– Чего ж тут не понимать… Я спрашиваю: чьё это было изобретение? – Моё, я вам сказал. – А может быть, наоборот, Савельев изобрёл, а к вам заходил посоветоваться? – Да вы… Вы что ж это… – Вы не волнуйтесь, это естественнее предположить, маловероятно, чтобы инженер звал тракториста советоваться, но если тракторист изобретает, он, конечно, пойдёт советоваться к инженеру… – Значит, вы думаете… – Я ничего не думаю, я говорю только то, что подсказывает мне логика… Прибытков утверждал, что советовался с Савельевым, как с хорошим практиком, по поводу усовершенствованья культиватора, но следователь, считая такое объяснение маловероятным, предполагал, что автором изобретенья был именно Савельев, который и обратился к Прибыткову, ним и опытному инженеру, за советом. На третьем допросе следователь Оплачко в присутствии Матвеева прямо заявил Прибыткову о том, что его подозревают в убийстве с целью присвоения себе изобретение Савельева. – Зачем же мне было присваивать собственное изобретение? – возмутился Прибытков. – В том-то и дело, что оно не было вашим, – возразил Оплачко. – Но вам было нужно, чтобы оно стало вашим. Мы думаем, что вас соблазнили материальные выгоды, хотя и иное предположение вероятно. Я, лично, думаю другое. Вы сами сказали, что изобретенье могло повысить ваш авторитет, укрепить ваше положение. А вы, как известно, человек с подмоченной репутацией. Сумей вы присвоить себе изобретение Савельева, вы повысили бы себе цену, вам легче было бы поднять вопрос о своей реабилитации… – Но ведь это голословно, – раздражённо возразил Прибытков, пожимая плечами. – Всё-таки теперь не тридцать седьмой год. Оплачко посмотрел на Прибыткова даже с некоторым состраданием. – Но у нас есть доказательства, – сказал он. – И даже, очень веские. Он подумал, потом открыл ящик стола, достал оттуда и расправил какой-то листок. – Вам знакомо это? – спросил он Прибыткова. Это был чертёж, сделанный и небрежно, и неумело с какими-то пометками, записанными не очень грамотным почерком. – Конечно, – сказал Прибытков, – ещё бы мне было это незнакомо. Это и есть то самое усовершенствованье, с которым я ознакомил Савельева. – Но это чья рука? – спросил Оплачко. – Эта? – спросил в свою очередь Прибытков. – Эта – Савельева. – Ну, вот, видите, – торжествующе сказал Оплачко. – А вы говорите, что это ваше изобретение. Мы нашли этот чертёж при обыске у вас на квартире. – Ну, и что из этого? – спросил Прибытков. – С таким же успехом вы могли найти десятки чертежей, сделанных моей рукой. Я показывал их Савельеву, объяснял устройство, и он тоже попытался набросать механизм… – Мы и не сомневались, что вы будете так говорить, – сказал Оплачко. – Но чем вы докажете, что ваши чертежи были сделаны раньше? – Да, дат на чертежах нет, – согласился Прибытков. – Да у нас и не возникал вопрос о приоритете. Если бы я предвидел, что Савельев умрёт… – Это-то вы очень хорошо предвидели – перебил его Оплачко. – Вы очень тонко всё рассчитали… – Но позвольте, как я мог… – Прибытков захлебнулся от волнения. – Как я мог убить Савельева? – А вот это вы нам и расскажете, – сказал Оплачко. – Ним известно, что он отравлен. Но как… – Чем отравлен? – закричал Прибытков. – Вы не кричите, – остановил его Матвеев. – Криком вы нас не возьмёте. – Чем – вы нам тоже скажете, – сказал Оплачко. – Отпираться нет смысла, для вас в смерти Савельева заключена реабилитация… Прибытков виновным себя не признал и не только потому, что помнил свой разговор с Прониным, он