— Двое моих людей дежурят возле замка с начала вечера, — предупредил Сервас. — Я поставил их, как только заподозрил, в чем дело. Если господин следователь прав, то Ломбар оттуда не выходил. Кстати, где Венсан? — Он едет. Будет через несколько минут, — ответила Циглер. Едва держась на ногах, Сервас поднялся. — Твое место в госпитале, — вмешалась Ирен. — Ты не в состоянии принимать участие в задержании. Тебе необходимо промывание желудка и врачебный уход. Неизвестно еще, что за наркотик Сен-Сир тебе подмешал. — Я отправлюсь в больницу, когда все завершится. Это ведь и мое расследование. Буду держаться в стороне, — прибавил он. — Разве что Ломбар согласится беспрепятственно впустить нас в замок, что меня очень удивило бы. — Если он вообще еще там, — заметила д’Юмьер. — Что-то мне говорит, что там. Гиртман слушал, как ветер дробно сыплет в окно снежные хлопья. «Настоящая снежная буря», — сказал он себе с улыбкой. Нынче вечером, сидя в изголовье кровати, Юлиан задался вопросом, что сделает в первую очередь, если когда-нибудь обретет свободу. Он регулярно возвращался в мыслях к этому гипотетическому факту и всякий раз погружался в долгие сладкие мечты. В любимом своем сценарии он сначала забирал деньги и документы, которые спрятал на савойском кладбище неподалеку от швейцарской границы. Забавная деталь!.. Сто тысяч швейцарских франков в купюрах по сто и двести и фальшивые документы хранились в маленьком сейфе, спрятанном в той части кладбища, где была похоронена мать одной из его жертв. Девушка сама об этом рассказала, прежде чем он ее убил. Этих денег должно хватить на гонорар одному пластическому хирургу в департаменте Вар, который иногда удостаивал своим присутствием его женевские вечера. В другом тайнике у Гиртмана лежали видеозаписи, разрушительные для репутации доктора. В противоположность остальным влиятельным лицам, Юлиану хватило присутствия духа избавить себя от процесса. Пока шел суд, он находился в клинике доброго доктора, лежал с забинтованной головой в палате за тысячу евро, с видом на Средиземное море. Там установили проигрыватель высочайшего качества, чтобы Гиртман мог слушать своего любимого Малера, и каждую ночь доставляли специальную девушку по вызову. Вдруг мечтательная улыбка исчезла с его лица. Поморщившись, он провел рукой по лбу. Чертовы медикаменты вызывали у него ужасную мигрень. Что за кретины Ксавье и вся его психиатрическая шайка! Все одним миром мазаны, вместе со своей шарлатанской религией! Его охватил гнев. Бешенство пробивало себе дорогу в мозгу, шаг за шагом отключая все разумные соображения. Оно разлилось в огромном мыслительном океане, как маленькое облачко черной сепии, как жадная мурена, которая вынырнула неизвестно откуда и пожрала ясность рассудка. Ему непреодолимо захотелось двинуть кулаком в стену или сделать кому-нибудь больно. Он заскрипел зубами и завертел головой, ревя и мяукая как ошпаренная кошка, потом постепенно успокоился. Иногда ему было отчаянно трудно себя контролировать, и Гиртман справлялся с собой только за счет огромной силы духа. Кочуя по разным психиатрическим клиникам, он проводил месяцы за чтением книг этих придурков-психиатров и раскусил все их приемы, нехитрую технику ментальных фокусников-престидижитаторов и уловки иллюзионистов. Юлиан постоянно повторял эти приемы, сидя в палате. Только одержимый способен делать это с такой энергией. Он знал их слабое место. В мире нет ни одного психиатра, который не был бы о себе высочайшего мнения. Из всех нашелся только один, кто догадался о его маневрах и изъял у него книги. Единственный из многих десятков, которые ему встречались. Вдруг раздался резкий визг. Гиртман вскочил со стула. В коридоре оглушительно выла сирена, и этот звук стрелами вонзался в виски, увеличивая разбушевавшуюся мигрень. Он не успел сообразить, что происходит, как погас свет. Теперь вокруг был полумрак, в котором выделялся только серый прямоугольник окна, и пульсировала оранжевая лампочка на двери. Сигнал пожарной тревоги! Сердце начало выбивать ударов сто шестьдесят в минуту. Это шанс! Сейчас или никогда… Неожиданно дверь распахнулась, и быстрым шагом вошла Лиза Ферней. В слабом свете окна и непрерывном мигании оранжевой лампочки она напоминала силуэт из китайского театра теней. В руках старшая медсестра держала плотную ветровку, белый халат, панталоны и пару высоких ботинок. Все это она бросила Гиртману. — Одевайся! Быстро! — Лиза положила маску с противодымным фильтром и плексигласовыми очками. — Это тоже надень! Поторопись! — Что там происходит? — спросил он, в спешке натягивая одежду. — Дело приняло скверный оборот? Вам нужен кто-нибудь, чтобы отвлечь внимание? — Ты никогда и не верил, разве не так? — заявила она с улыбкой. — Просто развлекался, так, забавы ради, и думал, что я не выполню свою часть контракта. Лиза смотрела на него, не мигая. Она принадлежала к тому редкому типу людей, которые это умеют. — Какое наказание ты предусмотрел для меня, Юлиан? — Она выглянула в окно. — Скорее! У нас не вся ночь. — Где охранники? — Я нейтрализовала М. Монда. Остальные носятся по институту