– И я вас, Дуфф. Вам дали ключ от номера? – Спасибо, но я сегодня заночую… в другом месте. – Вы не поедете в Файф? – Нет, я переночую у двоюродного брата. Но я приеду сюда завтра утром – заберу Дункана и подброшу его до дома. Мы оба живем в Файфе. – А во сколько вы хотите за ним заехать? – В семь. И у меня, и у Дункана дети, и… Ну да, выходные же, полно дел. Ну, вы представляете. – Вообще-то нет. – Леди улыбнулась: – Ладно, доброй ночи и передавайте привет двоюродному брату. Гости один за другим покидали бар и игорные столы и разбредались по номерам или разъезжались по домам. Макбет стоял в фойе, пожимая руки и бормоча прощальные слова. По крайней мере, здесь ему не придется вести беседу с оставшимися. – Похоже, ты и правда приболел, – заявил ему вернувшийся из туалета Банко. Язык у него слегка заплетался. Он положил руку на плечо Макбета: – Ложись-ка спать, а то перезаражаешь тут всех. – Спасибо, Банко, но Леди еще в баре, гостей развлекает. – Комиссар уже час как ушел спать, так что и тебе можно. Пойду еще выпью чуток, и мы с Флинсом тоже поедем. И чтобы тебя тут к тому времени не было. Ясно? – Ясно. Спокойной ночи, Банко. Макбет посмотрел, как друг, пошатываясь, шагает к бару, а затем взглянул на часы. До полуночи оставалось семь минут. Он подождал еще три минуты, а потом выпрямился и заглянул в зал, где Леди, стоя возле бара, беседовала с Малькольмом и Леноксом. В ту же секунду, будто почувствовав на себе его взгляд, она оглянулась, и их глаза встретились. Леди едва заметно кивнула, и он кивнул ей в ответ. Затем Малькольм сказал ей что-то, она рассмеялась и ответила. Теперь засмеялись ее собеседники. Необыкновенная. Макбет поднялся наверх и прошел в их с Леди номер. Прижавшись щекой к стене, он прислушался. Из номера телохранителей доносился громкий ровный храп. Макбету показалось, что звучит он почти доверчиво. Он присел на кровать и провел ладонью по покрывалу, так что шелк зашуршал под его грубыми пальцами. Да, она необыкновенная. Ему с ней никогда не сравниться. И, возможно, у них и правда все получится, возможно, они двое, Макбет и Леди, действительно смогут все изменить, спасти город, продолжить начинания Дункана и добиться того, чего никогда не добился бы Дункан. Ведь у них было желание и сила, и они могли завоевать народную славу. Из народа, ради народа и с народом. Он погладил два лежащих на кровати кинжала. Если бы власть не обладала столь разрушительной силой, если бы она не отравляла и не развращала, то им и делать ничего не пришлось бы. Если бы Дункан сам был безгрешен, то вопрос звучал бы иначе. И ведь Дункан сам осознавал, что именно Макбету суждено осуществить заветную мечту самого Дункана – вывести город из мрака и спасти от погибели. Ведь Дункан рассудил верно: разве сможет выходец из Капитоля, представитель высшего класса повести за собой рядовых горожан? Нет, лишь один из них поведет их за собой. Дункан может указывать путь, но капитаном собирался сделать Макбета – только у того хватило бы таланта довести корабль до тихой и безопасной гавани и не утопить его. Но Дункан, безусловно, никогда добровольно не посадил бы Макбета в кресло комиссара, пусть и ради всеобщего блага. Дункан, несмотря на все свои добродетели, ничем не отличался от других власть имущих, и собственное честолюбие всегда было для него на первом месте. И вот доказательство: Дункан избавляется от тех, кто может запятнать его репутацию и лишить власти. Когда они явились к Кавдору, его тело еще не остыло. Ведь так оно и было? Ну да. Так оно и было. Так. Стрелка на часах подползла к двенадцати. Макбет закрыл глаза. Нужен он – Порядок. Макбет медленно сосчитал от десяти до одного. Открыл глаза. Выругался, вновь закрыл глаза и опять сосчитал от десяти до одного. Посмотрел на часы. Он схватил кинжалы и спрятал их в потайные карманы, по одному с каждой стороны. А затем вышел в коридор. Пройдя мимо двери в номер телохранителей, он остановился перед люксом Дункана. Прислушался. Тишина. Он вздохнул. Он заранее продумал самые разные варианты развития событий, оставалось только действовать. Макбет вставил ключ в замочную скважину и на секунду увидел собственное отражение в блестящей латунной ручке. Затем он схватился за ручку и повернул ее. Быстро окинув взглядом номер, он вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. Затаил дыхание и вслушался, как дышит тот, другой. Тот дышал ровно и спокойно. Совсем как Лориэл, директор детского дома. Нет, не отвлекайся! Перед ним был Дункан, это Дункан спал на кровати, закрыв глаза. Макбет подошел к двери в ванную, включил свет и слегка приоткрыл дверь. Для его цели этого света ему вполне хватит. Для его цели… Оказавшись возле кровати, Макбет