебя дар располагать к себе людей, — сказала Циглер, провожая его глазами. — Так, говоришь, в кабине они стояли друг за другом? — Перро и убийца? Да. — Ростом он был выше или ниже Перро? Сервас подумал и ответил: — Ниже. — Мужчина или женщина? Сервас снова задумался. Скольких свидетелей ему довелось допрашивать за все время карьеры? Всем им было очень трудно ответить именно на этот вопрос. Теперь пришел его черед, и он понял, насколько коварна может быть человеческая память. — Пожалуй, мужчина, — ответил майор, поколебавшись. — Почему ты так решил? — Циглер явно заметила его нерешительность. — Не знаю. Может, по манере держаться, двигаться… — Или же просто потому, что ты не в состоянии представить себе, что женщина способна на такое? — Не исключено. — Сервас слегка улыбнулся. — Но зачем Перро понадобилось подниматься наверх? — Видимо, он от кого-то убегал. — Так или иначе, но у нас опять повешение. — На этот раз без отрубленного пальца. — Может, просто времени не хватило? — Белокурый певец с бородой и большими, лихорадочно блестящими глазами, который в тысяча девятьсот девяносто третьем называл себя Куртом… Тебе это имя о чем-нибудь говорит? — Курт Кобейн, — не задумываясь, ответила Циглер. — Портрет в комнате кого-то из погибших ребят? — Алисы. — Официально считается, что Курт Кобейн покончил с собой, — сказала Ирен и, заметно прихрамывая, направилась к машине Серваса. — Когда? — спросил он, сразу остановившись. — В тысяча девятьсот девяносто четвертом, кажется. Он застрелился. — Ты точно это знаешь или предполагаешь? — Точно знаю, во всяком случае дату. В то время я была фанаткой и прислушивалась ко всем разговорам. Ходили сплетни об убийстве. — Тысяча девятьсот девяносто четвертый… Значит, дело не в подражании, — заключил он, снова двинувшись вперед. — Ты уже встречалась с доктором? — Нет, потом. Только Мартен собрался набрать номер, как телефон зазвонил. — Сервас слушает. — Это Венсан. Что у тебя с телефоном? Я все утро не могу дозвониться. — Что случилось? — спросил он вместо ответа. — Мы установили, что выгравировано на перстне. — Ну и?.. — Две буквы: C и S. — «CS»? — Да. — Как по-твоему, что это означает? — Пока никаких мыслей на этот счет. Сервас подумал и сразу озвучил новый вопрос: — Ты не забыл о моей просьбе? — О какой? — Относительно Марго… — Ах ты, чтоб тебя! Черт! Конечно забыл. — Как движется дело бомжа? — Ах да, пришли результаты по отпечаткам. Там есть следы всех троих парней. Но это мало что меняет. По мнению Самиры, судья склоняется к версии, что бомж утонул сам. — Должно быть, на него надавили. — Взгляд Серваса помрачнел. — Вскрытие покажет. Говорят, у отца Клемана большие связи. — Но у остальных особых покровителей нет. Судья хочет допросить сына безработного. Он считает его зачинщиком. — Ладно, посмотрим. А по Ломбару ты что-нибудь выяснил? — Ищу. Большая комната без окон разделена на проходы металлическими этажерками. На них громоздятся запыленные досье, освещенные неоновым светом. У входа два письменных стола. На одном из них компьютер пятилетней давности, на другом — тяжелый и громоздкий аппарат для считывания диамикрокарт.[36] Ящички с ними расставлены на стеллажах. Вся память Института Варнье. Диана поинтересовалась, все ли досье внесены в электронную память, и служащий архива рассмеялся ей чуть ли не в лицо. Она знала, что досье обитателей сектора А туда точно внесены. Утром Ксавье подсунул ей восьмерых пациентов, которым надо было, как он выразился, подлечить зубы. Очевидно, их не посчитали важными персонами и не потрудились войти в информационную систему за данными досье. Она двинулась по проходу и принялась изучать корешки папок. Опыт подсказывал ей, что у каждого архивиста или библиотекаря может быть своя система размещения материалов, подчас очень трудная для понимания. Но Диана довольно быстро поняла, что здешнему сотруднику хватило здравого смысла разместить архив по алфавиту. Отобрав нужные папки, она вернулась к маленькому столику для оформления запроса, потом устроилась в большом тихом зале, вдали от шума и суеты. В ее памяти сразу всплыли воспоминания прошлой ночи, проведенной в подвалах института. Холод охватил ее. С самого утра Диане мерещились мрачные коридоры подземелья, спертый воздух и леденящая сырость, она раз за разом переживала тот миг, когда оказалась в полной темноте. Кто же наведывался по ночам в сектор А? Что за человек плакал и кричал в лагере? Кто был замешан в преступлениях, произошедших в Сен-Мартене? Слишком много вопросов. Они подступали к берегам ее воспаленного мозга, как волны прилива, набегающие в урочное время. Ей не терпелось найти ответы на них. Она открыла первое досье. За каждым пациентом велось строгое наблюдение, учитывались самые первые проявления заболевания и диагноз, поставленный в клиниках, где он содержался до института, расписки в ответственности за назначение медикаментов, случайные ятрогенные эффекты, возникавшие в ходе лечения. Везде делался акцент на опасность и на те предосторожности, которые надо предпринимать, общаясь с пациентом. Все это напомнило Диане, что наивных младенцев в институте не содержат. Она сделала несколько пометок в блокноте и продолжила чтение. Применены следующие препараты… Диана не удивилась, обнаружив, что нейролептики и седативные средства назначались в солидных дозах, намного превышавших норму. Это подтверждало слова Алекса.