и отлавливают пациентов, чтобы те не сбежали. Из-за пожара отключилась система сигнализации. Да поторопись же! Внизу работает группа жандармов, но пожар и паника среди пациентов пока отвлекают их. Он натянул на лицо маску и застегнул ремешок на затылке. Лиза была довольна результатом. В халате и маске, да еще при отсутствии света, его никто не узнает. Разве что высокий рост… — Спускайся по лестнице прямо в подвал. — Она протянула ему маленький ключик. — Там увидишь стрелы на стенах, они приведут тебя к потайному выходу. Я свою часть договора выполнила. Теперь очередь за тобой. — Моя часть договора? — Его голос из-под маски звучал странно. Она вытащила из кармана пистолет и протянула ему. — В подвале ты найдешь связанную Диану Берг. Возьми ее с собой, убей, брось где-нибудь на улице и уходи. Выйдя в коридор, Гиртман ощутил запах дыма. Ослепительное мигание пожарных сигналов резало глаза, а вой сирены над головой отдавался в висках. Коридор был пуст, все двери закрыты. Проходя мимо палат, Гиртман заметил, что там никого нет. М. Монд лежал на полу в своей застекленной будке, с зияющей раной на затылке. Вокруг кровь… Много крови… Они миновали распахнутый тамбур и увидели дым, поднимающийся с лестницы. — Надо действовать быстрее! — сказала Лиза Ферней, и в голосе ее послышалась паника. Свет мигающих пожарных лампочек вспыхивал в длинных каштановых волосах гротескными оранжевыми сполохами, ясно обозначая тени надбровных дуг и носа, подчеркивая квадратный подбородок, что придавало ее лицу мужские очертания. Они начали спускаться по ступенькам. Дым становился все гуще. Лиза закашлялась. Когда оба дошли до первого этажа, она указала Гиртману на последний лестничный марш, ведущий в подвал, и вдруг сказала: — Ударь меня. — Что? — Бей! Дай мне кулаком в нос! Быстро! Он колебался не дольше секунды. Лиза, когда ее достал кулак Гиртмана, коротко вскрикнув, отступила и поднесла руки к лицу. Секунду Юлиан с удовлетворением любовался кровью, текущей по ее пальцам, потом исчез в подвале. Она проследила глазами, как он растворился в дыму. Боль была сильной, но тревога еще сильнее. Она видела, как жандармы, сидевшие в долине в засаде, стали стягиваться к институту. Это произошло еще до того, как Лиза устроила поджог. Что они тут делают, если тот сыщик мертв, а Диана без сознания лежит связанная в подвале? Что-то пошло не так, как было предусмотрено… Старшая медсестра поднялась на ноги. С подбородка на халат стекала кровь. Пошатываясь, она побрела к выходу из института. Сервас стоял перед оградой замка, рядом с ним Майяр, Конфьян, Кати д’Юмьер, Эсперандье, Самира, Пюжоль и Симеони. За их спинами — три фургона жандармерии с вооруженными людьми. Сервас уже два раза безрезультатно нажимал кнопку звонка. — Ну что?.. — спросила Кати д’Юмьер, хлопая руками в перчатках, чтобы согреться. — Не отвечают. Они уже плотно утоптали снег перед воротами, отпечатки следов перекрещивались и налезали друг на друга. — Не может быть, чтобы там вообще никого не было, — сказала Циглер. — Даже если Ломбара и нет, в замке всегда остается охрана и штат прислуги. Видимо, они просто не желают отвечать. Дыхание превращалось в маленькие белые облачка, которые сразу рассеивались на ветру. Прокурор взглянула на часы: 0.36. — Все на местах? — спросила она. Пять минут спустя в Париже, в квартире, расположенной в Восьмом округе, неподалеку от Плас д’Этуаль, должен был начаться обыск. На углу пританцовывали двое замерзших людей в штатском: доктор Кастень и нотариус, мэтр Гамелен, которых вызвали за отсутствием хозяина квартиры. Ночной обыск прокурор мотивировала требованием чрезвычайной срочности, поскольку после покушения Сен-Сира на жизнь Серваса есть риск, что улики попытаются уничтожить. — Майяр, запросите Париж, готовы ли они. Мартен, как вы себя чувствуете? У вас измученный вид. Может, вам остаться здесь, а командование операцией передать капитану Циглер? Она с этим прекрасно справится. Майяр отошел к фургонам. Сервас смотрел на Кати д’Юмьер и улыбался. Ее подкрашенные волосы растрепались, шарф бился на ветру. Видно, гнев и возмущение пересилили в ней карьерные соображения. — Валяйте, — сказал он. От одного из фургонов донеслись возгласы, Майяр выходил из себя: — А я вам говорю, что нельзя! Что? Где?! Хорошо, сейчас предупрежу. — Что случилось? — спросила д’Юмьер, глядя, как он прыжками несется к ним. — Пожар в институте! Там паника! Пациенты разбегаются, наши люди вместе с охранниками пытаются их поймать! Система сигнализации выведена из строя! Мы срочнейшим порядком должны направить туда всех людей! Сервас задумался. Такое не могло быть случайностью. — Это диверсия, — сказал он. Кати д’Юмьер мрачно покосилась на него и заявила: — Знаю. — Она повернулась к Майяру. — Говорите точнее. — Институт горит. Все пациенты находятся на улице под присмотром нескольких охранников и наших людей. Ситуация может ухудшиться с минуты на минуту. Видимо, многие воспользовались случаем и попытались бежать. Наши их ловят. — А пациенты сектора А? — Сервас побледнел. — Не знаю. — По снегу в такой холод они далеко не уйдут.