посмотрел на спящего и ничего не подозревающего мужчину перед ним. Он опять стоит вот так. Даже смешно. Макбет поднял кинжал. Лишить жизни беззщитного – что может быть проще? Решение принято, теперь нужно лишь осуществить его. И разве не убил он беззащитного там, на дороге в Форрес? Разве он уже не запятнал себя? Разве не вернул долг Дуффу, заплаченный той же валютой – кровью? Макбет вспомнил, как расползалась по белой простыне кровь Лориэла, казавшаяся в темноте черной. Так что же останавливает его сейчас? Чем это место отличается от дороги в Форрес – ведь там они с Дуффом тоже подменили улики, чтобы криминалисты не нашли ничего, что противоречило бы придуманной ими истории? А еще у них был уговор никому не рассказывать про то, что случилось в детском доме. Иногда, Макбет, жестокость служит добру. В луче проникающего из ванной света лезвие кинжала поблескивало. Макбет опустил кинжал. У него не было сил. Но он должен. Должен. Должен себя заставить. Вот только что же ему делать, если даже сейчас, призвав на помощь Порядок, он не в силах ничего сделать? Он должен воскресить в себе другого, того, кого он так давно похоронил, безумного людоеда, о котором он поклялся навсегда забыть. Расстегивая молнию на брюках, Банко разглядывал огромный молчаливый локомотив. От ветра Банко немного пошатывался – он слегка перебрал и сам это понимал. – Папа, пошли! – позвал сзади Флинс. – А сколько времени, сынок? – Не знаю, но луна садится. – Значит, уже за полночь. Этой ночью обещали шторм. – Кобура, висевшая на поясе между первым и вторым отверстиями, мешалась, поэтому Банко снял ее и протянул Флинсу. Тот с досадой вздохнул: – Папа, это общественное место! Нельзя… – Общественный писсуар – вот что это такое, – пробормотал Банко, и в эту же секунду из-за локомотива к нему шагнула какая-то темная фигура. – Флинс, пистолет! Незнакомец выступил вперед, и луна осветила его лицо. – А, это ты! – А это вы… – откликнулся Макбет, – а я вот проветриться вышел. – И мне тоже проветриться захотелось, – пробормотал Банко. – Нет-нет, Берту я не тронул! Сейчас, когда закрыли церковь Святого Иосифа, это единственная городская святыня. – Может, ты и прав. – У тебя все в порядке? – Банко попытался расслабиться. Ему всегда было непросто мочиться, когда рядом чужие, но теперь-то, когда здесь никого, кроме Макбета и его собственного сына, теперь-то что не так? – Нет, все нормально, – странным делано-равнодушным тоном ответил Макбет. – Сегодня мне приснились те три сестры, – сказал Банко. – Мы с тобой это не обсуждали, но предсказали они метко, да? – А-а. Я уж и позабыл о них. Давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. – Да как угодно. – Банко чувствовал, что струя вот-вот брызнет. – Кстати, – Макбет словно вспомнил что-то, – я все собирался тебя спросить. Ты сейчас замначальника отдела, но если все сложится так, как сказали сестры… – Ну?! – Банко потерял терпение, поднатужился, и желание вновь отступило. – Было бы круто, если ты останешься со мной. – Комиссар Макбет и его заместитель? Ха-ха, останусь – будь уверен! – Банко вдруг понял, что Макбет не шутит. – Разумеется, мальчик мой, разумеется. Ты же знаешь – я всегда на стороне тех, кто борется во имя добра. Они смотрели друг на друга. А потом, словно по волшебству, из Банко полилось. Банко опустил глаза – мощная золотистая струя разбивалась о гигантское заднее колесо локомотива и каплями опадала вниз, на рельсы. – Доброй ночи, Банко. Доброй ночи, Флинс. – Доброй ночи, Макбет, – в один голос ответили отец и сын. – Дядя Макбет что, тоже напился? – спросил Флинс, когда Макбет покинул их. – Напился? Он не пьет, ты же знаешь. – Знать-то знаю, но он странный какой-то был. – Странный? – Довольно разглядывая по-прежнему мощную струю, Банко широко ухмыльнулся: – Когда он накидается дури, то не просто странный. – Не просто? – Тогда он совсем невменяемый. Порывом ветра струю вдруг снесло в сторону. – Шторм, – сказал Банко, застегивая молнию. Макбет обошел вокруг вокзала. Когда он вернулся к локомотиву, Банко с Флинсом там уже не было, и Макбет направился внутрь, в здание вокзала. Окинув взглядом бывший зал ожидания, он разделил присутствующих на четыре группы: продавцы, покупатели, и те, и другие одновременно, и те, кому просто нужна была крыша над головой, кто зашел сюда укрыться от дождя. Впрочем, такие вскоре тоже вольются в одну из трех вышеперечисленных категорий… Он и сам пошел в свое время этой дорогой. Обычный, сбежавший из детского дома беспризорник, кормившийся возле лотков Армии спасения, превратился вскоре в наркомана, добывавшего себе на дозу продажей наркоты. Макбет подошел к полному стареющему мужчине, сидевшему в инвалидном кресле.