никогда не взял бы на себя такое чудовищное преступление, а после спора с Прониным он решил не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Передавая дело Евдокимову, Матвеев поинтересовался: – Ознакомились? Как впечатление? – Что ж, ваша гипотеза не лишена смысла, – вежливо начал Евдокимов. – Но в ней, о моей точки зрения, есть одно уязвимое место. – А именно? – поинтересовался Матвеев. – Анонимка, – сказал Евдокимов. – Обвинение, почерпнутое из анонимки, очень снижает его ценность. – Но факты опровергнуть невозможно, – возразил Матвеев. – Факты, к сожалению, показывают, что в обвинении Прибыткова, помимо нас с вами, заинтересован кто-то третий. Тот, кто пожелал остаться неизвестным, – сказал Евдокимов. – Я не люблю таких свидетелей. – Во всяком случае, будем благодарны этому неизвестному за помощь, – оказал Матвеев. – Может быть, у него просто не хватает смелости… – Или он хочет отвести подозрение от себя – добавил Евдокимов. – Я бы всё-таки постарался найти автора анонимки. – Ну, это уж по вашей части, – сказал Матвеев. – Я лично не Шерлок Холмс. – И я не Шерлок Холмс, – сказал Евдокимов. – Но автора анонимки надо найти. – Значит, у вас нет уверенности в вине Прибыткова? – недовольно спросил Матвеев. – Нет, – сказал Евдокимов. – Надо найти автора анонимки. – Но это же практически невозможно, – сказал Матвеев. – Я знаю, – согласился Евдокимов. – Но найти надо. Матвеев с интересом посмотрел на своего собеседника. Это было даже смешно, – то, что говорил Евдокимов. – Попытайтесь, – сказал Матвеев. – Попытайтесь… – Теперь я хочу согласовать с вами следующее, – сказал Евдокимов. – Я хотел бы, чтобы Прибытков за недостатком улик был освобождён из-под стражи. – Вы что? – вспылил Матвеев, – он не договорил фразы, но Евдокимов понял, что хотел он сказать. – Вы что – в своем уме? – мысленно докончил за него Евдокимов и отрицательно покачал головой. – Это чистейшее безумие, – сказал Матвеев. – Продолжайте следствие… – По агентурным соображениям, – сказал Евдокимов. – Что – по агентурным соображениям? – не понял его Матвеев. – Мне легче будет вести следствие, если Прибытков будет на свободе, – сказал Евдокимов. – Вы вообще поторопились с его арестом. Я не исключаю вашей гипотезы, но Прибыткова следовало взять под наблюдение, одновременно… – Искать автора анонимки? – спросил Матвеев. – Да, и автора анонимки, – сказал Евдокимов. – Если он так заинтересован в разоблачении Прибыткова, он крутится где-нибудь возле него. – Но теперь я уже не вижу смысла, – возразил Матвеев. – Но я вижу смысл, – возразил Евдокимов и добавил: – Мы ведь ведём следствие не в канцелярии. – У вас есть указание? – спросил Матвеев, сдаваясь. – Да, мы предпочитаем изучать Прибыткова на свободе, – уклончиво сказал Евдокимов. – Я был бы вам благодарен… – Здесь даже соображения престижа… – замялся Матвеев. – А вы возьмите с него подписку о невыезде, – посоветовал Евдокимов. – Против такой меры я не возражаю. – Пожалуй, – согласился, наконец, Матвеев без всякого сопротивления. Поздно вечером, придя на ночёвку, Евдокимов не застал Пронина дома. Заспанная Ларионовна принесла ужин, поставила в ряд тарелки с рыбой, с колбасой, с хлебом и поджала губы. – Теперь вы хозяина дожидайтесь, – сказала она. – Подогревала, подогревала… Евдокимов придвинул к себе рыбу, рыба была холодная. – Обещал прийти, а может и уехал куда, – задумчиво сказала она и ушла. Евдокимов поковырял рыбу и решил подождать хозяина. Пронин вскоре пришёл.